Клинг, этот великий детектив с божьим даром, пытался защитить лицо и голову обеими руками, в то время как Синди продолжала свою разрушительную деятельность. Энн Гилрой визжала, как нанятая. Мэрчисон помчался вниз и заорал стопроцентным чистокровным полицейским голосом: "Хватит, прекратите это!" Однако голова Клинга, очевидно, неодолимо притягивала Синди, и Мэрчисону не оставалось ничего другого, как встать между ними, причем сделал он это с большой осмотрительностью, чтобы не схлопотать по голове хозяйственной сумкой, которой Синди орудовала, как опытный молотобоец. Потом он оттолкнул Клинга на пару ступенек ниже, где ему не угрожала непосредственная опасность, и заорал на Синди: "Вы напали на государственного служащего, мисс",— что, впрочем, Синди несомненно знала. Энн Гилрой еще разочек взвизгнула, и потом воцарилась тишина.
— Чертов мерзавец! — заорала Синди на Клинга.
— Все в порядке, Дэйв,— сказал Клинг, стоящий у подножья лестницы.— Спасибо. Теперь я уже могу самостоятельно овладеть ситуацией.
— Да, ты способен овладеть кое-чем, негодяй! — заорала Синди.
— С вами ничего не случилось? — спросила Энн Гилрой.
— Ничего, все в порядке, Энн,— ответил Клинг.
— Так, значит, ты обращаешься к ней по имени, Энн? — закричала Синди и размахнулась хозяйственной сумкой, целясь в девушку. Мэрчисон бесстрашно вмешался, отразил удар локтем, быстро отодвинул Синди от девушки и заорал: "Ну, хватит, Синди! Вы что, хотите попасть в камеру?"
К этому моменту в дверях полицейского участка уже собралась толпа полицейских в форме, что привело Клинга в значительное замешательство, поскольку этот скандал наносил удар по его реноме детектива, а к патрульным он всегда относился довольно высокомерно. Полицейские прекрасно развлекались, глядя, как сержант Мэрчисон пытается удержать двух очаровательных блондинок на некотором расстоянии друг от дружки. Об одной из них они даже знали, что это девушка Клинга, а тем временем сам Клинг с растерянным видом стоял рядом.
— Давайте, расходитесь, расходитесь,— крикнул им Клинг, тоже соответствующим полицейским голосом.
Полицейские считали это хорошим развлечением, но никто из них не рассмеялся. Никто также не собирался уходить. Напротив, их количество в дверях полицейского участка увеличивалось, они разглядывали девушку в красно-синей полосатой миниюбке, а также разглядывали Синди (хотя она была одета намного скромнее, на ней было просторное синее платье), а потом переводили взгляды на Клинга и Мэрчисона, чтобы не упустить ничего, если кто-нибудь из них что-то предпримет.
Однако никто из них ничего не предпринял.Вместо этого Синди повернулась, оскорбленно вздернула нос, спустилась с крыльца и прошла мимо Клинга, не удостоив его взглядом.
— Синди! Подожди, я должен объяснить тебе! — крикнул Клинг, очевидно, питая иллюзии, что он играет в каком-то старом фильме с Дорис Дэй, и побежал по улице вслед за Синди.
— Я бы хотела подать жалобу. Причем немедленно,— сказала Энн Гилрой Мэрчисону.
— Э... лучше бегите домой, мисс,— сказал Мэрчисон, поднялся по лестнице, отодвинул полицейских в дверях и возвратился к своей стойке и коммутатору, где самым худшим, с чем ему нужно было суметь справиться, была какая-то женщина, которая истекла кровью на тротуаре.
Карелла никогда не понимал — когда читал об этом — почему люди, потерявшие сознание, приходят в себя постепенно, как если бы они выныривали из глубины на поверхность. Он сразу пришел в себя — ниоткуда не выныривал, ни по какой крутой спирали, никаких подобных глупостей — как только открыл глаза и уже точно знал, где находится, встал и почувствовал, что у него огромная шишка на темени; сперва он ощущал ее как стреляющий болевой узел на черепе, потом попытался ощупать се кончиками пальцев, но ему стало еще больнее. Крови он не обнаружил — слава Богу — напавший избавил его от необходимости латать пробитый череп. Он заглянул за дверь, чтобы убедиться, что там его не подстерегает еще один небольшой сюрприз, потом вытащил пистолет и осмотрел все помещения в квартире, поскольку никогда не мешает закрыть ворота конюшни, даже если конь убежал. Убедившись в том, что в квартире никого нет, он вернулся в спальню.
Верхний ящик комода был закрыт.Ящик был выдвинут, когда Карелла вошел в квартиру, поэтому имелись все основания полагать, что он помешал неизвестному в тот момент, когда тот рылся в ящике. Теперь Карелла подошел к комоду и сам принялся рыться в ящике. Ящик был четко разделен на две половины: женскую и мужскую. В той, которая принадлежала Розе Лейден, были нейлоновые чулки, колготки, пояса, бюстгальтера, носовые платки и круглая жестяная коробочка, в которой когда-то были таблетки от кашля, а теперь здесь лежали непарные серьги, заколки для волос и пуговицы. В той части, которая принадлежала Эндрю Лейдену, были носки (синие, черные и серые), носовые платки, трусы, майки, эспандер и у самой задней стенки цепочка с полудолларом, выпущенным в память Кеннеди. Карелла задвинул ящик и осмотрел другие ящики и отделения' комода. На половине Розы Лейден лежали джемперы, блузки, комбинации, платья и несколько ночных рубашек. На половине Эндрю Лейдена были выглаженные рубашки и тенниски и не менее тщательно сложенные джемперы. Карелла закрыл последний ящик и подощел к шкафу.
Оказалось, что здесь такая же система, как в комоде. Плечики тоже были разделены, однако платья, брюки и костюмы Розы Лейден занимали добрых две трети шкафа, в то время как для костюмов, брюк и спортивных курток Эндрю Лейдена оставалась лишь одна треть. Галстуки висели на проволочном держателе, привинченном к дверце изнутри. Всю нижнюю часть шкафа заполняла обувь. Под висящей одеждой были видны туфли и домашние тапочки Розы, а обувь Эндрю стояла на полочках под одеждой. Все было в безупречном порядке и чистоте, и сразу было ясно, что принадлежит хозяину и что хозяйке.
Но что же в таком случае искал неизвестный в верхнем ящике комода? И был ли этим неизвестным Уолтер Дамаскус?
Головная боль у Кареллы чуточку усилилась.Клинг отпер дверь собственным ключом, потом нажал на ручку и толкнул дверь внутрь. Оказалось, что Синди приняла меры предосторожности и закрылась на цепочку, поэтому дверь со звяканьем остановилась. Образовалась
щель в какие-то семь дюймов, но дальше дверь не поддавалась ни на дюйм.
— Синди,— сказал Клинг,— сними эту цепочку! Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой! — крикнула она.
— Сними эту цепочку, или я вышибу дверь!
— Беги вышибать дверь к этой твоей зазнобе! Почему ты не бежишь?
— Она вовсе не моя зазноба!
— Не ври, негодяй! — заорала Синди.
— Синди, предупреждаю тебя, что я вышибу эту дверь!
— Только попробуй. Я вызову полицейских!
— Я сам полицейский.
— Ну так беги на дежурство к этой твоей зазнобе, негодяй!
— Послушай милая. Я тебя предупредил.
— Лучше беги получи санкцию на обыск квартиры,— крикнула она,— а не то я подам жалобу на тебя, на городские власти и дойду даже до...
Клинг вышиб дверь мастерски и без всяких усилий. Синди, сжав кулаки, стояла перед ним.
— Не входи сюда,— сказала она.— Тебя сюда не приглашают. И никогда уже больше не пригласят. Беги домой. Убирайся. Убирайся ко всем чертям.
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой, до самой смерти, и это мое последнее слово.
— Что тебя так разозлило?
— Я не выношу лгунов и тупых завравшихся позеров. Убирайся, Берт, я говорю серьезно.
— А кто лгун?
— Ты.
— Так, значит, я...
— Ты говорил, что любишь меня.
— Я действительно люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Эта девушка...
— Эта вертихвостка...
— Она вовсе не вертихвостка.
— Нет, вертихвостка, это твоя драгоценная ирландочка. Беги подержись с ней за ручку. Почему ты не идешь? Убирайся, Берт, прежде, чем я снова не ударила тебя.
— Послушай, в этом вовсе нет...
— Ну, ясно, в этом вовсе ничего нет, между нами двумя тоже вовсе ничего нет, убирайся.
— Ты хоть не ори так, а не то соберется весь этот чертов дом.
— Она ворковала, как голубка, держала тебя за ручку, щурила на тебя глазки...
— У нее была информация...
— Ну, у нее, конечно, имеется информация.
— ... о деле супругов Лейден. Она пришла в полицейский участок...
— У нее, конечно, имеется информация,— повторила Синди, чуть истерично, подумал Клинг.— Информация, которая не снилась даже Клеопатре. Почему ты не уберешься отсюда? Почему не оставишь меня одну? Пожалуйста, уходи. Беги за этой информацией, которой она так вертит под юбкой, может она еще тепленькая... Убирайся.
— Синди...
— Я думала, что мы любим друг друга...
— Мы действительно любим друг друга.
— Я думала, что...
— Черт возьми, мы ведь действительно любим друг друга!
— Я думала, что мы хотим пожениться, хотим, чтобы у нас были дети, хотим жить за городом...
— Синди..
— И оказывается, достаточно, чтобы тебе подмигнула какая-то дура...
— Синди, это вполне приятная девушка и...
— Прекрати! — крикнула Синди.— Если ты явился сюда защищать эту потаскуху...
— Я не пришел защищать ее!
— Так что же ты здесь делаешь?
— Я пришел сказать, что люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Я люблю тебя,— сказал Клинг.
— Ну да!
— Точно, люблю.
— Ну да!
— Я люблю тебя.
— Так почему же...
— Мы шли выпить кофе. Больше ничего.
— Так я тебе и поверила.
— Мне нужна только ты и больше никто,— сказал Клинг.
Синди не ответила.
— Я говорю серьезно. Она продолжала молчать.
— Я люблю тебя, милая,— сказал он.— Иди сюда.— Он ждал. Синди стояла, наклонив голову, и смотрела на пол. Он не решался подойти к ней поближе.— Ну, иди,— сказал он.
— Мне хотелось убить тебя,— мягко сказала Синди.— Когда я увидела тебя с ней, мне захотелось убить тебя.— Она начала всхлипывать, по-прежнему глядя на пол, по-прежнему не поднимая глаз. Он подошел и обнял Синди, ее голова лежала у него на плече, как в колыбели, его пальцы нежно поглаживали ее волосы, ее слезы увлажняли ему куртку и рубашку.
— Я так люблю тебя, что мне хотелось убить тебя,— сказала Синди.
Глава 10
В воскресенье днем мистер Джордж Пимм с супругой вернулся из отпуска в Пуэрто-Рико, и его без промедления навестила полиция.
Они распаковывали багаж, когда пришли Карелла и Клинг. Было нелегко заставить супругов Пимм говорить по делу. Впервые в жизни они провели отпуск на Карибском море и, естественно, хотели рассказать кому-то — кому угодно — как они провели там время. К несчастью, детективы оказались первыми людьми, попавшими к ним в руки после возвращения.
— Волшебный остров,— заявил мистер Пимм.— Вы были там когда-нибудь?
— Нет,— сказал Карелла.
— Нет,— сказал Клинг.
— И знаете, какие у нас впечатления? — сказал Пимм. Это был стройный мужчина со светло-синими глазами и рыжими волосами. На острове он хорошо загорел, и сейчас распаковывал багаж с бодростью и самоуверенностью человека, который выглядит здоровым и чувствует себя здоровым. Его жена Джин была маленькая брюнетка, она занималась тем, что вещи, которые распаковывал мистер Пимм, укладывала в комод, развешивала в шкафу или уносила в ванную. У нее уже
начала шелушиться кожа, в особенности на носу. Слушая рассказ мужа об острове, она непрерывно улыбалась.— Если человек судит по нашему городу,— говорил Пимм,— он мог бы ожидать, что пуэрториканцы окажутся мошенниками и бездельниками, верно? Что они наркоманы, хулиганы, проститутки и Боп знает что еще. Извини, золотко,— сказал он жене.
— Ничего, все в порядке, Джордж,— с улыбкой прошептала Джин.
— Но можете мне поверить, что это самые милые и порядочные люди на свете,— сказал Пимм.— Мы как-то вышли из "Эль-Конвенто", это отель в старой части Сан-Хуана, вышли после ужина и эстрадного концерта, который там давали — кстати, этот концерт был замечательный — ну и, было уже после полуночи. Скажи, золотко, уже было позже полуночи?
— Конечно, уже было далеко за полночь,— ответила Джин.
— Ну, а вы можете себе представить, чтобы я отправился после полуночи на прогулку в пуэрториканский квартал здесь, в городе? Или по испанскому отрезку Калвер-авеню? После полуночи? Я не хочу жаловаться на вашу работу, ребята,— сказал Пимм,— но здесь это означает, что человек добровольно решил расстаться с жизнью. Я прав?
— Ну, жителей этих сомнительных районов особо не в чем упрекнуть,— сказал Карелла.— Но я бы также не пошел гулять по Эйнсли-авеню после полуночи, даже если бы меня озолотили.
— Джордж боится ходить пешком даже в центре, по Холл-авеню,— сказала Джин и рассмеялась.
— Это неправда,— возразил Пимм,— Холл-авеню абсолютно безопасна. А может, нет? — спросил он Кареллу.
— Видите ли, кое-какие нападения были в кварталах, где живут в основном порядочные люди. Однако я полагаю, что Холл-авеню абсолютно безопасна.
— Хорошо, но я, собственно, не это хотел сказать,— продолжал Пимм.— Я хотел сказать, что мы были посреди старой части Сан-Хуана и гуляли по улицам после полуночи. Джин была в восторге от этого, вокруг нас сплошные пуэрториканцы, мы были единственные туристы, которые гуляли там так поздно ночью. Думаете, мы боялись, что с нами что-нибудь может случиться? Вовсе
нет! У нас было ощущение абсолютной безопасности, мы чувствовали, что эти люди не хотят обидеть нас, они действительно были рады, что мы находимся там, и готовы были разорваться, чтобы нас принять как следует. Ну, и почему же так получается?
— Что получается?
— Почему они приезжают сюда, в город, и начинают выбрасывать мусор из окон, жить, как свинтусы, принимать наркотики и продавать собственных сестер мужчинам, попросту создавать трудности везде и во всем? Почему так получается?
— Возможно, они лучше принимают гостей, чем мы,— сказал Карелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20