Поначалу я не понимала, что происходит, но потом мне стало ясно, что Лидия просто надеется, что за ней кто-то приедет.Максимилиам соглашается с Каролиной и жалеет, что не смог приехать раньше.– Мне хотелось подождать, пока я не почувствую, что в состоянии увидеться с ней. Вначале я и подумать об этом не мог. Я просто-напросто не хотел ее больше видеть, – признался Максимилиам Каролине.Он был настолько потрясен, когда узнал, что Лидия на самом деле жива, что решил, что никогда не сможет простить ее. Но теперь, когда они снова встретились и начали говорить друг с другом, у него, несмотря ни на что, возникла надежда на примирение.– В любом случае я попытаюсь понять ее и полагаю, что она после всего, что произошло, захочет узнать, каким я стал. Больше тянуть невозможно. Это не принесет ничего хорошего ни ей, ни мне.Максимилиам объяснил это и Лидии, он говорил откровенно, не щадя ее нервы, но в то же время уверив ее, что приехал в Стокгольм только за тем, чтобы забрать ее домой, чтобы они наконец-то смогли получше узнать друг друга. Раз жизнь предоставила им такую возможность – а такое дается немногим – то они должны непременно ею воспользоваться.Тогда Лидия наконец сдалась и обещала поехать вместе с ним. Она призналась, что, в сущности, именно этого и хотела. Чтобы показать свое расположение, она даже предложила ему пожить в своей квартире на улице Сведенборга. Однако Максимилиам отказался, сказав, что не хочет ее стеснять. Он остановится в старой гостинице на Королевской улице, где он бывал раньше, когда приезжал в Стокгольм.Для Каролины такой поворот событий также был к лучшему. В общем-то, путешествие не казалось ей интересным. Она собиралась ехать без особого удовольствия только ради Лидии.Другое дело, если бы это было путешествие вместе с Идой, как в прежние времена, когда она была маленькой девочкой. Но сейчас это была Лидия, которую Каролина, конечно, тоже могла и любить, и понимать, но все-таки всегда ощущала между ней и собой некоторую отчужденность – и отчужденность эта становилась все болезненнее, потому что рядом с Лидией она не могла забыть Иду. Или, вернее, ту мать, которую потеряла.Каролине всегда было трудно назвать Лидию мамой, но все же она ее так называла – ради самой Лидии.Все это по меньшей мере крайне запутанно, и вполне возможно, что эту путаницу создала для себя сама Каролина. Но в таком случае это не ее вина. И может быть, когда-нибудь все само собой распутается. А пока она вес же не может соединить Иду и Лидию в единую личность.Конечно, и Лидия, и Максимилиам звали Каролину поехать в замок вместе с ними, но она отказалась. Во всяком случае, не сейчас. Может, позже, летом. Когда туда приедет Берта. А сейчас ей нужно в первую очередь подумать о себе и об Ингеборг. Обе они очень хотят снова начать работать и не прочь осуществить свои идеи насчет турне.Пока Каролина занималась Лидией и поездкой в Норвегию, Ингеборг навела справки о различных театрах и связалась с некоторыми из них, в частности с театром Вилландера, который собирался на летние гастроли в Северный Норрланд. Каролина еще никогда не ездила так далеко от дома, поэтому для нее это было бы интересно.А Ингеборг вся в сомнениях. Театр Вилландера должен выступать в тех местах, где она родилась и выросла. А там, вероятно, о ней до сих пор идет дурная слава: дескать, она своими похождениями свела родителей в могилу. Поэтому она должна быть готова к тому, что там к ее появлению отнесутся настороженно, и она не знает, сможет ли это перенести. Каролина не может ей ничего посоветовать. Ингеборг должна решить сама. Если она решит, что ей это будет слишком тяжело, они найдут другой театр.Размышляя о театре Вилландера, Каролина вспоминает, что и ей может быть в нем не очень-то уютно, потому что прежде она выступала в нем как Карл Якобссон. А теперь появится там в женском платье. Есть риск, что и ее могут узнать. Ну и пусть. Говорят, что там теперь большинство актеров из новеньких. А сам директор театра – единственный из тех, кто остался с прежних времен, – человек добрый и сговорчивый, так что, возможно, все обойдется.Но нужно спешить, нужно принимать решение как можно скорее, пока не распределили все роли. Для Каролины не так уж важно, в каком уголке страны она будет играть свой спектакль. Самое главное – получить приличную роль в какой-нибудь хорошей пьесе, а в этом сезоне, кажется, шансы невелики. Во всяком случае, попривередничать не получится. А вот о репертуаре театра Вилландера ходят самые хорошие отзывы. Хотя они еще не решили, что будут играть, хотят посмотреть, каких наберут актеров.– Наверное, мне глупо бояться Норрланда, – задумчиво говорит Ингеборг. – Это значило бы признать их правоту. Почему бы мне не поехать туда, не взглянуть им прямо в глаза и не дать позлословить, пока у них языки не отсохнут? Рано или поздно они успокоятся. В конце концов эта история не так уж интересна.Но вообще-то Ингеборг тоже считает, что самое главное – это выбор пьесы.– Не знала, что на свете так много действительно глупых пьес. И глупых ролей, – говорит она, и Каролина покатывается со смеху.– Но возможно, это по-своему веселые роли. А нам наверняка было бы неплохо чуть-чуть отвлечься от серьезных вещей. В общем-то, я не против того, чтобы играть дурочек. Просто нужно настроиться на это с самого начала. И не воображать, что играешь по-настоящему.Немножко желания и чуточку фантазии – и почти из любого пустяка ты сможешь сделать нечто, если, конечно, это не безнадежно глупая пьеса. Ведь глупость тоже бывает разного рода.Так Каролина и Ингеборг болтают о том о сем, взвешивая «за» и «против». Они не могут решить окончательно, но все же их симпатии начинают склоняться скорее к театру Вилландера и Норрланду.И вновь Судьба распоряжается иначе.Угораздило же Каролину втихаря ответить на объявление, которое она вырезала из газеты прошлой зимой! То самое:
ГОСПОДА ПИСАТЕЛИ! Покупаем хорошие рукописи сценариев для кинематографа!
Как-то в начале весны, когда светлые дни стали вновь прибывать, на Каролину вдруг что-то нашло, и она послала несколько своих рукописей, те, которые не сочла слишком глупыми. Она сделала это скорее ради забавы и, разумеется, под мужским псевдонимом. Иными словами, Карл Якобссон снова пригодился.Прошло довольно много времени, и она уже почти забыла об этом. Во всяком случае, она никак не думала, что из этого может что-нибудь получиться.Неожиданно в почтовом ящике она обнаружила письмо, адресованное Карлу Якобссону. В нем сообщалось, что одну из рукописей хотят экранизировать и просят Карла Якобссона как можно скорее связаться с киностудией – что, бесспорно, будет представлять сложности, учитывая то, что этот автор на самом деле существует лишь в воображении.Каролина рассказала обо всем Ингеборг, которая, конечно, не пришла в восторг от этой истории с «господами писателями», но посоветовала Каролине отправиться на киностудию, показаться им и перестать наводить тень на плетень.Рукопись не станет хуже от того, что написана женщиной. Напротив. И если они решат переменить свое мнение или начнут чинить под этим предлогом препятствия, то пусть пеняют на себя, сказала Ингеборг. Она становилась все более активной участницей женского движения, поддерживая его не только взглядами, но и делами. Ингеборг, которая и мухи не обидит, оказывается, может быть гневной и даже воинственной.– В таком случае им придется смириться. Я не стану молчать. Это станет пробным камнем для нашего движения, – говорит она.В общем-то, Каролина с ней согласна. Разумеется, самое правильное решение – сделать так, как сказала Ингеборг. Но в то же время это немножко грустно. Куда интереснее было бы появиться в образе Карла Якобссона и осторожно прощупать почву, попытаться выяснить, что это вообще за киностудия и стоит ли ради всего этого тратить силы.Конечно, Каролине претит переодевание. К тому же она дала себе обещание, что раз и навсегда прекратит такого рода игры вне сцены.Но на сей раз…Вот было бы весело поглядеть, что из этого получится. Возможно, единственный случай преподать им также полезный урок! Эти недотепы полагают, что сценарии могут писать только мужчины. Она заметила это Ингеборг, словно бы вскользь, мимоходом. Но не сказала ей о том, каково ее серьезное намерение, а употребляла такие выражения, как «на самом деле следовало бы» и тому подобное.Но Ингеборг заметила, что это не лучшее решение. Это выглядит как детская забава и вообще слишком рискованно. Каролина может легко выставить себя на посмешище. Подобные шутки редко заканчиваются хорошо. Гораздо больше мужества требуется для того, чтобы выступить открыто и отстаивать свои права. Переодевание – это дешевый трюк, оно производит плохое впечатление и грозит испортить все дело.– Наверное, ты права, – вяло соглашается Каролина.И она действительно так думала! Ингеборг рассуждает здраво и трезво. Конечно, она права. Но тем не менее Каролина не может отделаться от своей затеи, и чем больше о ней думает, тем более заманчивой ей кажется.Если она явится к ним в юбке, у них сразу появится преимущество. Она будет для них «забавной милашкой», которая дерзко посмеялась над серьезными господами. Возможно, ее рукопись и одобрят. Но сделают это из снисхождения. И вряд ли тогда стоит возлагать слишком большие надежды. Особенно в том, что касается гонорара. Такая милая девушка наверняка не сама зарабатывает себе на жизнь. Во всяком случае, она всегда может рассчитывать, что ее будет содержать муж. К тому же обсуждать денежные вопросы – это так неженственно…Да, Каролина прекрасно представляет себе, как это все будет.Все та же старая надоевшая песня. Смесь флирта и пренебрежения.А если же она появится в образе молодого и многообещающего юноши, то случиться может все, что угодно, однако при всем при том автора будут воспринимать всерьез. Прежде всего она будет избавлена от шуточек.Так стоит ли игра свеч?Что она, в сущности, теряет? Не так уж много – потому что в любом случае особых надежд на успех этого дела она не возлагает.Итак, Карл Якобссон снова возникнет из небытия, и старое платье снова будет в почете. Белый костюм все еще выглядит вполне элегантно. Почти как новый, и сидит превосходно. А вот с волосами нужно будет повозиться. Ведь придется снимать шляпу, иначе она рискует показаться неучтивой. Но обрезать волосы Каролине совсем не хочется. Пару прядей она, так и быть, пожертвует, но на большее ни за что не пойдет. Ведь и у мужчин тоже бывают густые и достаточно длинные волосы.Прежде чем отправиться по указанному адресу, Каролина отрепетировала свое появление перед зеркалом. Критически оценила несколько вариантов движений и походки. Нужно отточить каждую мелочь. Чтобы быть полностью уверенной во всем, что делает.Ее усилия не пропали даром. На киностудии ей поверили безоговорочно. Она вошла туда со шляпой в руке и вежливо представилась. Она задумала, что ее герой держится в меру скромно и несколько выжидающе. Не слишком самоуверенно. Скорее чуть застенчиво. Молодому и неизвестному писателю при первой встрече не стоит держаться слишком самоуверенно, как будто он уже снискал себе всю возможную славу. Но нельзя быть и чересчур робким. Нужно показать, что ты знаешь себе цену, но сомневаешься в том, знает ли собеседник. Неуверенность только в этом. А не в себе самом.К тому же Карл Якобссон вполне может произвести впечатление чувствительного, даже слегка нервозного человека, который волнуется, как скаковая лошадь перед стартом – именно тот рысак, который в конце концов выигрывает скачки.Поэтому Каролина наделила своего героя спокойным внимательным взглядом, которым он одаривает всех на своем пути. Иногда он может отвести глаза, но никогда их не потупит. Говорит он, только когда это необходимо. Это всегда полезно, когда толком не знаешь, с каким человеком ты имеешь дело.Карла Якобссона встретили двое. Один пожилой, другой молодой. Молодой – скорее всего режиссер, а другой – директор фильма. В сцене присутствует также секретарша, но только в самом начале: вскоре она уходит. И слава богу. Женщины обычно гораздо прозорливее мужчин. А у этой к тому же глаза совсем не глупые. А еще женщины умеют слушать. Итак, секретарша исчезает за дверью, но, к сожалению, не насовсем. Она садится в комнате по соседству, оставляя за собой дверь приоткрытой, – иными словами, она может слышать все, что происходит.Карл Якобссон старается больше молчать. Он отвечает на вопросы, но не произносит ни одного лишнего слова. Это внушает к нему уважение и помогает набраться уверенности в себе, а у других эта уверенность постепенно уменьшается. Во всяком случае, так происходит с режиссером. А директор, как человек более старшего поколения, проникается к юному писателю отцовскими чувствами. Это тоже неплохо.И все-таки Карл Якобссон допускает одну оплошность.Его спрашивают, чем он занимается помимо написания сценариев. Он отвечает, что играет в театре. Конечно, следует вопрос: где? Недолго думая он отвечает: в театре Вилландера – ведь он действительно играл в нем несколько лет назад. Но сейчас лучше было об этом не говорить, потому что Каролина собирается появиться в театре Вилландера как Каролина, а не как Карл Якобссон.Остается только надеяться, что они не станут ничего проверять. Во всяком случае, больше речь об этом не идет. Вместо этого режиссер интересуется, не хочет ли Карл Якобссон сам сыграть какую-нибудь роль в фильме. На это Карл Якобссон с разрешения Каролины отвечает, что об этом еще не задумывался. Когда пишешь, обо всем забываешь. Думаешь о том, что выходит из-под пера, о смысле написанного, о цельности произведения.– С другой стороны, автор в какой-то степени выступает во всех ролях, это неизбежно, – философски рассуждает Карл Якобссон. – Но это, конечно, не означает, что он должен сыграть одну из них.– Истинная правда! Браво! – восторженно аплодирует директор и смотрит на писателя взглядом, полным уважения.– Похоже, вы неплохо разбираетесь в театре, молодой человек, – произносит режиссер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53