Мне только надо быть уверенным, что я понимаю все экзаменационные вопросы. А это я уже проверил раньше, в прошлом году. Не подумай, что у меня высокое самомнение. Чего нет, того нет. Я просто имею в виду, что у меня было много времени для умственной работы, поэтому я и читал журналы о моторах. Я не знал, что у тебя «рейнджровер», но читал и о них. Об их устройствах против воров. Твой «рейнджровер» спокойно провел ночь на автомобильной стоянке. Ключ, чтобы утихомирить вой сигнализации, есть только у тебя. И получается, что человеку, задумавшему что-то испортить в машине, придется это сделать снаружи... или внизу... Голос упал, потому что я почувствовал себя в глупом положении. Но отец махнул рукой, чтобы я продолжал.
— Я подумал, что может быть вылита тормозная жидкость и не будут работать тормоза, — начал я. — Я подумал, что могут быть разрезаны шины и при быстрой езде спустит колесо. Они засвистят на одном из крутых поворотов по дороге в Куиндл... Немного шансов уцелеть в машине, которая вышла из-под контроля. Но «рейнджровер» очень прочно с построен, как танк... Ты мог и не пострадать в аварии, но наверняка стал бы причиной дорожного происшествия... скандала... и это помешало бы тебе быть избранным. Правда?
— Но это были не тормоза и не шины? — спросил отец, сначала проковыляв по комнате.
— Это было масло.
Он кивнул.
— Скажи мне, что ты думаешь на этот счет.
— По-моему, — начал я, — Фордэм знал, в чем дело, еще до того, как приехал. Он сказал, что он специалист по диверсиям на автогонках. Ничего в моем рассказе о «рейнджровере» не удивило его. Ему, видимо, все казалось вполне элементарным.
— Я знаю его очень давно. Так что он сказал мне? — улыбнулся отец.
Что-то вроде экзамена, подумал я. А мне предстояло только угадывать ответы. Впрочем, я и угадывал их.
— Кто-то отвинтил пробку и забрал ее. Потом замазал отверстие, чтобы масло не вытекало.
— Продолжай.
— Замазал чем-то таким, чтобы при движении затычка отвалилась или сместилась. И когда мотор начал бы работать, все масло бы вытекло, а мотор бы заклинило. И ты встал бы посреди дороги, как каменный барьер.
— Неплохо.
— Но Терри, механик, протолкнул затычку внутрь картера, как пробку в бутылку. Чего, по-моему, ему не стоило делать. И, прежде чем залить чистое масло, завинтил новую пробку, как я говорил тебе по телефону.
— М-м-м, а из чего была сделана затычка? Когда мы ездили по пригороду, я все время думал об этом.
И неуверенно высказал свои предположения:
— Начну с того, что я подумал, это должно быть что-то химическое, способное вступать с маслом в реакцию. И в результате получается что-то вроде желе или что-то непригодное для смазки, и мотор заклинивает. Кроме того, это вещество не годится и в качестве пробки картера. Когда Фостер Фордэм быстро ехал к Куиндлу и нарочно перегрел мотор, он настоял, чтобы Терри еще раз слил чистое масло, пока оно горячее. Поэтому я подумал, что, наверно, временная затычка плавится. И Фордэм увез масло, чтобы проверить, что в нем.
— Да, — подтвердил отец.
— И когда мы вчера ехали в Куиндл, если бы затычка в отверстии картера сместилась, вылетела или расплавилась, то все масло уже через минуту бы вытекло, а мотор вышел из строя. Утром, когда Терри сливал горячее масло, оно бежало жидкое, как вода.
— Фордэм говорит, что это старый трюк. Такой старый, что теперь на автогонках его уже не применяют.
— Да... так из чего же сделана затычка?
— Из чего, по-твоему?
— Это должно быть что-то очень простое, — неуверенно пробормотал я.
— Потому что, по-моему, кто-то занялся «рейнджровером» почти в тот же момент, как пуля пролетела мимо.
— Итак?
— Допустим, можно затолкать в отверстие свечу и срезать ее конец?
Допустим, это воск?
Отец спокойно завязывал совсем не роскошный галстук в полоску.
— Фостер Фордэм, — проговорил он, — даст нам знать.
Когда мы вошли в городскую ратушу на встречу с Бетьюном, я подумают, сколько человек мне удалось узнать всего за два дня. Просто невероятно.
Пришла на самоистязание Оринда. В очень коротком золотом платье с боа из черных перьев, обвивавшем ее шею и руки, как змея, именем которой назвали эту разновидность шарфа. Она требовательно собирала восхищенное внимание. Зеленые глаза горели. В браслете на запястье сверкали бриллиант и изумруд. Не заметить ее наэлектризованного присутствия было просто невозможно.
В шаге позади нее, будто тень, стоял А.Л.Уайверн, чье имя я вспомнил с трудом. «А.Л.», подумал я. «Анонимный Любовник» Уайверн. Одетый в смокинг, он не вызывал интереса на обеде в «Спящем драконе». И теперь, в городской ратуше, одетый в серый костюм и голубую рубашку, он заполнял пространство, не привлекая внимания.
Обширная миссис Китченс с орлиным взором в темно-синем с пурпурными оборками платье крепко держала под руку «своего Леонарда» и успешно предотвращала проникновение его отвратительных усов в воздушное пространство Оринды. Миссис Китченс, бросив плотоядный взгляд, ободряюще помахала мне рукой. Но я не допустил, чтобы она смутила меня.
Конечно, пришли Мервин с Кристэл, чтобы записывать тезисы выступающих. Три ведьмы помогали публике рассаживаться, а драгоценная Полли, увидев нас, с энтузиазмом пробежала короткую дистанцию в нашем направлении.
Потом она, как трофей, повела отца, чтобы показать ему кафедру, за которой он должен стоять на подиуме. Она вроде бы была на этом вечере помощником режиссера.
Словно под пение победных труб прибыла партия Бетьюна. По залу прокатился гул и шорох, кое-где раздались хлопки. Ура обладателю любовницы, подумал я.
На первый взгляд Бетьюн производил впечатление тучного и напыщенного человека лет пятидесяти, с двойным подбородком и редкими волосами. Последнее обстоятельство могло более неблагоприятно отразиться на его шансах, чем незаконное дитя любви. Его сопровождали деловитый мужчина, похожий на Мервина Тэка (который и правда оказался агентом Бетьюна), и нервная женщина, недоверчиво смотревшая исподлобья на весь мир. Ей показали стул в первом ряду зрителей, а драгоценная Полли, низко наклонившись, представила меня жене Пола Бетьюна, Изабель.
Изабель испытывала жесточайшее неудобство от того, что я сижу рядом с ней. Но я одарил ее своей самой лучшей обезоруживающей улыбкой и сказал, что вряд ли ей так хотелось избежать присутствия в этом зале, как мне.
— Я только что закончил школу, — сообщил я ей. — И ничего не понимаю в политике. Насколько я знаю, для вас и мистера Бетьюна это третья кампания. Поэтому у вас, наверно, это не вызывает такого замешательства, как у меня.
— О боже, — вздохнула она. — Вы совсем ребенок, наверно, вы не знаете...
— Мне почти восемнадцать.
Она чуть улыбнулась и вдруг окаменела до полной неподвижности. Лицо побледнело, видимо, от худшей катастрофы, чем мое соседство.
— Миссис Бетьюн, что случилось? — спросил я.
— Этот человек, — пролепетала она. — О господи.
Я взглянул, куда она смотрела, и увидел Бэзила Рудда.
— Это не Ушер Рудд, газетчик, — поняв, успокоил я ее. — Это его кузен, Бэзил Рудд. Он ремонтирует машины.
— Это он. Пишущее чудовище.
— Нет, миссис Бетьюн. Это его кузен. Они очень похожи. Но это Бэзил.
К моему абсолютному ужасу, она начала плакать. Я отчаянно искал глазами помощь, но Полли по уши увязла в проводах к микрофону и к телевизионным камерам. А Пол Бетьюн, заметив, что жена расстроена, намеренно отвернулся, состроив сердитую гримасу неудовольствия.
Недобрый подонок, подумал я. И к тому же тупой. Если бы он проявил ласковую заботу, это заработало бы ему голоса.
Изабель Бетьюн неуверенно приподнялась, безуспешно пытаясь найти в довольно потрепанной черной сумке хоть что-нибудь, чтобы вытереть слезы.
Жалея ее, я предложил ей взять меня под руку, а сам расчищал дорогу к двери.
Она все время бормотала отрывистые, почти невразумительные объяснения:
— Пол настаивал, чтобы я пришла... Я не хотела... но он сказал, что с таким же успехом я могу ударить его ножом в спину, если не пойду... А теперь он в такой ярости, но чего он ждал, как я могу... после всех фотографий в газете с этой девушкой... И она не против или почти не против, чтобы ее снимали. Он хочет, чтобы я улыбалась и делала вид, что не возражаю. Он заставляет меня выглядеть дурой, и, думаю, я и есть дура. Но я не знала об этой девушке, пока все не попало в газету. И он не отрицает. Он говорит, а чего я ждала...
Через вестибюль мы вышли на свежий воздух. И каждый входивший с голодным любопытством пялился на слезы Изабель. В семь тридцать вечера до милосердных сумерек еще далеко, и я увлек ее подальше от входа. Она без всякого сопротивления дошла со мной до ближайшего угла.
Городская ратуша составляла одну из сторон узорно выложенной камнями площади. К ней примыкал «Спящий дракон», а магазины (и штаб-квартира партии) образовывали две другие стороны. От каждого угла отходили широкие аллеи, которые когда-то были дорогами, и на одной из них находился парадный вход в городскую ратушу. Вдоль той стороны ратуши, которая смотрела на площадь, шла своеобразная аркада — закрытая галерея с колоннами и скамейками для отдыха и уединения. Изабель Бетьюн рухнула на одну из скамеек. И после момента малодушия, когда мне хотелось отделаться от нее, я сел рядом, не представляя, о чем мы будем говорить.
Но я зря беспокоился. Она, не переставая, рыдала, выплескивая свое несчастье и обиду на несправедливость обстоятельств. Я слушал вполуха и наблюдал, как отчаяние кривит ее накрашенный рот. И вдруг у меня мелькнула мысль, что, хотя сейчас у нее распухшие глаза и седые пряди в волосах, еще совсем недавно она была миловидной женщиной. Пока Ушер Рудд кувалдой не разбит мирок, вполне удовлетворявший ее.
И сыновья у нее такие же плохие, всхлипывая, причитала она. Пятнадцати и семнадцати лет. Они злятся и спорят, что бы она ни сказала, и без конца жалуются. Если Пола изберут, он по крайней мере меньше будет бывать дома. И, ох, боже мой, она не хотела этого говорить, но или она, или он, — а куда она пойдет?
— Ума не приложу, что мне делать, — всхлипнула она.
Изабель Бетьюн дошла до полного нервного расстройства, подумают я.
Мне было только двенадцать, когда тетя Сьюзен стонала и кричала, и хлопала дверями. Потом проехала на семейной машине по лужайке и врезалась в живую изгородь. Тогда ее отвезли в больницу. Но ей стало еще хуже, когда ее второй сын присоединился к группе, исполняющей музыку в стиле рэпа, отрастил бороду и подхватил СПИД. Дядя Гарри обратился к отцу за помощью. И так или иначе, но мой родитель восстановил в семье порядок и вернул какое-то равновесие тете Сьюзен. Дом, конечно, не стал веселым и счастливым, но в нем перестали ругаться.
— Ваши сыновья хотят, чтобы избрали мистера Бетьюна? — спросом я Изабель Бетьюн.
— Они только ворчат. Из них слова не вытянешь. — Она шмытнула носом и вытерла пальцами глаза. — Пол думает, что он легко бы одолел Оринду. Но Джордж Джулиард, говорит он, это другое дело. Ох! Я забыла, что вы его сын!
Мне нельзя откровенно разговаривать с вами. Пол разозлится.
— Не говорите ему.
— Не скажу... Вы не хотите выпить"? — Она покосилась на «Спящего дракона». — Бренди?
Я покачал головой, но она настаивала, что ей надо выпить для успокоения нервов, а одна она пить не будет. И я пошел с ней по площади и пил кока-колу, пока она потягивала двойную порцию «Реми Мартин» со льдом. Мы сидели за маленьким столиком в баре, заполненном в пятничный вечер парочками.
У Изабель тряслись руки. Она оставила меня и пошла «привести себя в порядок». Вернулась с причесанными волосами, свежей губной помадой и напудренными веками. Она все еще сжимала в руке бумажную салфетку, но уже владела собой.
Она заказала еще бренди. Я от кока-колы отказался.
— Я не собираюсь возвращаться в ратушу, — объявила она. — Пойду домой пешком. Это не так далеко.
Когда она взяла вновь наполненный бокал, лед все-таки стучал и вздрагивал в ее руке.
— Могу я взять для вас такси? — спросил я. Она наклонилась вперед и положила свою руку на мою.
— Вы милый мальчик, — прошептала она, — кто бы ни был ваш отец.
Знакомая яркая вспышка и шипение перекручиваемой пленки. В нескольких футах от нас стоял другой Рудд. Бобби Ушер собственной персоной. Он ухмылялся и мегаваттами излучал злобность своей натуры.
Изабель Бетьюн в ярости вскочила на ноги, но Ушер Рудд быстро пронесся по проходу и скрылся за дверью раньше, чем она набрала воздуха и снова почти в слезах крикнула:
— Ненавижу! Я убью его!
Я попросил бармена вызвать по телефону такси.
— Миссис Бетьюн еще должна за бренди.
— Ох.
— У меня нет денег, — сказала она. — Заплатите, дорогой, за меня.
Я нащупал в карманах остатки денег, которые отец дал мне в Брайтоне, и отдал ей все.
— Заплатите бармену за бренди. В моем возрасте еще не разрешено покупать алкоголь, и мне не нужны неприятности такого рода.
Бармен и Изабель, разинув рты, завершили свои расчеты.
Глава 5
Тем временем в ратуше дебаты переходили от чуть теплых ко все более горячим, и наконец оба главных действующих лица начали рубить руками воздух.
Местный шахматный чемпион, приглашенный в качестве рефери, принес для регулирования раундов часы, свистом сообщавшие о времени. Шахматист установил свои правила. Он определил, что каждый кандидат по очереди отвечает на заданные вопросы. На ответ отводится максимум пять минут.
После этого часы свистком объявляют об истечении положенного срока.
Правил вроде бы придерживались. Главным образом потому, что оба кандидата знали, как надо говорить. У меня больше не вызывала удивления способность отца возбуждать, забавлять и убеждать. Но я почему-то ожидал, что Пол Бетьюн будет напыщенным и недобрым, каким он казался, судя по отношению к жене. А он, вопреки моим предположениям, высказывался с суховатым юмором и давал хорошо подготовленные ответы на вопросы. Только потом у меня мелькнула мысль, не выучил ли он лучшие фразы наизусть и не произносил ли их прежде.
Ратуша была полна. Места, которые Полли отвела для меня и Изабель Бетьюн, теперь занимали мэр и его жена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30