И… Ания тоже.– Кто она? – спросила я, хотя обо всем уже догадалась по его голосу.– Девушка. Очень красивая. Я хотел жениться на ней. И боялся, что она за меня не пойдет, если я не буду Музыкантом. – Его пальцы, блуждавшие по струнам гитары, извлекли тихий одиночный аккорд. Вдруг я догадалась, что волосы у Ании были темные. Цвета полуночи, как этот звук. – И я пошел далеко в леса, туда, где Круг. Лег на черные камни под разрушенным сводом. И уснул. А когда проснулся, солнце уже садилось, но я знал – идти домой еще рано. Сначала надо было кое-что сделать.Он замолчал. Одна его рука поглаживала черное дерево гитары. На этот раз он не касался струн, но в воздухе все равно звенела еле слышная призрачная музыка. Наверное, отзвуки.– Что? – спросила я наконец, сгорая от нетерпения. – Что ты должен был сделать?– Ее, гитару. Из черного дерева обрушенного свода.Он произнес это так тихо, что я еле разобрала слова.– Ну и что? – поторопила я его.– При свете луны работа заняла у меня всю ночь. Наутро был готов корпус гитары. Струны я купил у мастера, изготовляющего музыкальные инструменты. Но все остальное было принесено из Круга Тишины. И тут, внезапно, я начал играть. Первое время мне приходилось скрываться, делать вид, что я медленно делаю успехи. Произошло чудо. Будто открылась запертая дверь. Я наконец понял, о чем говорят все остальные. Это было… как будто я родился глухим и вдруг стал слышать.Радость открытия, будто луч света, пробилась сквозь печаль, наполнявшую его слова. Я невольно взглянула на гитару. И все из-за нее? Невероятно. Даже если она и вправду принесена из этого… как он его назвал? Круга Тишины.– Они назвали это Поздним Пробуждением. Говорили, что это чудо. Но в конце концов выяснили, почему произошло это чудо. Старейшины ввели меня в Круг Гармонии и устроили суд. Они сказали, что я нарушил Закон Музыки. Что я сотворил Чудовище. И за это должен быть изгнан. Они открыли проход между Струнами Бытия и ввели меня в него. А чтобы я не вернулся, посадили там Страж-зверя. Путь закрыт. Я не могу вернуться домой. – Его пальцы снова пробежали по струнам и извлекли аккорд, полный горя и одиночества. Карие глаза, поняла я. У Ании были карие глаза.– Вот так, теперь у меня есть музыка, – молвил он наконец. – И больше ничего.Наступила тишина, глубокая и тревожная. И в эту тишину вломился Ал Гатор со своими головорезами. Глава 5Дыхание сфинкса – Вот они! – заорал исполнительный директор «Звездной музыки», хотя непонятно, как он мог что-нибудь разглядеть среди полумрака через свои темные очки. Наверное, у него рентгеновское зрение. – Выгоните этих нарушительниц с запретной территории!– Ты не заметила видеокамеру, – шепнула я Вилл.– Вряд ли. – Она на миг закрыла глаза, потом снова открыла. – Черт возьми, – пробормотала она, указывая на небольшую коробочку над дверью. – Я пропустила микрофон.Один из головорезов, поигрывая мускулами под тесной черной футболкой с надписью «Огнецветы. Охрана», угрожающе шагнул вперед.– А ну, проваливайте, леди, – пророкотал он. – Хозяин хочет, чтобы вы ушли, и он не шутит.– О, мы с радостью уйдем, – заявила я, – но только если Кид пойдет с нами.– Нет уж, мисс, этому не бывать…– Но я хочу уйти с ними, – тихо сказал Кид.– Хочешь? – голос Гатора от изумления сорвался на фальцет. – Что ты сказал? Что за чушь они вбили тебе в голову?– Я хочу уйти, – упрямо повторил Кид. – Я больше не хочу быть поп-звездой.Гатор побелел, потом покраснел, потом побагровел от ярости. Зрелище вышло довольно занятное.– Как вы посмели?! Неужели я?… Вы представляете, сколько денег!.. – от бешенства он не успевал заканчивать фразы. Потом нечеловеческим усилием обуздал свой гнев. – А теперь послушай меня, малыш, и вы все тоже слушайте. Кто тебя открыл? Я. Кто дал тебе все, о чем ты просил? Я. Ты хороший парень, неплохой музыкант, не хочу тебя обидеть, но ты не от мира сего…– Может быть, – ответил Кид. – Но я буду жить где угодно, только не здесь. – И он направился к выходу.– Остановите его, – рявкнул Гатор своим головорезам. – Отведите в его комнату. Заприте дверь. У него нервный срыв. Дать успокоительного, полная тишина, никого не пускать… Вы знаете, что делать. Скоро он придет в себя.Двое громил ринулись на Кида. Гатор с третьим погнались за нами.– С вами, крошки, разговор особый, – угрожающе процедил Гатор. – Я вас научу не совать нос не в свои дела…– Давай, – откликнулась Вилл. – Девочки, шпаги наголо!Хай Лин и я метнулись в одну сторону, Вилл и Тарани – в другую. Корнелия взмахнула рукой, и участок деревянных лесов покачнулся и рухнул на охранника, бросившегося за Кидом. Хай Лин тоже подняла руку, и откуда-то налетел ветер, которого не должно было быть в этом пустом, как пещера, сарае. Пластиковые перегородки затрепетали и захлопали, потом сложились и укрыли под собой обоих оставшихся громил и их третьего товарища, который пытался выбраться из-под лесов; из груды пластиковых листов слышались сдавленные ругательства. Я схватила ведро краски, сняла крышку и направила его содержимое на охранника, гнавшегося за Вилл. В краске содержалось достаточно воды, и мой замысел удался – вся она метко полетела ему в лицо. Он с ревом завертелся на месте, поскользнулся в краске и шлепнулся. Его лицо и туловище приобрели нежнейший лавандовый цвет.Я слишком долго мешкала, любуясь этой картиной. Чьи-то влажные руки схватили меня сзади за плечи и попытались опрокинуть на спину.– Пусти, – завопила я. – Пусти, мерзкая жаба!И внезапно меня действительно отпустили.– Ох, Ирма! – в сердцах воскликнула Вилл. – Ты же обещала больше так не делать!Я обернулась. На полу, удивленно разевая рот, сидела большая жаба. В миниатюрных темных очках.– Если хочешь вернуть ему прежнее гнусное обличье, можешь сама поцеловать его, – прошипела я. – Ты же слышала, что он собирался сделать с Кидом!– Возьми его, и пошли отсюда, – предложила Корнелия. – Только, ради бога, не выпускай. Помнишь, сколько хлопот у нас было в прошлый раз?– Это вышло случайно, – ответила я, заливаясь краской. Если парень хочет насильно поцеловать тебя, когда ты этого не желаешь… к тому же мы все-таки превратили его обратно. Когда нашли. Но я хорошо помню, сколько времени мы бродили по болотам, выискивая среди сотен квакушек одну, особенную. Я схватила жабу, пока она не ускакала, сунула в пустое ведро и завязала сверху свитером. – Теперь не убежит.Окрашенный громила снова поднялся на ноги и, шатаясь, неуверенно побрел в нашу сторону. Наверно, он почти ничего не видел, но мне не хотелось оказаться в зоне досягаемости его огромных ручищ – они походили на ковши экскаватора, только больше. Один из его приятелей сумел стряхнуть с себя обрушенные леса и почти выбрался из-под пластика. Пора уносить ноги. Мы все, и в том числе Кид, во весь дух помчались к двери и захлопнули ее за собой.– Запри покрепче, – сказала Корнели Вилл. – И сделай так, чтобы они ее не открыли.Корнелия положила ладонь на замок и сосредоточенно сдвинула брови. Из механизма послышались отчетливые громкие щелчки.– Второпях они ни за что не найдут ключ, – удовлетворенно сказала она. И мы побежали к воротам.Там тоже оказался замок (детская игрушка для Корнелии), но охраны не было, только переговорное устройство, через которое общался шофер, доставивший продукты и нас. Мы вышли за ворота и направились вверх но склону холма, к загону для овец, в котором оставили велосипеды. – Как вы думаете, они за нами погонятся? – с тревогой спросила Тарани. – Вряд ли, – пропыхтела я, карабкаясь на холм. – Без Гатора, который ими командует, они шагу не ступят.– Может быть. – Вилл откинула волосы со лба хорошо знакомым мне решительным жестом. – Но все равно лучше не медлить. – Она посмотрела на Кида, который стоял, дрожа на зимнем ветру. В сарае было тепло, и на парне была лишь тонкая белая рубашка. – Хочешь домой?– Я же сказал, не могу.– Но если бы смог… если мы тебе поможем… хочешь?Он ответил не сразу, но когда заговорил, его голос дрожал от сдерживаемого пыла.– О, да, – прошептал он. – Больше всего на свете. Больше всего во всех мирах!– Тогда, – сказала Вилл, – думаю, нам нужно поговорить с Оракулом.Посреди Великого Небытия стоит неприступный Храм Братства – Кондракар. Очень, очень далеко от старого овечьего загона, приткнувшегося на заснеженном склоне холма. И все-таки… Если Вилл достает Сердце Кондракара, мы попадаем туда за одно мгновение. Иногда мы оказываемся там полностью – и душой, и телом. Иногда туда переносится только наш разум. Но в любом случае Кондракар совершенно реален.Зал с множеством высоких колонн. Тихое присутствие Оракула…«Вы привели ко мне Изгнанника».– Да, – сказала я. – Мы надеялись… мы хотим отвести его домой.«Он нарушил законы своего народа. Нарушил сознательно».– Но он раскаивается! И очень хочет домой. И… и ему нельзя оставаться в Хитерфилде. Хоть он этого и не хочет, его музыка причиняет людям боль.«Значит, Стражницы Кондракара, вы хотите ему помочь?»– Очень хотим! Но не знаем, что можно сделать.«Милосердное побуждение. Нельзя отвергать поступки, продиктованные милосердием. Только знайте: вы можете отправиться на Бард. Но Страж-зверь, поставленный Старейшинами, действует по закону, и, чтобы пройти мимо него, вы не сможете воспользоваться Сердцем».– Но… но как же мы справимся с ним? – я хорошо знала: без Сердца наши силы очень малы и часто непредсказуемы.«Вот это вам и предстоит выяснить. Вы все еще хотите попытаться?»Я плохо видела остальных, но чувствовала их рядом с собой – мы все соприкасались с Сердцем. И я ощутила их согласие.– Да, – ответила я.И миры сместились.В ушах стоял непрестанный свист ветра. Серый песок у нас под ногами издавал запах пепла. А над головой нависало тусклое серое небо, не озаренное ни луной, ни солнцем.– И это – Бард? – с недоверием спросила я. Слушая музыку Кида, я представляла себе мир полей и рощ, ручьев и быстрых рек, наполненный звуками пастушьей флейты, льющимися издалека. Но этот мир не оправдал моих ожиданий! Кид покачал головой.– Нет, – ответил он, повысив голос, чтобы перекричать ветер. – Это… место, где сидит Страж-зверь. Это даже не мир, а так… нечто промежуточное.Я обрадовалась. Невесело было бы жить здесь!Пески зашевелились. Если стоишь на месте, то начинаешь медленно тонуть в них, поняла я. Мои ноги уже погрузились в песок по щиколотку. Неужели, если постоять подольше, можно просто… исчезнуть? У меня зародилось страшное подозрение, что дело обстоит именно так.– Надо идти без остановок, – сказала Вилл.– Я утопаю! – воскликнула Тарани.– Мы все утопаем, – ответила я. – Тут нельзя долго стоять на одном месте.– Здесь нет ничего прочного, – подтвердил Кид. – Ничего, кроме Страж-зверя.Мы с трудом побрели вперед; ветер свистел вокруг нас, швырял в лицо песок, острый и колючий.– Где этот зверь? – спросила Тарани, оглядываясь в тревоге. – Далеко до него?– Не знаю, – ответил Кид. – Я был здесь дважды, пытался пройти… – Он запнулся, будто стыдился своих попыток обойти решение Старейшин. – Оба раза он внезапно появлялся неведомо откуда.Мы шли не ради того, чтобы куда-то прийти, а просто потому, что надо было двигаться. Песок и небо перед нами были одного цвета, и горизонт был почти неразличим. Я не могла определить, приближаемся ли мы к нему. Небо оставалось все таким же – не темнело и не светлело.После долгого пути по зыбучим пескам Вилл остановилась перевести дыхание.– Сколько можно брести неведомо куда? – проворчала она. – Кид, нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы зверь появился?– Как только я хотел вернуться домой, он появлялся сам, – устало ответил юноша.– Да, но… как?– Когда Старейшины изгнали меня, они открыли просвет между Струнами Бытия. Что-то вроде паузы в музыке. Наверно, если бы я смог сделать что-то подобное, я бы вернулся домой.– Поэтому ты играл на своей гитаре?– Да. Другого инструмента у меня нет.– Гм. Может быть, ты поиграешь, пока мы идем? Увидим, произойдет ли что-нибудь.Кид кивнул и снял с плеча гитару. Пару раз согнул и разогнул пальцы, разминая их, и начал играть.Почему-то гитара звучала не так чарующе, как в Хитерфилде. Ноты казались до странности тусклыми и безликими. Кид заколебался и умолк.– Простите, – сказал он. – Это неправильно.– Продолжай играть, – подбодрила его Вилл. – Пусть будет некрасиво, все равно продолжай.Он, казалось, готов был обидеться. Попросить музыканта играть ниже своих возможностей – на Барде это, должно быть, неслыханное оскорбление. Но сейчас мы были не на Барде – и, если дела пойдут так и дальше, никогда не попадем туда.– Сыграй «Возвращение домой», – предложила я. – И играй так, будто ты хочешь этого всей душой, а не просто мечтаешь о несбыточном.Он бросил на меня странный взгляд. Но все-таки начал извлекать из струн те же завораживающие аккорды, которые мы слышали в сенном сарае.
Туда, где дорога плавно уходит за поворот,Где закатное солнце сияет сквозь пыльную даль…
Внезапно ветер подул сильнее. И песка в нем стало больше. Сделалось почти невозможно ничего разглядеть; я протерла глаза, но это не помогло.
Туда, где конец дорог,где усталый покой найдет…
Я споткнулась. Прямо передо мной высилась стена из грубого песчаника – я не видела ее до того мгновения, пока не наткнулась на нее. Какие странные выступы. Почти как…Как когти.Я оцепенела. Медленно подняла глаза. И поднимала их очень долго, пока не коснулась затылком плеч.Ну и огромный же он! То, что я приняла за стену, было всего лишь передней лапой. Сильный, полный песка ветер, из-за которого мы брели сгорбившись, как древние старухи, был его дыханием. И откуда-то с высоты на меня смотрели громадные золотисто-карие глаза с тяжелыми веками; каждый глаз величиной с часы на городской башне.Раздался рев, похожий на грохот поезда в метро. Потом голос, такой же могучий, как и сам зверь:«ПУТЬ ЗАКРЫТ».– Что это? – еле слышно пролепетала Хай Лин. – Лев или… кто?– Это сфинкс, – объяснила Тарани, неплохо разбиравшаяся в таких вещах. – Лицо человека, туловище льва, размеры… громадные.«ПУТЬ ЗАКРЫТ».– Да, конечно, мы расслышали вас с первого раза, – пробормотала я.
1 2 3 4 5 6 7 8