https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Rossinka/
Не будете ли вы так любезны пройти в изолятор, а не соизволите ли пукнуть в баночку, гран-мерси, сильвупле, а не дадите ли автограф… Итить твою мать!
– Я бы попросил, – вмешался Долговязый, опуская тумбочку на пол, – все-таки здесь дамы.
– Хуямы! – обрезал Полковник. – А вот за то, что ты без команды стаканодержатели расслабил, ужин сегодня отменяется. Толпа зашумела.
– Молчать! – прикрикнул Полковник. – Всем благодарить Гермеса. Вместо ужина назначается четырехчасовая трудотерапия. Актеры и шоумены клеят почтовые конвертики, все остальные ковыряют дырочки в дуршлагах. Ивановна, раздавай свою касторку и веди всех в трудоблок. Если кто заартачится – сразу ко мне. Вопросы есть? Вопросов нет! Выполнять!
Медсестра вместе с одним из санитаров принялась раздавать лекарства – разноцветные капсулы лежали в маленьких пластиковых стаканчиках, на каждом из которых была написана фамилия пациента. Долговязого незаметно толкнула в бок стоявшая рядом киноактриса с русыми волосами:
– Слышь, Гермес, давай меняться!
– Чего? – Ты мне вот эту синенькую, а я тебе завтра утренний кисель!
– Кисель… – задумался Долговязый, – маловато за синенькую…
– Ну хорошо, два киселя! Утренний и вечерний.
– И яблочко! – Ну ты скотина! Это ж грабеж средь бела дня!
– Не хочешь – как хочешь…
– Ладно, черт с тобой, и яблочко!
КИДНЕПИНГ
Жирный черный пес Лютый с хмурым видом прошелся вдоль дороги, мимо строя своих верных бойцов. Тонкие ноги пса совершенно не подходили к его объемному короткому телу, напоминающему бочонок. Пес шел вразвалку, косолапя своими ногами-соломинками, каждая из которых как бы на мгновение становилась единственной его точкой опоры.
– Шеф, ну скоро уже, а, шеф? – мелко суетясь, затявкал недавно примкнувшей к их стае рыжий Ломбард.
Лютый презрительно мотнул головой, даже не удостоив Ломбарда осаждающим рыком. Да как он, щенок, вообще смеет заговаривать с ним, с самим Лютым, псом-легендой, который укусил уже семь визжащих колес, волнующе пахнущих паленой резиной, а на двух из них даже прокатился, крепко вцепившись зубами, вращаясь вокруг собственной оси, как сумасшедшая черная мочалка.
Лютый провел липким языком по выбитым клыкам, по ноющей трещине в челюсти, которая в последнее время постоянно кровоточила и в которую забивались куски кур гриль, добываемые его бандой в придорожной палатке у добродушного золотозубого осетина. Этих свидетельств его славы никто не сможет оспорить. Правда, бесхвостый Ломбард стал борзеть в последнее время, сучий выблядок, да я твою мамашу Лушу знал, когда она вот такой вот молочной сучкой еще была.
Торопливые, одинаковые, неинтересные машины неслись слева от пса, исчезая за поворотом. И тут он услышал ее, даже не услышал, а почувствовал всеми короткими волосками на лоснящейся спине, которые тут же встали дыбом.
– Уав! – призывно гавкнул Лютый и понесся вперед, подавая пример своим бойцам, даже не обернувшись, не посмотрев, как далеко едут они, эти дьявольские отродья. Он бежал и бежал вперед, и вся стая с гвалтом неслась за ним. Вот уже краем глаза он заметил гадкое красное пятно дьявольской повозки и, конечно же, их: самые сладкие, самые вожделенные на свете колеса Michelin. Сзади стал приближаться мерзкий лай Ломбарда – сучий выблядок, видимо, решил опередить его, показать силу стать вожаком. Лютый последний раз истошно гавкнул и прыгнул к колесу, разинув пасть – через секунду жалкие остатки его клыков сомкнулись на горячем протекторе, голова пса застучала по асфальту, хрустнул череп.
– Что там такое? – Никитин с беспокойством взглянул в зеркало заднего вида на наглую свору собак, облаивающих машину. По правому борту раздался глухой удар, автомобиль вынесло на встречную.
– Какая-то собака нас за колесо укусила, – Рита приподнялась повыше на сиденье, чтобы лучше рассмотреть Лютого.
– Вот дура… – Никитин несколько раз подряд моргнул обоими глазами. Потянулся за сигаретой, снова ругнулся, вспомнив, что бросил курить после того глупого случая с бензином. Мотоциклист в огне. Бензоколонка. Перевернувшийся автобус. «Топливо будущего – метан!»: обгоревшая металлическая табличка с затухающим звяканьем бьется волчком об асфальт. Хорошо еще, что успел откупиться… Никитин зло ткнул пальцем в кнопку на магнитоле.
«Г'усское Г'адио! Шалом!» – донесся жизнерадостный джингл из динамиков.
Откуда-то из глубин желудка Никитина грязным взбаламученным осадком стало подниматься крайне нехорошее предчувствие. Постепенно осадок сформировался в давно знакомую ему жирную кольчатую пиявку, которая присосалась где-то под сердцем и стала тянуть из него жизненные силы, в качестве компенсации выбрасывая в кровь едкие гормоны страха.
Никитин снова нервно моргнул обоими глазами, будто пытаясь промыть постоянно мутнеющий взгляд. Рита поняла, что этот фирменный жест им предстоит увидеть еще не раз.
– Ну, ладно еще диабет, ну ладно астма! Пускай даже умирающий от рака трансвестит, я все могу понять… Но кота-то за что? Единственного моего любимого котика, – Никитин в сердцах ударил по рулю, – бесчувственный, мерзкий, самовлюбленный говнюк! Вот он кто, а не последний великий писатель…
Еще через несколько минут Никитин стоял, облокотившись руками о капот, практически касаясь губами дула автомата, а два сотрудника милиции довольно грубо обыскивали его.
– И часто ты вот так вот по встречной гоняешь? – добродушно поинтересовался один из них, полный мужчина средних лет с утомленным одутловатым лицом и бобровыми усами.
– Я… Ну, мужики… Я же не виноват, что нас собака за протектор укусила!
– За протектор? – переспросил одутловатый.
– Наркоман, – убежденно сказал второй, листая слипшиеся страницы паспорта, который явно множество раз был залит самыми разнообразными жидкостями. – Сразу видно.
– Почему это я наркоман? – неожиданно оскорбился Никитин. Напарник одутловатого ему не понравился. Тусклые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица – выглядел он не как страж порядка, а как правоверный адепт скандинавского металла, который по ошибке натянул на себя милицейскую куртку. – Почему наркоман? Да потому что ты залипаешь! Вот, посмотри… – обратился металлист за поддержкой к старшему. – Посмотри ему в глаза. Видишь, как залипает?
– Сам ты залипаешь! – от обиды Никитин даже перестал дрожать. Никто еще так отвратительно не называл его привычку моргать сразу двумя глазами. – Ладно, чего ты к нему привязался… – устало сказал одутловатый. – Обычный пацан, нервный просто малец. Жизнь такая.
Никитин сразу же проникся к нему искренней симпатией.
– Да я тебе говорю, наркоман, – не унимался металлист. – Ну-ка, попробуй сплюнь. Давай-давай, сплюнь, вот прямо сейчас.
Никитин попытался плюнуть на едва различимый серый асфальт, но во рту все пересохло – с губ сорвались лишь какие-то жалкие звуки, напоминающие голубиный клекот.
– Я же говорил! Наркоман! – радостно воскликнул металлист. – Не зря я раньше в уголовном розыске работал!
О том, почему он там больше не работает, а наоборот, стоит теперь с жезлом на большой дороге, бывший сотрудник уголовного розыска предпочел умолчать.
– Да я тебе сейчас докажу! – металлист забрался на переднее сидение. – Добрый вечер, леди. Приготовьте, пожалуйста, тоже свои документы, – обратился он к Рите, затем откинул бардачок и с торжествующим видом извлек оттуда тонкий инсулиновый шприц. – Точно! Долбаный торчок! Ну, что ты теперь скажешь?
– Сам ты торчок! – зашипел Никитин. – У меня сахарный диабет! И почки одной нет! Я себе три раза в день инсулин колю… – Ох… И правда… – металлист обнаружил в бардачке пузырек с инсулином и ингалятор. – Хотя наверняка это просто для отвода глаз…
Его коллега без лишних слов открыл заднюю дверь и взял в руки рюкзак, лежавший рядом с Ритой. Расстегнул молнию, заглянул внутрь.
– Ебать-копать… – изменился он в лице. – Ваня, иди сюда!
Металлист оставил в покое Никитина, подошел к напарнику, взглянул на содержимое рюкзака и присвистнул.
– Молодой человек, это ваш рюкзак?
– Не-не-не!!! – запричитал Никитин, отступая назад. – Не мой! Это их! Это все они! Я тут ни при чем, я вообще в отпуск хотел!
– Это ваш рюкзак? – спросил металлист Риту.
– Мой, – уверенно ответила та.
– А вы знаете, что в нем?
– Знаю, – кивнула Рита. – Тогда вам придется проехать с нами в отделение, – сказал Ваня и даже развел в стороны руками, будто действительно сожалел, что ему по долгу службы приходится отнимать время у честных людей.
– Зачем? – спросила Рита. Металлист задумался. Это был хороший вопрос. Очень хороший. И на него нужно было дать правильный ответ.
– Ну как это зачем… У вас полный рюкзак валюты… У вас есть лицензия на инкассаторскую деятельность?
– У меня такая лицензия есть, что тебя, пидор, завтра по кускам не соберут, – сообщила Рита приветливым тоном, в котором не было и тени агрессии.
Металлист снова задумался. На этот раз молчание длилось несколько дольше. Он потянулся было за спортивной сумкой, лежавшей у Риты в ногах – проверить, что там внутри. Но, встретившись глазами с девушкой, тут же смутился и убрал руку.
– Тем не менее… – тщательно подбирая слова, продолжил он. – Тем не менее, вам придется проехать с нами в отделение… Чтобы все выяснить. Вдруг вы собирались приобрести на эти деньги крупную партию наркотиков? Поймите правильно: такая сумма наличными… К тому же: кем вам приходится этот мальчик?
– Я его няня. Из школы домой подвожу. Кстати, если что с мальчиком случится – его папаша лично скормит ваши яйца своему псу. Его Лютый зовут. Пса.
– Это правда? – наклонился милиционер к Тиме.
– Правда, – решительно кивнул тот. – Но вы не пугайтесь. Лютый яйца не любит. У него от них понос.
Ваня недовольно поморщился:
– Я о другом спрашиваю. Эта женщина действительно ваша няня?
– А что, если нет?
– Ммм. Вы не знаете ее?
– Первый раз вижу! Глаза Никитина, молча наблюдавшего за этой сценой, стали закатываться, рот понемногу расплывался в загадочной внутренней полуулыбке, напоминавшей отрешенные лица буддистских изваяний. Никитин издал странный утробный писк и принялся медленно оседать, сползая вниз по капоту. Одутловатый бросился вперед и подхватил его под руки. В очередной раз удивился тому, какими все же тяжелыми становятся люди, потерявшие сознание.
– Быть может, она со своим сообщником, – он встряхнул Никитина, чтобы перехватить поудобнее. – Она похитила вас? Ага?! С целью выкупа! – Киднепинг! – со знанием дела подтвердила бывшая звезда уголовного розыска.
– Да ну вас! – обиделся Тима. – Это я ее похитил!
– Как это? – удивился милиционер.
– Так это! – Тима демонстративно отвернулся от него, всем своим видом показывая, что он не намерен больше разговаривать.
– Нет, не он! – сказала Рита, выбираясь из машины. – Это я похитила. Все, как вы сказали. Киднепинг, – она приподняла полы своего длинного платья, чтобы не испачкать его в так быстро проявившейся осенней слякоти.
– Но вы же сами говорили…
– Я врала, – пояснила девушка. – Выпутывалась. Так что давайте, арестовывайте меня!
Она подошла к металлисту и доверчиво протянула ему свои руки ладонями вверх.
– Надевай наручники!
– Я… Не… – опешил тот.
– Кому говорят, надевай!
– Но…
– Что «но»? Ты остановил машину? Задержал преступников? Давай надевай наручники и поехали в отделение! Надевай! Я требую! Я имею право быть арестованной и наказанной по всей строгости закона!
На бледном лице металлиста отразилась напряженная работа мозга. Заковывать в наручники человека, который с такой страстью об этом просит, представлялось ему как минимум опасным.
– Ванек! – тихо позвал его напарник, аккуратно усаживая Никитина на переднее сиденье. – Послушай меня, братан… Ну их на хрен! Я нутром чую, подстава тут какая-то. Валим отсюда.
Рита со скучающим видом смотрела, как удаляется машина милиции, похожая на мелкую хищную рыбу, летающую туда-сюда в теплых облаках канализационных вод в поисках легкой добычи. Впиться косым частоколом зубов в чей-нибудь мягкий бок, вырвать кусок побольше и вновь нестись сквозь жаркие клубы городских испражнений, бездумно глядя перед собой застывшими ледяными шарами глубоководных глаз. Девушка цокнула языком и надула пузырь из жевательной резинки. Пузырь лопнул, тонкая пленка жвачки прилипла к губам, Рита подцепила ее языком и затолкала обратно в рот…
Никитин пришел в себя довольно быстро. Сначала он открыл левый глаз, который у него плохо видел: мир выглядел через него очень нечетким, неясным, а потому не таким страшным и угрожающим, как при полной резкости зрения. Убедившись, что опасность миновала, Никитин решился открыть и второй глаз.
– Жовку хочешь? – спросила его Рита.
– Нет, – покачал головой Никитин. – Не хочу… Чего я хочу, так это сразу вам сказать, что если…Рита не дала ему закончить фразу:
– Мы готовы компенсировать тебе моральный ущерб, – она сунула Никитину в руки пригоршню мятых купюр. – Когда познакомишь нас с Даней, получишь в десять раз больше. Деньги производили приятное впечатление: фунты стерлингов, крупными купюрами, в бумажном комке было не меньше пяти тысяч. Никитин попытался было мысленно перевести обещанные пятьдесят тысяч фунтов в рубли, но мозг в ответ выдавал лишь мигающее сообщение ERROR, как калькулятор с переполнившейся разрядной сеткой.
– Договорились… – Никитин не расправляя запихнул денежный ком во внутренний карман пиджака. – Только тогда хотя бы скажите, что у вас там? – он показал все еще трясущимся мизинцем на лежащую в ногах у девушки сумку, которую так никто и не досмотрел. – Подарок, – лаконично ответила Рита. – У него сегодня день рождения.
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Оживленная вечерняя улица со всеми ее гудками, криками, яркими огнями фонарей и витрин. Вера бредет вперед, не разбирая дороги, наталкиваясь на суетных торопливых прохожих. Каждый из них думает о чем-то своем, не замечая никого вокруг, у каждого внутри целая вселенная, в каждом безбрежным океаном плещется бесконечная красота, отложенная до лучших времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Я бы попросил, – вмешался Долговязый, опуская тумбочку на пол, – все-таки здесь дамы.
– Хуямы! – обрезал Полковник. – А вот за то, что ты без команды стаканодержатели расслабил, ужин сегодня отменяется. Толпа зашумела.
– Молчать! – прикрикнул Полковник. – Всем благодарить Гермеса. Вместо ужина назначается четырехчасовая трудотерапия. Актеры и шоумены клеят почтовые конвертики, все остальные ковыряют дырочки в дуршлагах. Ивановна, раздавай свою касторку и веди всех в трудоблок. Если кто заартачится – сразу ко мне. Вопросы есть? Вопросов нет! Выполнять!
Медсестра вместе с одним из санитаров принялась раздавать лекарства – разноцветные капсулы лежали в маленьких пластиковых стаканчиках, на каждом из которых была написана фамилия пациента. Долговязого незаметно толкнула в бок стоявшая рядом киноактриса с русыми волосами:
– Слышь, Гермес, давай меняться!
– Чего? – Ты мне вот эту синенькую, а я тебе завтра утренний кисель!
– Кисель… – задумался Долговязый, – маловато за синенькую…
– Ну хорошо, два киселя! Утренний и вечерний.
– И яблочко! – Ну ты скотина! Это ж грабеж средь бела дня!
– Не хочешь – как хочешь…
– Ладно, черт с тобой, и яблочко!
КИДНЕПИНГ
Жирный черный пес Лютый с хмурым видом прошелся вдоль дороги, мимо строя своих верных бойцов. Тонкие ноги пса совершенно не подходили к его объемному короткому телу, напоминающему бочонок. Пес шел вразвалку, косолапя своими ногами-соломинками, каждая из которых как бы на мгновение становилась единственной его точкой опоры.
– Шеф, ну скоро уже, а, шеф? – мелко суетясь, затявкал недавно примкнувшей к их стае рыжий Ломбард.
Лютый презрительно мотнул головой, даже не удостоив Ломбарда осаждающим рыком. Да как он, щенок, вообще смеет заговаривать с ним, с самим Лютым, псом-легендой, который укусил уже семь визжащих колес, волнующе пахнущих паленой резиной, а на двух из них даже прокатился, крепко вцепившись зубами, вращаясь вокруг собственной оси, как сумасшедшая черная мочалка.
Лютый провел липким языком по выбитым клыкам, по ноющей трещине в челюсти, которая в последнее время постоянно кровоточила и в которую забивались куски кур гриль, добываемые его бандой в придорожной палатке у добродушного золотозубого осетина. Этих свидетельств его славы никто не сможет оспорить. Правда, бесхвостый Ломбард стал борзеть в последнее время, сучий выблядок, да я твою мамашу Лушу знал, когда она вот такой вот молочной сучкой еще была.
Торопливые, одинаковые, неинтересные машины неслись слева от пса, исчезая за поворотом. И тут он услышал ее, даже не услышал, а почувствовал всеми короткими волосками на лоснящейся спине, которые тут же встали дыбом.
– Уав! – призывно гавкнул Лютый и понесся вперед, подавая пример своим бойцам, даже не обернувшись, не посмотрев, как далеко едут они, эти дьявольские отродья. Он бежал и бежал вперед, и вся стая с гвалтом неслась за ним. Вот уже краем глаза он заметил гадкое красное пятно дьявольской повозки и, конечно же, их: самые сладкие, самые вожделенные на свете колеса Michelin. Сзади стал приближаться мерзкий лай Ломбарда – сучий выблядок, видимо, решил опередить его, показать силу стать вожаком. Лютый последний раз истошно гавкнул и прыгнул к колесу, разинув пасть – через секунду жалкие остатки его клыков сомкнулись на горячем протекторе, голова пса застучала по асфальту, хрустнул череп.
– Что там такое? – Никитин с беспокойством взглянул в зеркало заднего вида на наглую свору собак, облаивающих машину. По правому борту раздался глухой удар, автомобиль вынесло на встречную.
– Какая-то собака нас за колесо укусила, – Рита приподнялась повыше на сиденье, чтобы лучше рассмотреть Лютого.
– Вот дура… – Никитин несколько раз подряд моргнул обоими глазами. Потянулся за сигаретой, снова ругнулся, вспомнив, что бросил курить после того глупого случая с бензином. Мотоциклист в огне. Бензоколонка. Перевернувшийся автобус. «Топливо будущего – метан!»: обгоревшая металлическая табличка с затухающим звяканьем бьется волчком об асфальт. Хорошо еще, что успел откупиться… Никитин зло ткнул пальцем в кнопку на магнитоле.
«Г'усское Г'адио! Шалом!» – донесся жизнерадостный джингл из динамиков.
Откуда-то из глубин желудка Никитина грязным взбаламученным осадком стало подниматься крайне нехорошее предчувствие. Постепенно осадок сформировался в давно знакомую ему жирную кольчатую пиявку, которая присосалась где-то под сердцем и стала тянуть из него жизненные силы, в качестве компенсации выбрасывая в кровь едкие гормоны страха.
Никитин снова нервно моргнул обоими глазами, будто пытаясь промыть постоянно мутнеющий взгляд. Рита поняла, что этот фирменный жест им предстоит увидеть еще не раз.
– Ну, ладно еще диабет, ну ладно астма! Пускай даже умирающий от рака трансвестит, я все могу понять… Но кота-то за что? Единственного моего любимого котика, – Никитин в сердцах ударил по рулю, – бесчувственный, мерзкий, самовлюбленный говнюк! Вот он кто, а не последний великий писатель…
Еще через несколько минут Никитин стоял, облокотившись руками о капот, практически касаясь губами дула автомата, а два сотрудника милиции довольно грубо обыскивали его.
– И часто ты вот так вот по встречной гоняешь? – добродушно поинтересовался один из них, полный мужчина средних лет с утомленным одутловатым лицом и бобровыми усами.
– Я… Ну, мужики… Я же не виноват, что нас собака за протектор укусила!
– За протектор? – переспросил одутловатый.
– Наркоман, – убежденно сказал второй, листая слипшиеся страницы паспорта, который явно множество раз был залит самыми разнообразными жидкостями. – Сразу видно.
– Почему это я наркоман? – неожиданно оскорбился Никитин. Напарник одутловатого ему не понравился. Тусклые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица – выглядел он не как страж порядка, а как правоверный адепт скандинавского металла, который по ошибке натянул на себя милицейскую куртку. – Почему наркоман? Да потому что ты залипаешь! Вот, посмотри… – обратился металлист за поддержкой к старшему. – Посмотри ему в глаза. Видишь, как залипает?
– Сам ты залипаешь! – от обиды Никитин даже перестал дрожать. Никто еще так отвратительно не называл его привычку моргать сразу двумя глазами. – Ладно, чего ты к нему привязался… – устало сказал одутловатый. – Обычный пацан, нервный просто малец. Жизнь такая.
Никитин сразу же проникся к нему искренней симпатией.
– Да я тебе говорю, наркоман, – не унимался металлист. – Ну-ка, попробуй сплюнь. Давай-давай, сплюнь, вот прямо сейчас.
Никитин попытался плюнуть на едва различимый серый асфальт, но во рту все пересохло – с губ сорвались лишь какие-то жалкие звуки, напоминающие голубиный клекот.
– Я же говорил! Наркоман! – радостно воскликнул металлист. – Не зря я раньше в уголовном розыске работал!
О том, почему он там больше не работает, а наоборот, стоит теперь с жезлом на большой дороге, бывший сотрудник уголовного розыска предпочел умолчать.
– Да я тебе сейчас докажу! – металлист забрался на переднее сидение. – Добрый вечер, леди. Приготовьте, пожалуйста, тоже свои документы, – обратился он к Рите, затем откинул бардачок и с торжествующим видом извлек оттуда тонкий инсулиновый шприц. – Точно! Долбаный торчок! Ну, что ты теперь скажешь?
– Сам ты торчок! – зашипел Никитин. – У меня сахарный диабет! И почки одной нет! Я себе три раза в день инсулин колю… – Ох… И правда… – металлист обнаружил в бардачке пузырек с инсулином и ингалятор. – Хотя наверняка это просто для отвода глаз…
Его коллега без лишних слов открыл заднюю дверь и взял в руки рюкзак, лежавший рядом с Ритой. Расстегнул молнию, заглянул внутрь.
– Ебать-копать… – изменился он в лице. – Ваня, иди сюда!
Металлист оставил в покое Никитина, подошел к напарнику, взглянул на содержимое рюкзака и присвистнул.
– Молодой человек, это ваш рюкзак?
– Не-не-не!!! – запричитал Никитин, отступая назад. – Не мой! Это их! Это все они! Я тут ни при чем, я вообще в отпуск хотел!
– Это ваш рюкзак? – спросил металлист Риту.
– Мой, – уверенно ответила та.
– А вы знаете, что в нем?
– Знаю, – кивнула Рита. – Тогда вам придется проехать с нами в отделение, – сказал Ваня и даже развел в стороны руками, будто действительно сожалел, что ему по долгу службы приходится отнимать время у честных людей.
– Зачем? – спросила Рита. Металлист задумался. Это был хороший вопрос. Очень хороший. И на него нужно было дать правильный ответ.
– Ну как это зачем… У вас полный рюкзак валюты… У вас есть лицензия на инкассаторскую деятельность?
– У меня такая лицензия есть, что тебя, пидор, завтра по кускам не соберут, – сообщила Рита приветливым тоном, в котором не было и тени агрессии.
Металлист снова задумался. На этот раз молчание длилось несколько дольше. Он потянулся было за спортивной сумкой, лежавшей у Риты в ногах – проверить, что там внутри. Но, встретившись глазами с девушкой, тут же смутился и убрал руку.
– Тем не менее… – тщательно подбирая слова, продолжил он. – Тем не менее, вам придется проехать с нами в отделение… Чтобы все выяснить. Вдруг вы собирались приобрести на эти деньги крупную партию наркотиков? Поймите правильно: такая сумма наличными… К тому же: кем вам приходится этот мальчик?
– Я его няня. Из школы домой подвожу. Кстати, если что с мальчиком случится – его папаша лично скормит ваши яйца своему псу. Его Лютый зовут. Пса.
– Это правда? – наклонился милиционер к Тиме.
– Правда, – решительно кивнул тот. – Но вы не пугайтесь. Лютый яйца не любит. У него от них понос.
Ваня недовольно поморщился:
– Я о другом спрашиваю. Эта женщина действительно ваша няня?
– А что, если нет?
– Ммм. Вы не знаете ее?
– Первый раз вижу! Глаза Никитина, молча наблюдавшего за этой сценой, стали закатываться, рот понемногу расплывался в загадочной внутренней полуулыбке, напоминавшей отрешенные лица буддистских изваяний. Никитин издал странный утробный писк и принялся медленно оседать, сползая вниз по капоту. Одутловатый бросился вперед и подхватил его под руки. В очередной раз удивился тому, какими все же тяжелыми становятся люди, потерявшие сознание.
– Быть может, она со своим сообщником, – он встряхнул Никитина, чтобы перехватить поудобнее. – Она похитила вас? Ага?! С целью выкупа! – Киднепинг! – со знанием дела подтвердила бывшая звезда уголовного розыска.
– Да ну вас! – обиделся Тима. – Это я ее похитил!
– Как это? – удивился милиционер.
– Так это! – Тима демонстративно отвернулся от него, всем своим видом показывая, что он не намерен больше разговаривать.
– Нет, не он! – сказала Рита, выбираясь из машины. – Это я похитила. Все, как вы сказали. Киднепинг, – она приподняла полы своего длинного платья, чтобы не испачкать его в так быстро проявившейся осенней слякоти.
– Но вы же сами говорили…
– Я врала, – пояснила девушка. – Выпутывалась. Так что давайте, арестовывайте меня!
Она подошла к металлисту и доверчиво протянула ему свои руки ладонями вверх.
– Надевай наручники!
– Я… Не… – опешил тот.
– Кому говорят, надевай!
– Но…
– Что «но»? Ты остановил машину? Задержал преступников? Давай надевай наручники и поехали в отделение! Надевай! Я требую! Я имею право быть арестованной и наказанной по всей строгости закона!
На бледном лице металлиста отразилась напряженная работа мозга. Заковывать в наручники человека, который с такой страстью об этом просит, представлялось ему как минимум опасным.
– Ванек! – тихо позвал его напарник, аккуратно усаживая Никитина на переднее сиденье. – Послушай меня, братан… Ну их на хрен! Я нутром чую, подстава тут какая-то. Валим отсюда.
Рита со скучающим видом смотрела, как удаляется машина милиции, похожая на мелкую хищную рыбу, летающую туда-сюда в теплых облаках канализационных вод в поисках легкой добычи. Впиться косым частоколом зубов в чей-нибудь мягкий бок, вырвать кусок побольше и вновь нестись сквозь жаркие клубы городских испражнений, бездумно глядя перед собой застывшими ледяными шарами глубоководных глаз. Девушка цокнула языком и надула пузырь из жевательной резинки. Пузырь лопнул, тонкая пленка жвачки прилипла к губам, Рита подцепила ее языком и затолкала обратно в рот…
Никитин пришел в себя довольно быстро. Сначала он открыл левый глаз, который у него плохо видел: мир выглядел через него очень нечетким, неясным, а потому не таким страшным и угрожающим, как при полной резкости зрения. Убедившись, что опасность миновала, Никитин решился открыть и второй глаз.
– Жовку хочешь? – спросила его Рита.
– Нет, – покачал головой Никитин. – Не хочу… Чего я хочу, так это сразу вам сказать, что если…Рита не дала ему закончить фразу:
– Мы готовы компенсировать тебе моральный ущерб, – она сунула Никитину в руки пригоршню мятых купюр. – Когда познакомишь нас с Даней, получишь в десять раз больше. Деньги производили приятное впечатление: фунты стерлингов, крупными купюрами, в бумажном комке было не меньше пяти тысяч. Никитин попытался было мысленно перевести обещанные пятьдесят тысяч фунтов в рубли, но мозг в ответ выдавал лишь мигающее сообщение ERROR, как калькулятор с переполнившейся разрядной сеткой.
– Договорились… – Никитин не расправляя запихнул денежный ком во внутренний карман пиджака. – Только тогда хотя бы скажите, что у вас там? – он показал все еще трясущимся мизинцем на лежащую в ногах у девушки сумку, которую так никто и не досмотрел. – Подарок, – лаконично ответила Рита. – У него сегодня день рождения.
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Оживленная вечерняя улица со всеми ее гудками, криками, яркими огнями фонарей и витрин. Вера бредет вперед, не разбирая дороги, наталкиваясь на суетных торопливых прохожих. Каждый из них думает о чем-то своем, не замечая никого вокруг, у каждого внутри целая вселенная, в каждом безбрежным океаном плещется бесконечная красота, отложенная до лучших времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21