берега залепила верба.
- Может, Андрюха, до темноты доберемся? Или на ночлег готовиться будем?
- Давай, дед, в темпе и поедем.
Собрали лодку и понесли на воду. Ветка, не ожидая приглашения, на этот раз запрыгнула сама. Голец побежал берегом.
Перевал уже закрыли толстые тучи, вода на глубине освинцовела, посерел лес, запахло дождем.
Как только лодка вышла, ее подхватило течение, легко и стремительно подбросило на набегавшую волну и понесло как на крыльях.
- Держись, матросы! - И я послал лодку строго поперек волны, придерживая корму шестом и бороздя им по дну.
Шест вибрировал и подпрыгивал на камнях. Лодка скользнула между боем и возвратным течением и, раскачиваясь, потеряла скорость на плесе. Тучи припали к земле, заморосил дождь, и сразу наступили сумерки. От воды потянуло холодом.
Ветка мелко вздрагивала и жалась к ногам.
Надо бы засветло заготовить дрова и устроить ночлег. Еще дед мой завещал эту заповедь. Я достал карту и, прикрываясь курткой от дождя, посветил спичкой. Спичка догорела, и мгновенно наступила темнота. Только на перекате отсвечивало русло, а берега беспросветно тонули в липком сумеречном дожде.
- Придется швартоваться к берегу, а то и зимовье проскочим, - успел сказать я, как вдруг лодку подернуло, подбросило корму и она мягко, словно в перину, вошла в глубокую заводь, даже шест не доставал дна.
Я почувствовал на сиденье холод. Сунул руку и обмер. Под рукой бил фонтан, просунул дальше - с кулак пробоина. Ветка вскочила, отряхиваясь, окатила нас холодными брызгами и начала метаться по лодке. Я наступил на фонтан ногой и поддернул рюкзак с сухарями, хотел захватить лямкой собаку, но она вдруг метнулась за борт.
- Зачем, дед, ты ее?
- Андрей, ползи ко мне, - тихо сказал я.
- Тут вода, - с тревогой сказал Андрей.
- Ко мне, Андрей! - приказал я и заработал шестом, как маховым веслом. Вода холодила уже под коленями.
- Ты че, дед, уже в воде?
- Спокойно, Андрейка. Не шевелись.
Сунул в воду шест, дно было близко, пригнулся, стараясь угадать землю, и в это время лодка, как старая порванная калоша, мягко оседая, ткнулась в берег.
Я спрыгнул в воду, схватил Андрея и вышел на берег. Он был, как лягушонок, мокрый. Вернулся и подтянул тяжелую, залитую водой лодку.
Походили, пошарили по берегу. Нашли гнилой пень, разгребли внутри сухие гнилушки - лучшей растопки и не надо. Притащили две охапки валежин. Руки, как грабли, не гнутся - едва зажег спичку. Прикрываем растопку оба с Андреем. Задымило. Приятно шекочет в носу. Вспыхнули ветки. Подбрасываем в костер. Огонь - великое открытие! Только здесь это по-настоящему и оценишь!
Лодку поставили на борт, подперли корягой. Повесили над костром котелок на чай и забрались под лодку. Сидим, сушим одежду, да и дождь приутих - так себе накрапывает.
- А где же Ветка с Гольцом? - спохватывается Андрей.
- За рекой, починим корабль, съездим.
- Давай чинить тогда, - предлагает Андрей.
- Чем будем заделывать пробоину...
Андрей на четвереньках подбирается к дыре, осматривает.
- Латать, дед, надо.
- Знамо дело, надо. А как?
- Болтами.
Сразу видно, что монтажник, не сказал же - нитками или клеем.
- Где возьмем болты?
- Думать надо.
- Ну это, Андрей, демагогия.
- А ты-то сам, кто? - подражает Андрей Талипу.
Котелок зафыркал, зашумел костер. Достаю из кармана рюкзака заварку отсырела, липнет к рукам.
В старые времена пачку на два раза, теперь слишком жирно - щепоть на котелок. Запахло чаем. Прикрыл котелок шапкой, чтобы дух не выходил. Раскрываю банку сгущенки. Андрей разложил на кучки сухари. Стол на мешке из-под лодки. Сам сидит на шапке, на камнях плохо. Я сапоги подложил. Наливаю в кружку чай. Сидим, хрустим сухарями, пьем чай из одной кружки, по очереди. Весело пляшет костер. Потянулся подбросить в костер, зацепил котелок, опрокинул.
- Не переживай, вода есть рядом. - Андрей надергивает обувку на босу ногу и хрустит галькой. Слышу, черпает воду и бубнит что-то. - Дед, зачем это выбросил? - и сует мне спиннинг.
Попробовал катушку - крутится, не заржавела.
- Вот и гаишка, ЛЭП и болт, - подражаю Талипу. - Может, разберем катушку для починки корабля?
- Правильно, дед. - Андрей ставит на угли котелок, подбрасывает дров и ныряет под лодку.
Я разобрал катушку, леску сунул в карманчик рюкзака, болт с гайкой отдал Андрею.
- Держи пока, на сохранение даю.
Выстрогал из дранины две пластинки величиной с коробку из-под "Казбека", но чуть потоньше, примерил на пробоину, пробуравил ножом посередине каждой пластины по отверстию под болт. Вместо клея еловая смола. Осталось стянуть пластины болтом.
Как только рассветет, осуществим замысел.
- Ну, а сейчас, Андрюха, вздремнем. Дед мне еще говаривал: утро вечера мудренее. Но прежде давай-ка соорудим маленький Ташкент. Переноси костер вот на это место, а я пойду прутьев нарежу.
- Не понял, дед.
- Смотри.
Переложил головешки покрупнее на другое место. И пошел в заросли. В кустах было темно и сыро. Резал прутья на ощупь. Вернулся с охапкой тальника. Костер уже бойко полыхал на новом месте. На старом дымились угли, синела зола. Разгреб пошире огнище, зола шипела и клубилась вместе с паром. На горячую золу уложили прутья, расстелили на них портянки, обувку под голову. Лодку тоже перенесли, укрепили навесом. Забрались под него.
- Ну, ты даешь, дед, - укрываясь курткой, говорит Андрей. - Давай я тебе радикулит греть буду, - прижимается он ко мне и вздыхает: - Собаки продрогнут, у них же нет Ташкента...
Рассветало - костер прогорел, чадили головешки.
Я вылез из-под лодки осторожно, чтобы не разбудить Андрея. Патыма дымилась легким редким туманом, берега были сонными и отяжелело блестели мокрыми кустами. Я посвистал собакам - эхо отозвалось и передразнило совсем близко за рекой. Прошел вдоль берега по течению реки шагов тридцать - пятьдесят и увидел между камней на песке отпечатки лап. След был свежий, после дождя четкий оттиск когтей, мне показалось, даже песчинки еще не успокоились. Еще подумал - рабочая лапа! Снял шапку и накрыл след - не вошел.
Где же собака? Может, Ветка обиделась, что ее выбросили из лодки, и вернулась в хижину и Гольца увела? От этой мысли даже жарко стало. А может, где-нибудь под кустом лежит - ощенилась. Опять же Голец бы пришел, а может, за зверем обе ушли?
Набрал в легкие воздуха и крикнул:
- Вет-ка-а!.. (На том берегу - "а-а-а!") Прислушался: нет, не лают.
Из-под лодки вылез Андрей, сонный. Стоит, топчется, глаза трет кулаком.
- Нету? - спросил. - А скоро солнце?
- Скоро, Андрюха, скоро. Поспи еще. Рано.
Любит Андрей восход. Весь зардеет и перестанет дышать. Ждет. А когда выкатится солнце, вздохнет глубоко и сидит, не шевелясь.
Я взял нож, залез на бугор, где росли великолепные стройные, одна к другой, сосны. Солнце уже высветило их длинную малахитовую хвою. Набрав комок янтарнолипкой смолы, я вернулся в лагерь. Андрей сидел на корточках у костра и грел живот.
- Клею добыл, - сказал я, - будем чинить корабль или сначала умоемся и закусим?
- Закусим, и чинить, - отозвался мой матрос.
Сели чай пить.
- Ты что, Федул, губы надул? - спрашиваю Андрея.
Молчит. Глаз не поднимает.
- Что с тобой, боевой мой товарищ?
- И ты бы надул, если бы у тебя потерялись. Может, они утонули.
Андрей поднял полные слез глаза, положил осторожно ложку, сухарь, поднялся и направился к воде.
Мне тоже еда не шла.
Я злился на собак и жалел их одновременно. Может, ушли в низовье, к жилью?
На плесе играла крупная рыба. Туман отрывался от воды, струился и таял под кустарниками. Я намазал смолой пластины, наложил с обеих сторон дна и стянул их болтом. Подняли с Андреем лодку и опустили на воду. Как будто не течет.
Андрей принес котелок, удилище и тоже заглянул в лодку.
- Сухая, - сказал он.
- Давай спустимся по течению, может, там встретим.
Андрей оживился:
- Давай, дед!
Мы уложили нехитрое корабельное имущество, сели по местам, и я вывел лодку на стремнину. Патыма, голубая и спокойная, как небо, текла нам навстречу. От движения воды приятно кружилась голова. Было так чудесно, что хотелось впитать в себя прозрачную синеву глубокого неба и зеленую истому распадков.
В ЗАМКЕ
Чтобы сократить расстояние, я срезал изгиб реки. Вдруг из-за поворота вырос дом. Он стоял на высоком берегу, с закрытыми ставнями, под тесовой крышей.
- Замок! - удивленно крикнул Андрей. - Смотри-ка, еще дом, два, три.
- Крепость!
- Нет, замок!
Мы высадились на берег и направились в замок. Постройка была обнесена тесаными жердями, вместо ворот раздвижное прясло. Мы раздернули звено и вошли во двор, обширный, заросший высоким пыреем. Кисточки на нем оборвало ветром, торчали безголовые серые дудки. Обошли двор. Осмотрели усадьбу. Видимо, это была работа одного и того же мастера, что и на перевале в часовне. Резьба по дереву. Карнизы, ставни, резные колонны - все выполнено со вкусом и старанием. Кроме большого пятистенного дома во дворе стоял амбар, летняя кухня, лабаз, а в дальнем углу, к которому примыкал сосновый лес, загон для оленей с остроконечной дымокурней и ряслом для привязи лошадей.
Линялая массивная дверь в дом была закрыта, и в пробое вместо замка торчал сучок.
В пазухе между домом и пристройкой еще лежал снег.
Поднялись по широким, отбеленным дождями ступеням на крыльцо.
Я взялся за мелкую литую дверную ручку и тогда увидел под дверью потускневшую металлическую пластину, на ней гравировка: "Щадовъ Л. И.".
- Дергай же, - сказал Андрей.
- Давай вначале откроем ставни. - Ставни пристоялись и открывались со скрипом.
- Ожил дом, запел, - заметил пацан.
Дверь тоже подалась со стоном. Постояли на пороге, сначала заглянули внутрь и тогда только переступили порог.
Дом разгорожен капитальными стенами. В первой комнате - кухне русская глинобитная печь в углу, мельница с ручным жерновом. Стол квадратный на массивных ножках, под стенкой ларь. Из кухни через дверь столовая. Длинный резной стол, по обе стороны скамейки - у одной скамьи, заметил Андрей, недоставало ножки. Из столовой двухстворчатая крашеная дверь приоткрыта. Заходим - комната на шесть окон. Широкий, на якутский манер, камин облицован кварцем. На потрескавшемся глинобитном полу куча снега. Заглянул в дымоход - кусок неба синего. Рядом с камином долбленное из пня роскошное резное кресло. Андрей уже уселся, только не хватает короны. Из этого зала низкая с порожком дверь, толкнул ее ногой - легко, без шума распахнулась.
Комната узкая, с одним окном на реку. Деревянная с глухими высокими стенками кровать, на ней оленьи шкуры, заячье одеяло. Русская печь выступает задней стенкой на полметра.
- Попробуй, дед, какая кровать!
- Слезь, Андрей, нехорошо с ногами.
Андрей спрыгнул и подбежал к окну.
- А наших нигде нет - ни Гольца, ни Ветки.
- Найдутся, - неопределенно говорю я.
В ларь заглянули - кроме мышиного помета, ничего нет. Около лари на полу кольцо.
- Потайной ход из крепости.
- Ну-у? - тянет Андрей. - Откроем?
Открыли, потянуло сыростью. Лестница - верхние ступени выхвачены светом из окна, а ниже черная дыра. Андрей уже на лестнице, я тоже спускаюсь и чиркаю спичкой. Сходим вниз. За ворот сыплется снег. На полу лед. Стены отделаны кругляком, забраны в столбы с раскосами, все в курже, под стенками туески, кадки, вешала. Уже полкоробки исчиркал.
- Нету хода, - говорит разочарованный Андрей. - Возьму один? показывает на туесок.
- Бери.
Вылезаем из погреба. Рассматриваем на свету туесок - расписан тонкой резьбой по бересте. Вырезаны упряжки, олени, гон лосей. Андрей переворачивает туесок кверху дном, на стол сыплется чешуя с пятак величиной, только гораздо тоньше, а цветом такая же. Не могу понять, от какой рыбины, в жизни не видел такую крупную чешую. Загадка.
Андрей тоже вертит в руках чешуину, пробует на зуб.
- Соленая, - говорит.
Любопытство разгорается, - надо сеть поставить на ночь. Андрей не возражает.
- Давай затопим печь.
- Затопим, Андрюха, и печь, и камин, давай устраиваться.
Принесли свои пожитки. И пошли готовить дрова. Я рублю сушняк. Андрей таскает его в дом.
В печи обнаружили чугунок, треснувшую сковороду и деревянную обожженную по краям лопату. "Хлеб садили", - подумал я. Поленья тоже удобно укладывать: на лопату полено - и в печь. Я взял чугунок и пошел на речку, отдраить его. Речка отливала синевой и исходила прохладой. Кусты нависли над самой водой. Я нарвал пучок прошлогодней травы, обмакнул в воду, сыпанул в чугунок песку и стал тереть. Прибежал запыхавшийся Андрей.
- Дед, - таинственно зашипел он, будто нас могли подслушать, - на печи кто-то сидит.
- Да ну? - вырвалось у меня. - Показалось.
- Честно.
Пошли в дом. Засветил лучину, подставил поленья, полез на печь. Пусто. Только коса лежит со сломанной пяткой.
- Ах, ты, Андрюха!..
- Честно, дед, видел же, белое...
Чертовщина всякая лезет в голову. Не заболел ли уж? Смотрю на Андрея - вроде бы все в порядке и голова холодная. Отвлечь надо парня.
- Пойдем, покидаем, может, на уху надергаем.
- Пошли, - с готовностью говорит Андрей.
Достаю из рюкзака катушку, и идем на берег. Снимаю с накладок у лодки болт - они и на смоле удержатся. Направил спиннинг, сменил блесну - вместо ельчика наладил под гольяна желтенькую, ложечкой. Закинул - чуть не до середины речки достал. Стою, кручу катушку, не торопясь, удилишком подергиваю. Андрей неподалеку в заливчике бродит, червячков-ручейников, что ли, ищет.
Вдруг спиннинг из рук чуть не вылетел - только катушка заскрежетала, и мырь пошла по воде. Захватила за живое, стравил, и опять внатяг леска-миллиметровка черта выдержит, а вот якорек слабоват. И Андрей тут как тут.
- Сидит, - шепчет.
- Сидит, братуха, сидит...
Вдоль берега: то вверх, то вниз водит. Как всплеснет - круги заходят и леска - в-жи-жить, вжить - поет.
- Махина, - с уважением говорит Андрей.
- Тащи, Андрюха, ружье!
А сам в воду забрел, подвести стараюсь, вымотать силенки. А Андрей уже сует ружье. Не могу оторвать рук от спиннинга.
- Поставь на автомат и приготовься.
Андрея учить не надо, в один момент все готово, собачку перевел, стал на изготовку, только ствол нетвердо держит - тяжеловат для него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14