– сказал Клинт. – Сейчас твоя мама придет.
Клинт впервые видел тюлененка: около двух футов длиной, с большими карими, почти человеческими глазами, темными жесткими усиками и высоко поднятыми бровями на белой мордочке. Это был представитель того вида тюленей, которые водятся на северо-западе Америки.
«Ма-а-а-а!»
– Кричи громче! Сейчас она приплывет.
Услышав голос Клинта, тюлененок стих и принялся тыкаться носом ему в ноги. Клинту хотелось взять его на руки и подержать, пока не вернется тюлениха, но он слышал, что некоторые животные бросают своих детенышей, если от них пахнет человеком. А ему вовсе не хотелось, чтобы мать покинула этого маленького крикуна.
«Ма-а-а-а!»
– Ладно, малыш, я посижу с тобой, пока не вернется твоя мама.
Клинт сел на низкий валун, загороженный от ветра более высоким, и посмотрел на неспокойное море. Тюленихи нигде не было видно. Широкий залив казался холодным и пустынным. Ботик снова било о берег, и Клинт пошел, чтобы оттащить его подальше. А может, тюлениха не выходят из воды, потому что боятся? Клинт решил вернуться к своему костру. Огонь уже совсем догорел, но он не стал подбрасывать новых веток, опасаясь, что яркое пламя тоже может спугнуть осторожного зверя.
Темнело, становилось холодно. Клинт сам не понимал, почему медлит. Он ничем не мог помочь тюлененку, а от того, что он сидит и ждет, мать-тюлениха быстрее ведь не вернется.
А может, она и вовсе не вернется? Может, именно ее убили утром рыбаки?
«Ма-а-а-а!»
Клинт снова вгляделся в беспокойное море. Нет, тюленихи нигде не видно. Он вернулся к валунам. Завидев его, белый малыш принялся звать еще настойчивее. Но как только Клинт сел на камень и заговорил, он умолк.
– Не знаю, как и быть, малыш, – сказал Клинт. – Боюсь, не случилось ли чего. Подожду твою маму еще немного, но потом мне придется уйти.
Тюлененок снова стал тыкаться носом Клинту в ноги, жалобно скуля. Очевидно, он принимал Клинта за свою мать.
– Вот какие дела, малыш, – продолжал Клинт, – люди не любят тюленей, потому что тюлени тоже ловят лососей. Но люди сильней: когда представляется случай, они убивают тюленей. – Клинт вспомнил, что сам однажды стрелял в тюленей, и пожалел об этом. – Да, и я стрелял в них из ружья, но ни одного не убил. Не знаю, зачем я это делал. Это с людьми бывает – иногда они сами не знают, что делают… Ты, наверное, хочешь есть, – продолжал Клинт. – Хорошо хоть, тебе не холодно.
Сам Клинт уже дрожал и знал, что ему еще предстоит померзнуть, пока он доберется домой.
– Вот что, малыш, – сказал он тюлененку, – если твоя мама не вернется до захода солнца, придется тебе остаться одному.
«Ма-а-а-а!» Клинт погладил пушистую головку. Если теперь мать вернется, решил он, ей не помешает никакой запах. К тому же руки Клинта пахли конченой лососиной и устрицами.
Клинт подождал, пока солнце, коснувшись одной из вершин, не скрылось за прибрежными скалами.
– Даю твоей маме еще пять минут, малыш. Он влез на камень, всматриваясь в волны залива, в которых отражались последние закатные лучи, но круглой гладкой головы тюленихи нигде не было видно.
– Похоже, ты сирота, малыш!
«Ма-а-а-а!»
Клинт с участием посмотрел на белый пушистый клубок у его ног, потом нагнулся и взял тюлененка на руки.
– Не знаю, что мне скажут, малыш, но умирать с голоду я тебя здесь не оставлю.
И пока он нес тюлененка в лодку, ему показалось, что он узнал об этом зверьке больше, чем за долгие часы наблюдений. Словно литое, тело малыша было дружески-теплым и гибким.
«Тюлень не похож на меня, – думал Клинт, – зато он умеет кое– что такое, чему бы и мне хотелось научиться. У него мощное, обтекаемое тело, чтобы нырять на большие глубины. А кровь горячая, – значит, он умеет радоваться жизни, как человек».
ДОМА
Было уже совсем темно, когда «Дельфин» подошел к причалу. Впереди на фоне неба чернел силуэт горы Кирби, сбоку темнело ущелье, а чуть пониже светились окна дома Клинта. На берегу, отражаясь в свинцовых волнах, мигал карманный фонарик – он указывал, где следует пристать. Огни дома горели приветливо, но Клинт знал, что, как только он переступит порог, ему порядком влетит. Он обещал быть дома к ужину, а опоздал больше чем на час.
Уже был слышен радостный лай собак и шелест волн по песку. Клинт поднял выдвижной киль и пошел прямо на свет.
Проскрипел по гравию киль, потом скрип сменился глухим рокотом, когда отец, поймав нос ботика, вытащил его на подготовленные заранее катки. Через секунду Клинт, выпрыгнув из лодки, уже помогал ему. Никто из них не проронил ни слова до тех пор, пока лодка не была полностью вытянута из воды.
– Что случилось, Клинт? – спросил отец.
«Ма-а-а-а!»– тоненько проблеял кто-то в ответ.
Услышав этот звук, похожий на голос медного рожка, собаки остервенело залаяли, так, что Клинту и его отцу с трудом удалось оттащить их от лодки.
Держа Вулфа за ошейник, Джим Барлоу направил луч карманного фонарика на дно лодки.
– Кто это?
В луче света тюлененок казался совсем белым, а карие глазки его, когда он поднял голову, беспрерывно мигали. Его появление на время избавило Клинта от выговора.
– Он сирота, папа. Его мать убили рыбаки. Ему не больше дня от роду. Я не мог бросить его на голодную смерть.
– Занятный малыш, – сказал отец. – А что ты будешь с ним делать?
– Пусть он поживет у нас, пока не вырастет. Подумай только, папа, наконец-то мне представилась возможность изучить тюленей!
Не так-то все просто, – вздохнул отец. – Ладно, неси его домой, посмотрим, что скажет мама. Ей решать.
Дрожа от холода, Клинт шел по тропинке вслед за отцом. Он тесно прижимал к себе тюлененка – только от него и веяло теплом в этот студеный вечер. В ярко освещенной кухне было уютно, но Клинт никак не мог согреться: его нового друга встретили неприветливо. – Тюлень? – переспросила мама. – Нет, он здесь жить не будет.
– От них одни хлопоты, – добавила тетя Гарриет. – Ты поступишь разумно, Клинт, если сейчас же бросишь его обратно в воду – избавишь себя от множества забот.
– Но он же ни разу не был в воде, тетя Гарриет! Он утонет!
– Тюлень утонет?
– Его нужно научить плавать, – объяснил Клинт. – Тюлени раньше жили на земле…
Вошел отец, держа в руках ящик, в котором лежали мешки из-под продуктов.
– Давай тюленя сюда. – Он поставил ящик рядом с плитой. – Клади его в ящик.
Клинт все еще дрожал, укладывая малыша в его новую постель. Мама налила ему большую чашку кофе из стоявшего на плите кофейника.
– Садись и выпей кофе, Клинт, а я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Ты весь замерз! Ничего удивительного – провести столько времени в море, да еще в темноте и с этим тюленем!
Клинт выпил горячий кофе и сразу согрелся. Потом здесь же, на кухне, умылся, пока мама жарила ему оленину со сладким картофелем.
– А теперь поешь как следует.
Он охотно принялся за еду. После дня, проведенного на пище, добытой из морской воды, оленина казалась особенно вкусной.
«Ма-а-а-а!»
– Он голоден! – вскочил Клинт. – Я дам ему немного молока…
Мама усадила его на место.
– Сначала поешь сам! – твердо сказала она. Тетя Гарриет опустилась на колени возле плиты, разглядывая тюлененка.
– Странное существо! Я сейчас налью ему в блюдце молока.
– Лучше в бутылочку, – посоветовал отец. – Это не котенок.
Мама поставила на плиту кастрюлю с молоком.
– В гараже есть бутылочка, из которой поили теленка… Клинт опять вскочил:
– Я схожу за ней!
– Кончай ужинать, – сказал отец и сам пошел за бутылкой.
Клинт проглотил последние куски, прежде чем бутылочка была вымыта и наполнена.
– Я покормлю его!
Но тетя Гарриет взяла бутылочку и с таким видом, будто она всю жизнь только этим и занималась, накапала несколько капель из соски себе на руку.
– Как будто ничего. Какая температура тела у тюленя?
– Такая же, как у нас. – Клинт не знал наверняка, но тюлененок, когда он нес его, был таким теплым!
Он ревновал малыша к тете. Она вела себя так, будто она его нашла.
– Пей, малыш. – Она держала бутылку на расстоянии вытянутой руки. – Вот твое молоко.
В жадном нетерпении тюлененок оттолкнул соску и ткнулся носом ей в руку. Она отдернула руку.
«Ма-а-а-а!»– рассерженно заблеял малыш.
Тетя Гарриет, вздрогнув, отодвинулась от него. Она сделала еще одну неуклюжую попытку, потом отдала бутылочку Клинту:
– На. Посмотрим, какая нянька получится из тебя! Но Клинт-то уже знал, что тюлененка бояться нечего. И малыш привык к его голосу.
– Все в порядке, маленький, вот твое молоко.
Тюлененок несколько раз пытался схватить соску, но никак не мог это сделать и только тыкался носом в руку Клинта. Наконец Клинт намочил соску в молоке, и малыш схватил ее сначала недоверчиво, а потом с жадностью. Он пил молоко, чуть похныкивая и поглядывая вверх на Клинта: точно хотел сказать, что, мол, давно знает, кто его мама.
Увидев, что Клинт сам справляется, родители ушли из кухни, но тетя Гарриет осталась.
Когда бутылочка была наполовину опустошена, Клинт отобрал ее у тюлененка.
– Ты слишком жадно глотаешь, малыш. Так нельзя.
– Может, больше не кормить его? – спросила тетя Гарриет.
«Ма-а-а-а!»
– Он говорит, что хочет еще.
Тюлененок пил, однако становился все более голодным. Он опустошил всю бутылочку, потом выпил и то молоко, что оставалось в кастрюле на плите. Только после этого Клинту удалось кое-как уговорить его успокоиться. Клинт вымыл бутылочку вместе со своей тарелкой. Он не всегда был так аккуратен, но на этот раз хорошо знал, что его ждет, если родителям придется ухаживать еще и за его животными. А тюлененок пока не получил разрешения остаться.
Тюлененок сидел в ящике возле плиты и, прикрыв глаза, тихо покачивал головкой. Он был похож на ягненка. Но Клинту казалось, что более красивого существа он в жизни своей не видал.
– Спокойной ночи, Бастер, – Так он решил назвать маленького крикуна.
Он выключил свет и на цыпочках вышел из кухни.
Когда он вошел в комнату, взрослые замолчали. Это был дурной признак. Клинт сел на свое любимое место перед камином, и отец продолжил разговор, начатый им еще на берегу:
– Наш уговор ты знаешь, Клинт.
– Да, папа.
– Ты пробыл в море на два часа больше, чем обещал. Ты мог перевернуться или столкнуться в темноте с плавающим бревном. – Джим Барлоу говорил спокойно и тихо, чем-то его голос напоминал комнатные туфли, которые он надевал, когда снимал сапоги со стальными шипами.
– Все верно, – подтвердил Клинт.
– В течение двух недель тебе не разрешается пользоваться ботиком. Запомни это.
– Хорошо, папа.
– Теперь насчет тюленя. Ты поступил правильно: оставить его на голодную смерть ты не мог. Но не рассчитывай держать его в доме. Насколько я знаю тюленей, это просто невозможно. Можешь оставить его у себя, пока мы не решим, что с ним делать, или, вернее, пока он не станет причинять слишком много хлопот.
– Спасибо, папа. Я постараюсь сделать так, чтобы он не мешал тебе и маме.
Мама подняла глаза от носка, который она штопала, и улыбнулась:
– Посмотрим, как ты сдержишь обещание, Клинт. А теперь – в постель. Ты долго пробыл в море и порядком продрог.
Клинт покорно встал. Он должен вести себя как можно лучше, искупая тем самым возможные ошибки Бастера. Он пошел еще раз поглядеть на малыша. Тюлененок был сыт, согрелся и сейчас безмятежно спал в ящике.
В своей комнате наверху Клинт явственнее слышал порывы ветра и стук дождя по крыше, а в промежутках между ними – и шум волн у самого берега. Да, в такую ночь лучше быть дома и пораньше лечь спать. Постепенно он отогрелся, как тюлененок в ящике возле плиты. Он не обижался на родителей за то, что ему запретили выходить в море: значит, они беспокоятся о нем.
Он разделся и лег, взяв лежавший на столе среди ракушек, осколков агата и засушенных моллюсков справочник Скэммона «Морские млекопитающие северо-западного побережья». Про тюленей там было очень много. Клинт не знал, можно ли доверять такой старинной книге. Но, в конце концов, тюлени, наверное, не очень изменились с 1874 года.
Проснувшись, Клинт первым делом подумал про тюлененка. Вдруг он своим криком всех разбудит? Нет, ничего не слышно. Одеваясь, он выглянул в окно. На дворе было сыро и неприветливо, но вдали разливалась широкая полоса света, а оконечность Тоандосского полуострова была похожа на нос огромного корабля.
Спускаясь, он услышал шум на кухне, а потом отчетливое хныканье. Отец, уже одетый, возился у плиты.
– Доброе утро, Клинт.
– Доброе утро, папа.
Отец поднес спичку к древесным стружкам в топке, и вспыхнувшее пламя озарило его лицо ярко-желтым светом.
– Твой приятель, кажется, неплохо провел ночь.
Клинт сделал еще шаг и остановился от удивления. Вчера вечером на коричневых джутовых мешках лежал белый тюлененок, сегодня же – пятнистый, светло-серый, а все вокруг него стало белое.
– Смотри, папа, он другого цвета!
– Я видел. – Отец еще раз поглядел на малыша. – Он сбросил свой младенческий покров.
Клинт дотронулся до шерсти, на которой ерзал тюлененок.
– Он скатал для себя постельку!
«Ма-а-а-а!»
– Сейчас, сейчас, Бастер!
– Хочет есть, – заметил отец. – Хорошо, хоть его не нужно кормить в два часа ночи, как мама, бывало, кормила тебя.
– Я сейчас ему приготовлю.
Клинт налил молоко в кастрюлю и подумал: отец вспомнил те времена, когда он был совсем маленьким, а это добрый признак – значит, он расположен к малышу.
«Ма-а-а-а!
Отец взял с полки ведро для молока.
– Сегодня я сам подою коров. И почему это коровы даже в воскресенье не спят подольше?
«Ма-а-а-а!»
– И тюлени тоже.
– Я все сделаю, папа, только покормлю его.
– Хорошо. Смотри, чтобы он не разбудил маму и тетю.
Когда отец вышел, Клинт присел на корточки возле ящика, рассматривая тюлененка. Его новая шерстка была гладкой и даже чуть лоснилась, а когда он погладил малыша, снимая оставшиеся белые волоски, она заблестела.
– Вот мы и сняли детскую одежду, да, Бастер? Теперь ты большой, и завтрак твой сейчас будет готов.
Клинт не знал, как разговаривают матери-тюленихи, но Бастеру, видимо, нравился его голос. Когда Клинт разговаривал с ним, малыш умолкал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16