Он раскрыл молитвенник. На титульном листе мужским почерком было написано: «Джейн Четуинд от папы. Нью-Йорк. Канун Рождества 1883 г.».
- "Джейн Четуинд"! Так, наверно, зовут мать. Вряд ли книга принадлежит девочке: ей лет пять, не больше. Нью-Йорк… Значит, они с севера; я так и думал… А вот и семейная фотография!
С фотографии на него смотрели отец, мать и дочь. У отца было открытое, мужественное лицо, мать - не бледная, не заплаканная - была свежа, привлекательна, с улыбкой на губах и веселыми глазами; девочка лет трех положила голову на плечо отца. Узнать ее было нетрудно: те же вьющиеся волосы, тот же ласковый взгляд.
Сердце молодого человека затрепетало от радости при виде детского личика, с первой минуты очаровавшего его.
"Как бы мне хотелось оставить фотографию себе, - подумал он, - но нельзя, фотография чужая. Бедная женщина - она будет горевать, что потеряла ее! Завтра же дам объявление в газете о находке. Может быть, так узнаю их адрес!"
На следующее утро читатели одной из ведущих местных газет увидели в разделе «Потеряно и найдено» странное объявление:
"Найден молитвенник в красном кожаном переплете с серебряными застежками и монограммой "ДЧ".
Адрес: Голубая цапля, П. О. № 1121"
Это объявление появлялось ровно неделю в одном и том же столбце газеты, но на него никто не отозвался.
Мадам Жозен
Мадам Жозен была креолкой полуфранцузской-полуиспанской крови. Резкая в движениях, мускулистая, мадам была некрасива: большие черные глаза навыкате, нос клювом, узкие губы (когда она молчала, они казались обрывком красной ниточки). Однако она умела придать своему лицу привлекательное выражение, возводя, будто с мольбой, глаза к небу. Надо сказать, мадам довольно часто прибегала к этой уловке. Глядя в такую минуту на ее кроткие бархатистые глаза, никто бы не поверил, что характер у мадам прескверный. Впрочем, хватало одного взгляда на нижнюю часть лица - вас тут же охватывало чувство отвращения к старой креолке.
У мадам Жозен были две слабости: она очень любила негодяя сына и страстно желала, чтобы все знакомые хорошо отзывались о ней. Тому, что она упорно старалась составить себе репутацию уважаемой женщины, удивляться не стоит. Ведь на ее долю выпало много испытаний.
Когда она была молода, ей предрекали завидную будущность. Как же иначе? Она была единственной дочерью зажиточного местного булочника по фамилии Бержеро. В наследство от родителей ей досталось большое состояние. Выйдя за дурного, но смекалистого человека, увлеченного политикой, мадам Жозен в первый год замужества была довольно счастлива и все мечтала поскорее зажить как знатная дама. Увы, мечты ее не сбылись - у мужа оказался бешеный нрав. У них начались ссоры. И как-то в гневе муж столкнул ее с лестницы. Мадам Жозен сломала ногу и навсегда осталась калекой. Вскоре на нее обрушилось другое горе - мужа уличили в тяжких преступлениях и приговорили к пожизненному заключению. Через какое-то время он умер в тюрьме, оставив жену и маленького сына нищими. Ей пришлось работать ради куска хлеба. Из важной дамы она превратилась в прачку. Но стирала она тонкое белье и поэтому смогла снять приличную квартиру на окраине Нового Орлеана.
Как же горевала бедная вдова! Легко ли было мириться с таким положением? Муж окончил свои дни преступником, от состояния ничего не осталось, сама она, состарившаяся, хромая поденщица, нередко голодала целыми днями. А тут еще неприятности за неприятностями из-за Эраста, который, по-видимому, унаследовал от отца только пороки и считался в городском училище первым негодяем; товарищи и соседи старались держаться от него подальше. Из-за сына мадам пришлось переезжать - все дальше и дальше от районов, где жили зажиточные люди. И наконец она очутилась в беднейшем предместье - Грэтне.
Мадам Жозен занимала одноэтажный домик, где имелось всего две просторные комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы - в дом вели две ступеньки перед дверью, выкрашенной зеленой краской.
В тот вечер, о котором мы повествуем, мадам Жозен в черной юбке и белой кофте сидела у себя на крыльце и беседовала с соседками. Дом, где она жила, выходил на улицу, спускавшуюся к парому. Из-за хромоты мадам Жозен не могла пойти на пристань и посмотреть на пассажиров, а потому удовлетворяла свое любопытство, наблюдая за проходившими по улице приезжими со ступенек крыльца.
Июльский вечер был душным. Мадам Жозен чувствовала какую-то странную усталость, и настроение у нее было прескверное. В тот день ей не повезло: она не угодила жене богатого местного купца Жубера, отдавшей в стирку кружева; заказчица выбранила мадам Жозен и отказалась принять работу. А деньги были так нужны!
- Уж я тебя проучу, гордячка! - ворчала себе под нос мадам Жозен. - Кружева твои будут чистенькие, так и быть, но они расползутся, как только ты их наденешь!.. Ох, как я устала! Как хочется есть! А в доме, кроме кофе да холодного риса, ничего нет!
Соседки разошлись; оставшись одна, мадам принялась зевать. Она зевала, качала головой и сокрушалась - ну почему она хромая! А то бы сбегала на станцию, на людей бы посмотрела!
В эту минуту раздался гудок подъезжавшего поезда.
- Немного сегодня приехало, - проговорила мадам Жозен, наблюдая за небольшой группкой пассажиров, с дорожными мешками и узлами спешивших по улице, мимо ее дома, к перевозу.
Спустя несколько минут - уже стало темнеть - улица опустела.
- А это еще кто? - удивилась мадам Жозен, увидев даму в трауре и маленькую девочку, подходивших к ее дому. - Наверняка приезжие, но почему они не торопятся? Паром без них уйдет… Ведь опоздают!
Мать и дочь были в нескольких шагах от дома. Девочка тащила в одной руке высокую, узкую корзину, а другой крепко держалась за мамино платье. Обе путницы казались растерянными. Мать хотела было идти дальше, но девочка удержала ее.
- Остановимся здесь, мама, отдохнем! - сказала она умоляющим голосом.
Дама в трауре подняла вуаль и тут только заметила мадам Жозен, вперившую в нее взгляд.
- Позвольте нам отдохнуть здесь немного, я совсем без сил, мне дурно… - проговорила слабым голосом молодая женщина. - Не дадите ли мне стакан воды?
- Сейчас, милая, сейчас! - засуетилась мадам Жозен, забыв о своей хромоте. - Зайдите в дом, прошу вас, и сядьте в мою качалку. На перевоз вы уже опоздали.
Измученная молодая женщина охотно вошла в дом. В комнате - сразу за входной дверью - было тихо, прохладно; широкая кровать с безукоризненно чистой постелью так и манила к себе. Мадам Жозен особенно гордилась опрятностью своей спальни.
Молодая женщина почти упала в кресло-качалку, откинула голову на подушку и выпустила из рук чемодан. Девочка поставила корзину на ближайший стул и прижалась к матери, с испугом осматривая чужую комнату. Мадам Жозен, ковыляя, вернулась со стаканом воды и пузырьком нашатырного спирта. Она ловко сняла с головы гостьи шляпу, обвитую тяжелой траурной вуалью, освежила мокрым полотенцем горячий лоб и руки, дала понюхать спирта. Малышка, крепко державшаяся за платье матери, то и дело спрашивала вполголоса:
- Мама, мамочка, тебе лучше?
- Лучше, душенька! - ответила мать минуты через две и, обернувшись к мадам Жозен, тихо произнесла: - Как я вам благодарна!
- А вы издалека приехали? - поинтересовалась мадам Жозен, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно мягче.
- Из Сан-Антонио. Но я нездорова, - молодая женщина вновь закрыла глаза и откинулась на спинку кресла.
Мадам Жозен сразу сообразила, что это люди небедные, а значит, ей будет чем поживиться.
- Да, да, путь не близкий и не легкий, особенно для больного человека, - заметила она. - А вас никто не ждет по ту сторону перевоза? Не приедут сюда справиться, куда вы делись?
- Нет, нас никто не ждет; я направляюсь в Новый Орлеан. У нас есть знакомые на Джексон-стрит, я думала остановиться у них и отдохнуть дня два. Напрасно я вышла на этой станции. На ногах не держусь!..
- Не тревожьтесь, милая! - принялась успокаивать гостью мадам Жозен. - Поспите, а когда паром вернется, я вас разбужу и сама провожу до перевоза, тут всего несколько шагов. Хоть и ковыляю, а все равно доведу вас в лодку. А на той стороне вы найдете экипаж.
- Благодарю, вы так добры! - проговорила молодая женщина, опуская веки и вновь откидывая голову на подушку.
Мадам Жозен изучала ее с минуту каким-то особенно сосредоточенным взглядом, а потом, переменив выражение лица, с нежной улыбкой обратилась к девочке:
- Подойдите сюда, душенька, я сниму с вас шляпу. Вам, наверно, жарко?
- Нет, не надо, благодарю вас, я останусь возле мамы, - ответила девочка.
- Как хотите. Но только скажите мне, как вас зовут?
- Меня зовут леди Джейн, - с самым серьезным видом ответила малышка.
- Леди Джейн! Самое подходящее имя! Настоящая маленькая леди! Присядьте по крайней мере; ведь вы устали.
- Я очень проголодалась, мне бы хотелось поужинать! - откровенно заявила девочка.
Мадам Жозен нахмурилась, вспомнив, что буфет пустой; но, чтобы развлечь ребенка, продолжала болтать, не умолкая. Вдруг послышался сигнал парома. Молодая женщина встрепенулась и принялась торопливо надевать шляпу, а девочка схватила в одну руку чемодан, в другую корзинку и весело вскричала:
- Скорей, скорей! Мама, пойдем!
- Боже мой, какая вы бледная! - заметила мадам Жозен. - Вам не дойти даже с моей помощью. Как жаль, что Эраста нет дома. Он у меня такой сильный, на руках бы снес вас на паром…
- Может, я дойду сама… попробую… - пробормотала гостья, поднялась, закачалась и повалилась на руки мадам Жозен.
В первую минуту хозяйка растерялась, затем проворно приподняла молодую женщину, уложила ее в постель, расстегнула лиф платья и осторожно начала ее раздевать. Несмотря на хромоту, мадам Жозен отличалась завидной физической силой. Не прошло и четверти часа, как гостья уже была устроена в постели на свежей чистой простыне, под легким одеялом. Малышка Джейн, припав к холодным рукам матери, горько плакала.
- Не плачьте, моя крошка, не плачьте, - уговаривала ее мадам Жозен, - помогите мне обтереть спиртом маме лоб - сейчас ей станет легче; она скоро заснет.
Девочка вытерла слезы, сняла шляпу и открыла чемодан.
- Вот, возьмите нюхательную соль и одеколон, - проговорила она совсем как взрослая, доставая их из чемодана. - Мама ими пользуется.
Мадам Жозен мельком заметила, что в чемодане было много серебряных вещей и туго набитый бумажник. Когда девочка прикладывала пропитанный одеколоном платок к лицу матери, хитрая креолка вытащила из чемодана бумажник и несколько серебряных туалетных принадлежностей, сунула их на полку в шкаф, заперла его, а ключ спрятала в лиф.
"Не надо, чтобы Эраст видел эти вещи, - подумала она, - он у меня не очень-то рассудительный: польстится на чужое добро, а потом разбирайся".
Долго возилась мадам Жозен с нежданной гостьей, стараясь привести ее в чувство. Малышка Джейн усердно помогала ей, едва удерживаясь от слез.
Наконец мать ее застонала и приоткрыла глаза, но по ее тусклому взгляду сразу было видно, что сознание еще не полностью к ней вернулось.
- Мама, мамочка, миленькая, тебе лучше? - допытывалась девочка, обнимая и горячо целуя ее.
- Душенька, ваша мама открыла глаза, значит ей легче, но только она хочет спать, - ласково уговаривала малышку мадам Жозен, - Не надо ее беспокоить, ей это вредно. Дайте ей хорошенько выспаться, а сами пока поешьте. Вот парное молоко и вареный рис, поужинайте. Потом я помогу вам раздеться и уложу в кровать рядом с мамой. Поспите - и утром будете обе хорошо себя чувствовать.
Леди Джейн до этого беспрекословно подчинялась распоряжениям хозяйки, но теперь ни за что не соглашалась отойти от матери, которая опять впала в беспамятство.
- Можно мне ужинать здесь, рядом с мамой? - спросила девочка.
- Конечно, милочка, садитесь где вам удобнее, а я придвину маленький столик и принесу еду.
Мадам Жозен устроила все так, как хотела девочка, и с самой приветливой улыбкой стала смотреть, как леди Джейн принялась за еду. Затем, убрав тарелки и столик, креолка умыла девочку, надела на нее ночную рубашку, расчесала и заплела на ночь густые, длинные волосы. Мадам Жозен уже взяла было ее на руки, чтобы уложить рядом с матерью, но леди Джейн воспротивилась и с легкой досадой воскликнула:
- Подождите, я еще не молилась! - большие глаза смотрели с упреком, и она выскользнула из рук мадам Жозен. - Мама не услышит - мама спит, зато Бог услышит. Он никогда не спит, - серьезно проговорила она.
Став на колени, малышка вполголоса прочитала обычную детскую молитву, известную всем благочестивым матерям, и добавила: "Господи, сделай так, чтобы милая мама была завтра здорова и чтобы мы могли отправиться утром в дорогу". Поднимаясь с колен, девочка задержала взгляд на корзине с голубой цаплей, про которую не вспоминала с той минуты, когда мать упала в обморок.
- Что я наделала! - воскликнула малышка, подбегая к корзине. - Я совсем забыла о Тони.
- Кто это там? - поинтересовалась креолка, встревоженная шорохом, который послышался в корзине. - Кто там шевелится?
- Птичка, голубая цапля, - ответила девочка с улыбкой, - мне в поезде подарил ее один добрый джентльмен…
- Ваш знакомый?
- Нет, мы с ним раньше не встречались, - леди Джейн тихо рассмеялась. - Я даже имени его не знаю. Неловко было спросить, ведь это невежливо.
- Конечно, конечно! - заметила мадам Жозен. - Но что вы будете делать с длинноногой цаплей?
- Это голубая цапля. Такая цапля - говорят, редкость! - отвечала девочка, развязывая корзину и вынимая оттуда птицу.
На хорошенького ребенка, стоявшего босиком в длинной ночной рубашке, с голубой цаплей в руках, нельзя было не залюбоваться.
- Я боюсь ее оставить на свободе ночью, она может убежать, - сказала леди Джейн, - а ей, наверно, пить и есть хочется. Что же делать?
- А мы вот что сделаем, - откликнулась ловкая креолка, стараясь угодить ребенку. - Я вам принесу из кухни старую клетку из-под попугая, и мы посадим в нее вашу птицу.
- Я вам очень благодарна, - вежливо, но довольно сухо проговорила девочка. - Когда мама проснется, она вас тоже поблагодарит.
1 2 3 4