В такой одежде – вельветовые брюки и толстый свитер – он не раз в мечтах видел себя шагающим раскачивающейся морской походочкой по улицам заморских стран. Так чья же это яхта? Хотя куда важнее понять, как они попали на нее и где сейчас находятся. Ведь никакого моря не только не видно, но и не слышно!
У входа в туалет он наткнулся на приспособление для перекачки воды, что, однако, не удивило его. Он нажал на рычажок, и в необычайной тишине, которая озадачивала его не меньше всего остального, шум заработавшего насоса был просто оглушительным. Школьница тотчас же выскочила из каюты и уставилась на него.
– Все в порядке, не бойтесь! – поспешил он ее успокоить. – Маленькая неприятность в работе сантехники, к которой вам тоже надо будет привыкать.
Она сменила брюки на пеструю летнюю юбку, присобрав ее в поясе булавкой. В руках у нее был полиэтиленовый пакет с пластиковой коробочкой. Не в меру длинная юбка открывала только щиколотки босых смуглых ног, а оранжевый жилет делал ее похожей на работников, подстригавших траву вдоль автострад. Он улыбнулся, чтобы приободрить ее, однако школьница истолковала это неверно.
– Ничего больше не подходит, – стала оправдываться она. – Уф, я вся мокрая. Обязательно надо носить этот дурацкий жилет?
– Не знаю.
– Не знаю, не знаю! А кто тогда должен знать? – взорвалась она. – А это что такое? – подала она ему пакет, с коробочкой, в которой находились документы на его имя – паспорт, права и техпаспорт на яхту, машину, деньги.
– Вы сын его, что ли? Очень похожи.
– Как я могу быть его сыном, посмотрите на дату рождения!
– Да, верно, – разочарованно произнесла она, увидев в паспорте дату. Семнадцатилетний, он явно не соответствовал по возрасту мужчине, фотографии которого были помещены в документах, но с такими же, как и у него, именем, отчеством и фамилией.
– Загадки Агаты Кристи и всех ее коллег в сравнении с этой загадкой – детский лепет! Представляете, если верить этим документам, значит, это я?!
Девушка снова посмотрела на одну из фотографий.
– Вы не похожи.
– То похожи, то не похожи. Так каков же будет окончательный вывод?
Девушка растерялась, но потом, придя в себя, упрекнула его:
– Вот вы смеетесь, а это вовсе не смешно.
– Где вы нашли эти документы?
– В кармане мужской куртки. Там еще есть и какие-то записки, но я ничего в них не поняла.
Он стремглав бросился в каюту и сразу же увидел лежавшие на столе записки, словно когда-то сам сставлял их на этом месте. Когда девушка вошла в каюту, он перечитывал записки уже в четвертый раз.
– Что там такое? – спросила она.
– Обалдеть можно! Оказывается, центр гравитации находится на самой яхте, нас же время уносит назад в прошлое. Невероятно!
– А чему вы радуетесь? – надула она губы. Он испытывал к ней смешанное чувство симпатии и жалости и решил перейти на «ты».
– Я не радуюсь, но разве ты не понимаешь, что с точки зрения физики и наших сегодняшних познаний…
– Меня не интересует ваша физика, – оборвала его девчонка. – Мне пора идти!
Ее нежелание выслушать разозлило его, и он бросил:
– Так иди, вон она, дверь! Но гравитация все равно вернет тебя ко мне так же, как тарелку и многое другое.
– Какую тарелку?
– Потом мы вместе проведем один интересный опыт, и ты все сама увидишь. Послушай, – хотел было он обратиться к ней по имени, однако, перебирая в уме всякие женские имена, не смог остановиться ни на одном. – Послушай, моя девочка, мы должны оставаться сильными духом и сохранять самообладание. Вот ты видела все эти документы, так? Эти записки, по всей вероятности, писал тоже я. Почерк мой. Слушай, а ты… ты меня совсем-совсем не помнишь? Но только как на духу! Школьница покраснела.
– Я вас совсем не знаю.
– Как на духу! – строго повторил он.
– Право, смешно… Что-то такое. Нет, это очень глупо! Будто во сне! Какое-то приключение с сыном какого-то владельца яхты, но одновременно как бы и с самим владельцем…
– Ай-яй-яй! Такая маленькая и уже такие приключения! Ну-ка беги на палубу и принеси бортовой дневник. Сдается мне, я видел его где-то там. Поколдую еще немного над записками.
– Я есть хочу!
– Вот и чудесно! Я тоже голоден. А в камбузе есть все необходимое.
– Где?
– На судах кухня называется камбузом. Давай беги за дневником.
И еще раз стал перечитывать описанное им падение за борт, хотя не помнил ничего подобного. Во сне, правда, падал, и не однажды, с грезившейся ему яхты, неустрашимо и, естественно, успешно боролся с гигантскими волнами и акулами, спасал утопающих: детей и женщин. Однако в записках не было упоминаний никаких живых существ, не сообщалось ни о каком шторме, даже не сообщалось о причине падения за борт. И все же для аспиранта статистических проблем квантовой механики подобное падение было куда как интереснее, чем все эти вместе взятые незначительные подробности.

23

Находясь в их положении, нормальные люди наверняка сошли бы с ума. Однако их нельзя было причислить к абсолютно нормальным людям, кроме того, они были слишком молоды и чудовищно голодны. А вместе с поглощаемыми горами брынзы и колбасы они потихоньку переваривали и прочитанное в бортовом дневнике.
– Имя здесь твое, что ли? – спросил он с опаской, что она снова начнет все отрицать.
– Мое.
– А почерк?
– Вроде бы.
– Тогда значит, ты моя жена.
– Как это жена? – Девушка чуть не подавилась от неожиданности.
– Да так получается.
Сейчас они были уже без спасательных жилетов и свитеров. Он надел хлопчатобумажную рубашку профессора из будущего, волшебным образом превратившегося в свое прошлое, которая была ему великовата. Более удачный выбор, чем он, аспирант, сделала абитуриентка: слишком большим для нее блузкам и платьям она предпочла мужскую тенниску, подчеркивающую ее очаровательный загар и дающую возможность видеть, как вольготно чувствует себя под нею ничем не обремененная грудь. В такую девушку запросто можно было влюбиться, даже находясь в столь необычных условиях. Тем более когда ты не совсем уверен, во сне или наяву обладал ею всего лишь полчаса назад.
– Я даже думать не могу обо всем этом! – отпив глоток чаю, вздохнула девушка.
Он расценил это как попытку увильнуть от серьезного разговора и сказал строго:
– Как это не можешь? Мозги тебе на то и даны, чтобы думала!
– А почему вы кричите на меня?
– Потому что меня бесит, когда кто-то отвечает вот так, как ты. Воображаем себя венцом творения, думаем, что природа через нас познает себя, а как дело коснется чего-то конкретного, – этого не могу, того не понимаю! И не желаем прилагать никаких усилий!
– А что придумал ты? – неожиданно взвилась она.
Он виновато помолчал, затем ответил:
– Придумал… То есть обнаружил, что мы находимся в невероятной с точки зрения науки ситуации.
– Открыл Америку! – принимаясь за очередной бутерброд, бросила она.
– Да, но я хочу понять, а ты…
Она оборвала несвойственным для ее возраста ироничным замечанием:
– Я очень прошу тебя сделать это. И как можно скорее!
– Твои насмешки неуместны. Мы находимся в одинаковом положении, так что угроза одинакова для обоих.
Они были близки к тому, чтобы разругаться в пух и прах, но неожиданно она посмотрела на него своими необыкновенными глазами, тепло-карими, в которых, как в глубинах темного янтаря, искрилась улыбка, и спросила:
– Картины, которые там, на палубе… это ты их рисовал?
– Если все остальное правда, то, наверное, я.
– Очень уж старой ты меня изобразил.
– Наоборот, красивой. Но сейчас ты красивее.
Ее непонятно почему обидела его робкая попытка сделать комплимент. С отвращением оттолкнув от себя тарелку, она произнесла:
– Жрем, как на похоронах!
– Так уж и похороны! Может, панихида. Панихида по нашей умершей старости. А еще лучше – юбилей нашей свадьбы! Давай отпразднуем! Там есть шампанское.
– Думаю, сейчас у нас есть дела поважнее. Ведь ты хотел разобраться, что же все-таки произошло.
Разумеется, она была права. Он, собственно, потому и торопился поесть, чтобы установить по крайней мере относительную последовательность во всем, что они пережили, опираясь на записки. Спешил описать это, как и положено добросовестному ученому. Материала было предостаточно если не для гипотезы, то для того, чтобы составить себе более-менее четкую картину, над которой когда-нибудь будет ломать голову все человечество. Он ощущал ответственность и серьезность момента, как это, наверное, ощущает молодой доктор, собирающий анамнез.
– Хорошо. Давай начнем вот с чего. Что ты помнишь абсолютно точно?
В ответ она покраснела и крикнула, словно хотела скрыть что-то более важное:
– Помню только, что сегодня я должна быть на пробах. За мной должны были прислать машину.
– В каком фильме будешь сниматься?
– Я знаю только название – «В начале весны». Сценарий потом дадут, если меня утвердят. Что-то о первой любви. Так мне сказал режиссер.
Он забыл про научный подход в проводимом им исследовании и засмеялся, сбитый с толку и очарованный ее смущением, не свойственным тем девушкам, которых он знал. Даже первокурсницы редко краснели, чаще заставляли краснеть его.
– Теперь у тебя наверняка более чем предостаточно опыта в «первой любви»!
Она вскочила и попыталась убежать, но он поймал ее за край юбки, потянул. Булавка расстегнулась, и ее дрожащие пальчики поспешно стали застегивать ее, но никак не могли справиться с задачей.
– Ты что, шуток не понимаешь? – сказал он и предложил: – Давай помогу.
Но она резко отодвинулась в сторону и крикнула: – Да какая же это шутка! Умрем, а ты!…
– Как это так умрем? Зачем? Наоборот, будем очень счастливы. Как в сказках…
Так и не дослушав его, девушка бросилась вон из каюты – видимо, чтобы справиться с юбкой, – а он положил на стол перед собой дневник, взял несколько чистых листков и сел за описание того, что назвал сейчас сказкой, подумав, что если бы во всем этом была хоть частица правды, то какая бы диссертация получилась!… Такая, что если и не выгонят сразу из университета, то наверняка тайком позвонят в психиатричку. Так что лучше вовремя переориентироваться на научную фантастику!
И все же легковерная молодость требовала принять невозможное по той простой причине, что оно интереснее. И вместе с тем напрочь отвергала плохой финал. Однако с написанием каждой новой строки молодость стала как бы отдаляться от него, в тоне и выражениях проглядывал кто-то более умный, более скептично настроенный. И более трусливый! Пока страх и вовсе не одолел его, не позволив ему больше оставаться одному в каюте. Он собрал записки и дневник с незавершенной сказкой, и теперь уже не мог не сознаться, по крайней мере себе самому, что трагедия эта жестока, как и любая трагедия. Запер все в шкаф вместе с книгами, автором которых значился, но так и не мог вспомнить ни когда написал их, ни почему серьезный ученый, профессор вообще брался за написание таких книг. И вышел.
Но почему он ожидал увидеть в шезлонге другую женщину – красивую грустную женщину, которая протянет ему свою руку? Почему его снова удивило присутствие в шезлонге этой маленькой девочки, которая, едва заслышав его шаги, быстро спрятала лицо в ладонях. Он поднял валявшуюся возле мачты фуражку, надел ее, постоял немного и крикнул неизвестно кому и неизвестно зачем:
– Слушай меня, я здесь капитан! Девочка отняла ладони от лица и в надежде,
что начатая игра будет продолжена, улыбнулась.
– Не идет, что ли? – поинтересовался он. – Всю жизнь мечтал о такой фуражке, побывавшей самое малое в сотне передряг и бурь! Теперь бы еще трубку. Этот капитан что, не курящий?
– Удалось что-нибудь сделать? – спросила она, отказавшись от игры раньше, чем начала ее, и опустила руки.
– Поиграл в кости с теорией вероятности. Но все не то выпадает.
– Вы еще и веселитесь!
– А давай вместе веселиться? Слушай, ты почему сбежала?
Она отвела взгляд в сторону и промолчала.
– Эй, уж не влюбилась ли ты в меня?
Он приблизился к шезлонгу, но девочка не оробела. Посмотрела на него в упор, и он увидел отчужденное лицо женщины и понял, что эта женщина не боится абсолютно ничего.
– Весь идиотизм в том… – начала было она и не закончила, может, потому, что на этой яхте все было идиотским. – Да ладно уж, – махнула она рукой.
– Смелее, милая, смелее! Мы должны абсолютно доверять друг другу!
Она откинулась на спинку шезлонга и прикрыла глаза, словно бы решила про себя оценить степень своей откровенности, затем начала медленно:
– Да я вообще вас не знаю! А такое чувство, что когда-то очень давно вы были, как говорится, моей первой любовью. Скажите, что это такое, что с нами происходит?
– Все это объяснимо. Я только одного не могу понять: почему вы так не любезны со мной? Ведь первая любовь никогда не забывается!
Девушка бросила на него гневный взгляд и ответила:
– Это уж слишком!
– Извините, я всего-навсего пошутил!… Но вы хотя бы улыбайтесь мне чаще, знаете какая чудная у вас улыбка, какие очаровательные складочки появляются в уголках губ, когда вы улыбаетесь!
Ему хотелось добавить еще что-то в этом роде и извиниться еще раз, но неожиданно ему вдруг почудилось, что он уже когда-то с упоением целовал эти складочки. Воспоминание вызвало беспокойство, и он продолжал:
– Давайте приготовим кофе?
У него не хватило терпения ждать, когда сварится кофе, и он вернулся на палубу с бутылкой коньяка, размахивая ею издалека как трофеем.
– Вы только посмотрите, что я нашел! Ишь ты какой богач, коньяки какие у него! – воскликнул он с юношеским восторгом, потом добавил чуть погодя: – Ба, этот богач я сам! А что, разве не так? У-у-у! И яхта, и машина! А сберкнижку мою видели? Не бог весть сколько, но на год хватит. А он, то бишь я, наверняка еще и квартиру имеет. Или дом? А? Ну, надо же! Прямо-таки фантастическая история!
Женщина встретила его слова с улыбкой недоумения, но вскоре снова превратилась в прежнюю прилежную школьницу, к которой снова можно было обращаться на «ты».
– Представляешь себе, работаешь всю жизнь, копишь, копишь, а когда накопил и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28