– Выбирать, конечно, тебе, князь, – развел руками ган Кончак. – Не в мои годы учить старших уму-разуму. Одно только могу сказать твердо, Стоян. Отсидеться ни тебе, ни другим радимицким старейшинам не удастся. Так им это и передай. Рано или поздно, но выбор сделать придется.
Князь Стоян знал это и без слов Кончака. Иное дело, что ган в силу молодости и легкомыслия еще не понимает, чем чреват подобный выбор. Он может привести к большой крови, а потому и тяжко князю Стояну сделать первый шаг, который поведет его по кровавой тропе либо к смерти, либо к славе и власти. Смерти князь не желал, от славы не отказался бы, не говоря уже о власти. Но зыбко все это, очень зыбко. Отец Горазд потянулся было к великокняжескому столу и даже присел на него бочком, но все закончилось бесславной гибелью и позором. А ведь и за князем Гораздом стояли сильные люди. Так почему же князю Стояну должно повезти больше?
– Ты ведь вдов, Стоян? – оторвал вдруг голову от кубка ган Кончак.
– Это ты к чему? – удивился князь.
– Я к тому, что и княгиня Милица тоже вдова.
– Ты предлагаешь мне жениться на сестре кровника? – насмешливо прищурился Стоян на легкомысленного гана.
– Я не сказал жениться, князь, я сказал посвататься. А потом – кровная месть на женщин не распространяется .
В молодые годы князь Стоян заглядывался на прекрасную Милицу, но ведь это было тридцать лет тому назад. С тех пор голова его почти поседела, да и дочь Торусы за минувшие годы отнюдь не похорошела. Честно говоря, без подсказки Кончака князю Стояну и в голову бы не пришло думать о новом браке. Ему вполне хватало холопок. Но с другой стороны – почему бы и нет. Такое сватовство не уронит его чести, зато даст повод наведаться в Славутич, порасспросить стариков, участвовавших в трагических событиях двадцатипятилетней давности, дабы лично убедиться в правоте бека Карочея. Уклоняться от выполнения сыновнего долга князь Стоян не собирался, но прежде чем поднять руку на боготура Драгутина, он должен быть уверен в его несомненной виновности.

Драгутин не был в родных местах четверть века и, казалось, не очень рвался домой, но стоило ему только ступить на радимицкую землю, как сердце защемило от тоски. Последние версты до Славутича он проделал едва ли не галопом. Старый боготур Осташ только головой качал, на него глядя. Мечники откровенно посмеивались, а Олегаст пожимал плечами. Ему эта заснеженная земля была чужой.
Олегу исполнилось восемнадцать лет, он уже прошел все положенные обычаем испытания и принес клятву Световиду. Возможно, это было сомнительным поступком, ну да бог простит, а мечники, приведенные им из Нейстрии, – тем более. Став ротарием, он занял почетное место среди ближников великого князя Воислава Рерика и уже успел отличиться в походе, первым взобравшись на стены Ростова.
Город тот уступал размерами Парижу, но стены имел крепкие, а населяющие его люди из племени с непривычным для франкского уха прозваньем «меря» оказали незваным гостям достойное сопротивление. Однако это не охладило пыл бывшего викинга Рерика. Захватив земли мери, он двинулся на Муром, и очень скоро верховья реки Волги были у него в руках. В Ладоге говорили, что в низовьях этой огромной реки находится столица Хазарии Итиль.
Почему так важно было помешать хазарским купцам в их торговых связях со свеями, Олег так и не понял, да и не собирался он ломать голову над подобными пустяками. Если князь Рерик говорит, что надо взять Ростов и Муром, значит, быть по сему. Под рукой у Олега была дружина, состоящая из сотни франков. Половину из них он взял с собой в далекое путешествие по землям славян. Кажется, оно теперь подходило к концу. Во всяком случае, боготур Осташ, опекавший всю дорогу юного франка, сказал, что до города Славутича рукой подать.
Олег оглянулся на своих мечников. Франки пострадали от славянских морозов, но держались они в седлах бодро. Что же касается викингов Драгутина, многие из которых были родом из этих мест, то они галдели как сороки в предчувствии возвращения к родным очагам. Более сотни радимичей четверть века назад уходили в далекий поход с Драгутином, сыном Торусы, а домой возвращались чуть более половины из них. Остальные так и остались навечно в чужих землях, куда рвались по легкомыслию, свойственному всем молодым.
Город Славутич встретил чужаков настороженно. Если бы не вмешательство боготура Осташа, которого здесь хорошо знали, то мечникам Драгутина и Олега пришлось бы, чего доброго, всю ночь мерзнуть у чужого порога.
Среди викингов Драгутина было немало уроженцев Славутича, которые, въехав за стены родного города, сразу бросились искать своих. Драгутин им в этом не препятствовал. Он и сам испытал сильное волнение, спешиваясь у крыльца княжьего терема.
Терем за минувшие годы почти не изменился, а по детинцу все так же сновали многочисленные челядины, понукаемые приказными и тивунами.
Один из них, толстый и важный, одетый в баранью шубу и соболью шапку зычно крикнул мечникам, стывшим на морозе:
– Вы почто ворота перед чужаками открыли, собачьи дети?
– Тихо, Хома, – цыкнул на него с седла Осташ. – Своих не признал! Вели холопам принять коней и доложи княгине Милице, что брат приехал.
Дородный тивун тут же увял и рассыпался в извинениях. Старого боготура он явно побаивался, а потому со всех ног бросился выполнять его указания, на ходу покрикивая на челядь, застывшую в изумлении. Драгутин первым ступил на крыльцо, жалобно скрипнувшее под его червленым сапогом. Глухо звякнули бляхи колонтаря. Драгутин толкнул дверь и вошел в сени. Здесь было довольно темно, но викинг, вернувшийся из дальних странствий, быстро вспомнил нужную дорогу.
Княгиня Милица, одетая по-домашнему просто, спешила ему навстречу, не дойдя десятка шагов, она остановилась в растерянности. Драгутин узнал сестру с первого взгляда. Милица и в свои сорок шесть лет сумела сохранить былую красоту.
Какое-то время он всматривался в ее с детства знакомые черты, а потом глухо произнес:
– Не ждала?
– Драгутин! – ахнула по-бабьи княгиня и схватилась рукою за грудь. – Живой!
Боготур и княгиня обнялись под сочувственные вздохи ближних мечников. Осташ сронил слезу, глядя на брата и сестру. Олег сдержался, хотя такое зрелище, конечно, могло взволновать даже самую черствую душу. Челядинки Милицы рыдали в голос.
Княгиня оторвала наконец залитое слезами лицо от плеча брата и произнесла дрогнувшими губами:
– Отец не дожил…
– Ничего, – глухо обронил Драгутин. – Мы еще встретимся с ним в стране света.
– Хома, – крикнула Милица. – Зови гостей. Накрывай столы.
Несмотря на поздний час, в княжьем тереме собрались едва ли не все знатные мужи, проживающие в радимицкой столице. Детинец, показавшийся Олегу не слишком большим, тем не менее вместил в себя и приезжих мечников, и местных старейшин. В браге и вине здесь тоже недостатка не было.
Княгиня Милица щедро приветила не только брата, но всех людей, прибывших с ним. Олега посадили в навершье стола, неподалеку от великой княгини, рядом с ее пятнадцатилетним сыном княжичем Богданом. Оно, может, и не по чину, но радимицкие мужи отнеслись к капризу княгини с пониманием. Все-таки брат приехал, которого многие из сидящих за столом помнили совсем юнцом. Шутка сказать, четверть века где-то пропадал младший сын князя Торусы и вот объявился в силе и славе. По словам знающих людей, которые уже успели расспросить мечников Драгутина, вернулся боготур с туго набитой мошной. Не зря, выходит, мотался по чужим землям.
– Одних серебряных монет три сундука, – с азартом перечислял боярин Путимир. – Золотой посуды без счета. Браслеты сестре подарил с драгоценными камнями, а они табуна коней стоят. Меч сестричаду вручил, с арабского эмира снятый. За такой меч целый город купить можно.
– Ну, это ты хватил, – остудил пыл захмелевшего боярина ган Кончак, которого тоже на радостях позвали к столу княгини Милицы вместе с берестянским князем Стояном.
Боярин Путимир обиделся. Сомневается еще хазарская морда! Мало они радимицкой крови попили. Может, хоть Черный Ворон найдет на них управу. Не зря же он в Новгород прилетел. Эти мысли отразились на лице боярина Путимира, но вслух он их высказывать не стал. Ган Кончак – невелика птица, но все же сын одного из первых беков Хазарии. Да и не гоже гостя обижать на глазах у великой княгини.
– Хочешь, верь, ган, хочешь, не верь, но мне Бутуй, мечник Драгутина, сказал, что они десять арабских городов разорили подчистую. А я того Бутуя с малых лет знаю, его родной дядька у меня по сию пору служит. С чего ему врать? Да ты посмотри на дружину боготура. Разодеты как князья или бояре. А бронь на них, а поножи, а мечи каролингские, это ж не на торгу взято!
Бояре, сидевшие за столом, дружным гулом поддержали Путимира, и гану Кончаку ничего другого не осталось, как руками развести. Хороша у боготура дружина, ничего не скажешь. Но все же город за меч не купишь, даже если его яхонтами усыпать.
– Ну, не город, так село, – не стал спорить с упрямым хазаром Путимир. – Оно ведь тоже на дороге не валяется.
Князь Стоян с интересом разглядывал молодца, сидевшего рядом с княжичем Богданом. Кончак не понял, чем так поразил князя этот варяг с улыбчивым лицом, рыжеватыми волосами и зелеными глазами, и вопросительно глянул на Стояна.
– Так они ликами схожи, – пояснил берестянский князь.
Несмотря на ночную пору, света в тереме было достаточно, да и сидели отроки недалеко. Кончак с Путимиром, переглянувшись, решили, что князь Стоян прав. Богдан статью и ликом пошел в Торусину породу, а приезжий отрок – не иначе как сын Драгутина.
Первым это мнение высказал боярин Путимир, он же подозвал крутившуюся у стола челядинку и приказал ей:
– Узнай имя витязя, что сидит рядом с княжичем Богданом. Скажи, что мы с князем Стояном и ганом Кончаком хотим выпить за его здоровье.
Девка оказалась на редкость расторопной и, потершись недолго грудями о спину зеленоглазого отрока, вернулась к нетерпеливому боярину.
– Его зовут Олегастом, – зашептала она. – Сказал еще, что можно называть просто Олегом. И еще графом. То ли прозвище такое, то ли имя. Вам он тоже здоровья пожелал, боярин.
– Что еще?
– Ущипнул меня, – хихикнула девка. – Сказал, чтоб пришла попозже.
– Изыди, – коротко бросил через плечо Путимир.
– Олегаст, значит, – задумчиво произнес Кончак. – Давайте выпьем, бояре. Мед у княгини Милицы уж больно хорош. Такой бы подошел и для свадебного пира.
– А ты никак жениться надумал, ган? – удивился Путимир.
– Не я хочу жениться, – понизил голос почти до шепота Кончак. – А князь Стоян.
Берестянский князь шепота хазарского гана не расслышал. Видимо, он размышлял о чем-то очень важном и смотрел при этом на княгиню Милицу, которая сегодня выглядела просто красавицей. Конечно, годы ее немалые, но иные женки и в зрелом возрасте способны увлечь мужей. А Милица вдовствует вот уже почти восемь лет.
Боярин Путимир, год назад потерявший жену, и сам бы не отказался от ласк княгини, а вот свататься к ней не стал бы. Смущали слухи, гуляющие по Славутичу. Поговаривали, что княгиня не только молодых мечников привечает, но и смазливых холопов пускает в свою ложницу. Оно, конечно, вдовство обременительно для любой женщины, знатного она рода или простого, но, по мнению Путимира, блюсти себя должны все, иначе никакого порядка на земле не будет. Впрочем, своего мнения о княгине Милице боярин вслух высказывать не стал. Из ума еще не выжил, хвала Велесу. К тому же княгиня Милица – ведунья Макоши, как и ее мать Дарица. Она вполне способна навеки закрыть рот слишком разговорчивому человеку. Тому, увы, уже были примеры.
– Ты куда, князь? – спросил Путимир у Стояна, поднявшегося из-за стола.
– Захмелел что-то, – слегка покачнулся берестянский удельник. – Надо воздухом подышать.
– Пойдем, что ли, и мы? – покосился на боярина ган.
– А пожалуй, – кивнул Путимир. – Пир-то, похоже, до утра затянется.
Ночь выдалась морозной. Боярин Путимир с наслаждением вдохнул свежий воздух и тряхнул поредевшими кудрями. Шапку надо было бы захватить, так и простудиться недолго. Впрочем, задерживаться во дворе боярин не собирался, а вот гану Кончаку мороз, похоже, нипочем. Его дело молодое, Ухватил в охапку пробегающую мимо челядинку и подбросил к небу. Девка взвизгнула от страха и удовольствия, чем привлекла внимание князя Стоян и боготура Драгутина, стоящих поодаль.
– Ган Кончак, сын бека Карочея, – представил хазара боготуру князь Стоян. – Ну а боярина Путимира ты, наверное, помнишь.
Драгутин улыбнулся, показав собеседникам хорошо сохранившиеся зубы, и кивнул.
– И боярина Путимира помню, и бека Карочея. Он даже обещал положить свой меч на мою могилу, да случая ему не представилось.
Драгутин засмеялся и, приветливо махнув рукой собеседникам, поднялся на крыльцо. Невесть от чего побледневший князь Стоян смотрел ему вслед, и в этих темных глазах, направленных в спину боготура, было столько ненависти, что боярин Путимир невольно содрогнулся.
– Что я тебе говорил… – начал было Кончак.
– Молчи, ган, – оборвал его Стоян. – Не здесь и не сейчас.

Княгиня Милица почивала до полудня. Осташ терпеливо ждал ее побуждения. Высокий ранг посвящения позволял ему войти в ложницу княгини без спросу, но старый боготур слишком хорошо знал своенравную дочь князя Торусы, чтобы ломиться к ней в неурочный час. Да и дело, которое он хотел с ней обсудить, не было срочным, зато оно требовало трезвой головы, дабы не ошибиться в толковании воли богов. Сам Осташ почти не ощущал последствия пира, затянувшегося почти до утра, но Милица была женщиной, и он решил дать ей потачку. Пусть княгиня придет в себя и сама позовет к себе боготура.
Едва дочь Торусы открыла глаза, как послала челядинку за гостем. Осташ поднялся на второй ярус княжьего терема и едва не столкнулся в дверях ложницы княгини со смазливым отроком, заблудившимся мышонком скользнувшим мимо боготура. Осташ уже занес ногу, чтобы дать срамнику пинка, но в последний момент передумал.
1 2 3 4 5 6 7