Шофер затормозил машину перед дверью, и я увидела, как он снял свое кепи и вытер вспотевшее лицо. Могу поручиться за то, что он боялся за свои рессоры, добираясь до нашего дома по изрытой дороге. Он с опаской поглядел на заросли папоротника и ежевики. Я подумала, как он взбесится, когда я скажу ему, что он попал не туда, куда ему было нужно. Бросив на меня взгляд, полный презрения, он кинулся открывать дверцу своему пассажиру, а я продолжала с интересом наблюдать за ними.
Первыми из машины показались невероятно длинные и утонченно стройные ноги в красных замшевых туфлях. За ними последовала остальная часть леди такого высокого роста, какого и следовало ожидать при таких ногах, у которой все, как говорится, было на месте, подчеркнутое костюмом, состоявшим из жакета и очень короткой юбки. Длинные светлые волосы падали на плечи как львиная грива, а лицо было скорее приятное, чем красивое. Она бросила в мою сторону невыразимо сладкую улыбку и произнесла с нью-йоркским акцентом:
– Простите, не могли бы вы провести меня к вашей хозяйке?
Я поднялась на ноги, вытирая грязные руки о заднюю часть старых бриджей для верховой езды, и в этот момент собаки, почуявшие что-то новое, радостно набросились на нее, оставляя впечатляющие отпечатки лап на безупречно белой юбке.
– О, какие славные, – воскликнула она и тем мне, разумеется, понравилась.
– Простите моих собак за избыток чувств, – извинилась я. – Они не привыкли ни к таким великолепным автомобилям, ни к таким очаровательным посетителям.
Я протянула все еще сомнительной чистоты руку и представилась:
– Я Моди Молино, хозяйка Ардиаварнхи.
Она покраснела, осознав свою ошибку.
– О, простите меня, – вскричала гостья, – я подумала, что вы… ну, вроде садовника.
– Так оно и есть, я и садовник, и конюх, и шофер, и экономка. И с кем же я имею часть?..
– Джоанна.
Мы с нею одновременно обернулись на голос Шэннон. Она стояла в дверях, глядя на незнакомку, и я вспомнила, что она говорила мне, что любовницу ее отца звали Джоанна Бельмонт. Я снова взглянула на нее и поняла, почему Боб Киффи выбрал именно ее. Она была женщиной, созданной для мужчин: миловидная и чувственная, с какой-то здоровой, открытой аурой настоящей американской девушки. Я поняла, что она могла бы быть для Шэннон более подходящей матерью, чем холодная представительница светского общества Баффи, и мне стало жаль ее, потерявшую человека, которого она любила.
– Шэннон! – отозвалась Джоанна несколько нервозно, и я поняла почему. Это была любовница отца, и у нее был конфликт с его дочерью, сути которого мы пока не знали.
– Я должна была приехать, – заговорила Джоанна. – После вашего милого письма я подумала, что вы, может быть, на меня не сердитесь…
Она с надеждой посмотрела на Шэннон, все еще беспокоясь, что та может спросить, как это она осмелилась вмешиваться в ее дела, в конце концов, ведь она была лишь любовницей, но не женой отца. Но Шэннон на нее не сердилась.
Шэннон подошла к ней и обвила ее руками.
– Я не знаю, почему вы приехали, – проговорила она, – и как вы меня разыскали. Но я рада вашему приезду. Я сердцем чувствую, что отец любил вас, и этого для меня совершенно достаточно.
Джоанна Бельмонт разразилась слезами. Она стояла, высокая и обаятельная, с пятнами от собачьих лап на белой юбке, и слезы текли по ее лицу, заставляя шофера удивляться, а Шэннон сильнее прижимать ее к себе и тоже плакать.
Я поняла, что нужно было, чтобы кто-то разделил их печаль, и приветливо сказала:
– Когда будете готовы, я буду на кухне. Пойду скажу Бриджид, чтобы она сварила кофе, а потом поговорим.
Немного погодя все собрались на кухне. Я представила Джоанне Эдди и Бриджид, и мы, усевшись за круглый стол, выпили кофе, оценивая друг друга, а собаки, восторженно глядя на Джоанну, расположились у ее ног. «Это инстинктивная тяга к красоте или же что-то другое? – спрашивала я себя, слегка пнув собак ногой и прошептав: «Предатели!» Но они и ухом не повели, и продолжали любоваться Джоанной, подкрепляя свои чувства новой лаской грязных лап.
– Джейкей дал мне адрес, – заговорила Джоанна. – Он сказал мне, что вы здесь, но не знал почему. Сказать по правде, я очень боялась позвонить ему, потому что ваш отец и я… О, он всегда четко отделял свою деловую жизнь от личной, и я даже не была уверена в том, что Джейкей знал, кто я такая. Впрочем, я поняла, что он знал, потому что не задал мне ни одного вопроса, а просто сказал, что вы в Арднаварнхе. И вот я приехала.
– Но зачем? – спросила Шэннон. – Ведь не для того же, чтобы повидаться со мной?
Джоанна взяла в руки привезенный с собою черный кожаный атташе-кейс и подтолкнула его к Шэннон.
– Ваш отец отдал мне это на хранение, – сказала она. – Вечером накануне убийства.
Шэннон в удивлении смотрела на Джоанну.
– Значит, вы думаете, что его убили?
– Я это знаю.
Джоанна нагнулась над столом и взяла руку Шэннон.
– Вечером, перед вашим приемом, Боб сказал мне, что идет к Баффи просить согласия на развод. Он просил меня выйти за него замуж. Сказал, что может пройти время, прежде чем он будет свободен, и что сначала предстоит многое уладить. Я подумала, что он имел в виду улаживание – ну, сами понимаете, вопросов об алиментах и подобных вещах, но он говорил не об этом. Ваш отец вовсе не присвоил себе те деньги, – объявила она. – Он был ограблен.
Мы с Бриджид обменялись взглядами и снова посмотрели на Джоанну. Она рассказала нам, что произошло.
* * *
Джоанна почти не выходила из дома после смерти Боба Она слонялась по квартире, окна которой выходили на Центральный парк, вспоминая, как они вместе ее выбирали и как были счастливы, меблируя и отделывая ее для себя. Теперь, без него, это был просто еще один обычный набор комнат.
Она прошла в гардеробную и долго смотрела на его костюмы, все еще висевшие рядом с ее платьями. Смотрела на часы, подаренные ею ему в день рождения два года назад, и на эмалевые запонки для манжет, которые он носил всегда, когда они уезжали куда-нибудь вместе. Она никогда не подумала бы, что такая женщина, как она, может согласиться стать «тайной женщиной» Боба О'Киффи. Порой, сидя дома в ожидании Боба, она чувствовала себя «женой» больше, чем другая женщина, потому что знала, что его жена Баффи никогда не сидела дома и никого не ждала.
Джоанна прижала к щеке рукав любимого твидового пиджака Боба, который он всегда надевал, отправляясь на уик-энды. Она закрыла глаза, вспоминая, как они утром по воскресеньям ходили через парк купить «Нью-Йорк таймс», а может быть, и выпить кофе с рогаликами в кафе, потом возвращались домой, прочитывали газеты и снова падали в постель. Боже, он был сексуальный мужчина, и – о, как она его любила!
Слезы слепили ей глаза, когда она, выходя из гардеробной, опрокинула его черный атташе-кейс, стоявший у туалетного столика. Он раскрылся, и по белому с черными полосами, как зебра, ковру рассыпались бумаги. Джоанна собрала их, быстро сунула обратно и снова закрыла кейс. Она положила его на полку потайного шкафа, постояла, а потом с сомнением посмотрела на кейс.
Джоанна прочла каждое слово в газетных сообщениях о Бобе. Она знала, что его называли вором и обвинили в мошенничестве, но не верила ни одному слову. Она вспомнила передачу по телевидению о том, как агенты ФБР и представители Финансовой инспекции и Комиссии по ценным бумагам и биржам изымали все документы и досье в офисах компании «Киффи холдингз». Стало быть, за исключением тех, что хранились в этом самом атташе-кейсе, покоившемся теперь в ее потайном шкафу.
Схватив снова кейс, Джоанна унесла его в уютную комнату, которую Боб всегда называл берлогой, уселась на белую софу, прижимая кейс к груди, и думала, глядя в окно на круживших за ним голубей. Она никогда не вторгалась в деловую жизнь Боба, хотя всегда слушала то, что он считал нужным ей рассказывать. Он был в восторге от своего нового небоскреба и рассказывал ей о каждом новом этапе его строительства. Она понимала, что он не был «памятником в честь его «я», как трубили на всю страну газеты. Боб был человеком, добивавшимся успеха ценой больших усилий, и «Киффи-Тауэр» должен был символизировать вершину его успешной карьеры. Вместо этого он оказался эпитафией.
Она думала об их разговоре вечером, накануне дня смерти, когда Боб просил ее выйти за него замуж, и вспомнила, каким изможденным он ей показался.
Потом он просил сохранить кейс в каком-нибудь надежном месте; Джоанна вспомнила его печальный, тоскливый взгляд, когда он вернулся, чтобы поцеловать ее еще раз, прежде чем войти в лифт и покинуть ее навсегда. Кто-то украл эти миллионы, а Боб это раскрыл. И вор, кем бы он ни был, убил его.
Она подумала о бумагах в его кейсе и поняла, что у Боба должны были быть какие-то доказательства, позволявшие раскрыть мошенничество, и что теперь они в ее руках.
Джоанна раскрыла кейс и просмотрела документы. Это были контракты на приобретение компанией «Киффи холдингз» участков под строительство в дюжине крупных американских городов. Все они были составлены по закону, с именами продавца и покупателя, с описанием участка, с приложением карт и схем, с указанием цены и с соответствующими юридическими формулировками. Имена покупателей были разные, но она заметила, что под ними мелким шрифтом было напечатано «Фонд Экс-Уай-Зет» и что каждый контракт был подписан за продавца человеком с иностранной фамилией – Жаном-Мишелем Зерматтом, а за покупателя, фирму «Киффи холдингз», двумя ее партнерами – Брэдом Джеффри и Джеком Векслером. Ни один контракт не был подписан Бобом.
Этого трудно было ожидать от актрисы, но Джоанна хорошо знала математику. Она быстро суммировала в уме закупочные цены и сразу поняла, что перед нею лежали контракты на сумму более четырехсот миллионов долларов.
Она аккуратно уложила документы обратно в кейс и заперла его. Может быть, это были те самые исчезнувшие деньги? Но говорили о сумме гораздо больше четырехсот миллионов – о девятистах, а возможно, и более чем о миллиарде долларов, о манипуляциях с акциями и о фальшивом обеспечении. Она подумала обо всех этих банкирах, ожидавших возвращения своих денег. Что ж, она, несомненно, может сказать им, где находится, по крайней мере, часть из них. На банковских счетах господина Жана-Мишеля Зерматта и «Фонда Экс-Уай-Зет», вот где.
Джоанна задумалась над тем, что имел в виду Боб, говоря об утрате иллюзий. Может быть, дело было в том, что Брэд и Джек обманывали его все эти годы? Но четыреста миллионов? Она покачала головой. В это было трудно поверить. Насколько ей было известно, Бред скромно жил в маленьком доме из красного кирпича на участке в несколько акров на Кинг-Пойнте в Лонг-Айленде. Он ездил на «Мерседесе» и в одиночестве проводил отпуск на рыбалке в Канаде. Правда, Векслер скромностью не отличался, но у него давно был дом на Саттон-плейс. Конечно, ездил он на «Астон мартине», но Боб говорил, что это лишь показуха, так как Джеку приходится заботиться о том, чтобы производить впечатление на женщин. Так или иначе, он был холостяком, и на что еще было ему тратить деньги?
Может быть, оба они действовали по сговору, а «Фонд Экс-Уай-Зет» был просто инструментом? Джоанна со вздохом отнесла атташе-кейс обратно в гардеробную, положила в выдвижной ящик и заперла его. Ключ она положила в карман своего халата и стала одеваться. Она не знала, что происходит, но боялась обратиться в полицию, опасаясь скандала, как боялась и встретиться с партнерами и потребовать объяснений, потому что… – у нее внезапно обмякли колени – потому что, может быть, именно Брэд Джеффри и Джек Векслер убили Боба.
Размышляя о четырехстах миллионах, выплаченных Жану-Мишелю Зерматту и «Фонду Экс-Уай-Зет» за земельные участки, она засомневалась в самом существовании этих участков. Единственный путь – найти ответ на этот вопрос.
Она быстро привела себя в порядок, надела черное платье и «сделала лицо». Джоанна была высокая и яркая, и все думали, что она использовала много косметики, в действительности она всегда ограничивалась легким прикосновением к щекам пуховки с пудрой, щеточки с тушью к ресницам и бровям, слабым мазком губной помады и всегда покупала лишь дешевую косметику по старой привычке актрисы, которой приходилось бороться за существование. Но теперь, благодаря Бобу, она была относительно богатой женщиной. Он купил ей эту квартиру, регулярно переводил деньги на ее счет в банке и оплачивал все ее счета.
– Вам никогда больше не придется работать, – говорил он ей, и она не пыталась найти себе работу, так как хотела быть всегда свободной для него, чтобы он мог прийти к ней в любое время.
Она взяла из кейса два контракта: один на землю в Нью-Йорке, другой в Бостоне, надела жакет в черно-белую ломаную клетку, большую черную соломенную шляпу с широкими полями и положила контракты в ридикюль. Привратник по пути вручил ей почту, она сунула туда же письма и отправилась в такси на Вторую авеню. Это был район старых домов, выглядевших так, словно к ним не прикасались с того дня, как наспех построили в самом начале века. Там был мини-маркет с земляным полом и тут же прачечная самообслуживания и чистка одежды. Джоанна велела таксисту остановиться, вошла и попросила передать заведующему или хозяину, что ей нужно с кем-то из них поговорить.
Сидевший за конторкой гаитянский юноша уставился на нее, как на пришелицу с Млечного Пути. Она быстро сказала ему:
– Поторопитесь, молодой человек, я спешу.
Он скрылся на секунду и возвратился с седым стариком, окинувшим ее враждебным взглядом.
– Что вам нужно? – проворчал он.
– Я хочу знать, кому принадлежит это здание? – спросила она угрожающе приблизившегося старика.
– А для чего вам это нужно?
– Может быть, я заинтересуюсь его приобретением.
– Да?
Он обошел вокруг нее, разглядывая ее с головы до ног, и она, испугавшись, чуть не убежала к своему такси, но ей нужно было получить ответ на свой вопрос. Она следила глазами за тем, как он вернулся на место и снова встал перед нею.
– Оно принадлежит одному домовладельцу, – бесстрастно проговорил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63