И звучало оно совсем не так — но суть уполномоченный ухватил верно.А Игорь Иванов слушал офицеров и не понимал, о чем они говорят. Он вообще ничего не понимал, кроме разве что одной маленькой детали — что он попал в какую-то очень нехорошую заваруху, из которой будет крайне трудно выпутаться. 14 Споры о том, что делать с рядовым Иваноу, застрелившим амурского шпиона на посту в парке боевых машин, длились почти две недели, и сторонники поощрения все же оказались в большинстве.Об отпуске в столь сложной внешнеполитической обстановке речи идти не могло, но одно внеочередное увольнение в город Игар Иваноу все-таки получил. А поскольку просто так новобранцам увольнений вообще не давали, это оказался первый выход Игара в город за все время пребывания в армии.Сам Игар был из города Уражая и Дубраву прежде видел только мельком — когда в составе команды призывников ехал с вокзала в часть и когда новобранцев вывозили в Чайкин принимать присягу.Дубрава была большим городом, но по сравнению с Чайкином или даже с Уражаем выглядела глубоко провинциальной. Она утопала в зелени, и ее окраины были застроены деревянными домиками, как в какой-нибудь деревне.Соседство этих домиков и бараков с гигантским тракторным заводом казалось Игару странным. Может быть, потому, что в распаханной саванне, посреди которой стоял Уражай, совсем не было лесов, и там даже сельские дома старались строить из кирпича.А главное, в Дубраве не было совершенно ничего интересного. То ли дело Чайкин. Проезжая по нему, Игар с открытым ртом разглядывал гигантские высотные здания, исполинские монументы, корабли на рейде. А перед гробницей Василия Чайкина, на площади его имени, где новобранцев выстроили для принятия присяги, Игар чуть не потерял голову от восторга.Игара отпустили в увольнение до вечера, и у него вполне хватило бы времени, чтобы съездить в Чайкин. Но увольнительная распространялась только на Дубравский гарнизон, а в Чайкине в последнее время здорово зверствовали усиленные патрули. Появиться на площади Василия Чайкина в военной форме с такой увольнительной означало неминуемо попасть на гауптвахту, а этого Игар совсем не хотел и страшно боялся.Говорили, что ужаснее дубравской гарнизонной гауптвахты может быть только чайкинская, а дальше уже следуют пыточные подвалы амурской охранки.Про пыточные подвалы, расположенные гораздо ближе, на той же площади Василия Чайкина, в окружном управлении Органов, Игар, понятное дело, и слыхом не слыхивал.Так или иначе, Игар остался в Дубраве и наслаждался свободой, украдкой поглядывая на девушек, которые не обращали на обритого наголо щуплого очкастого солдатика ровным счетом никакого внимания.В парке имени Бранивоя перед памятником вождю на скамеечке какой-то пожилой мужчина читал газету, а дочитав, аккуратно сложил ее и оставил на лавке, а сам ушел. Выбросить газету в урну было нельзя — ведь половину первой страницы занимал портрет великого вождя целинского народа. А оставить на скамеечке можно вполне. Наоборот, это даже хорошо — кто-нибудь другой подберет и тоже прочитает.Газету подобрал Игар Иваноу.Статьи на первой полосе были посвящены провокациям амурской военщины и аресту пламенного революционера Степана Ивановича в городе Порт-Амуре.Игар имел в школе пятерку по географии и помнил, что Порт-Амур находится возле самой границы. Только через реку перебраться — и там.Прочитав про пытки несгибаемого борца за свободу в страшной порт-амурской тюрьме «Лунный замок», Игар с досадой подумал: «Почему бы нашим не послать туда десант? Переплыть ночью через реку, взять штурмом тюрьму и освободить Ивановича. А может быть пламенный революционер возглавит восстание заключенных и оно перекинется на город. Целинская народная армия поддержит восставших огнем и с этого начнется освобождение амурского народа от кровавого ига узурпаторов и врагов мира и прогресса».Но Игар тут же оборвал себя. В Центаре наверняка лучше знают, какие меры следует предпринять для освобождения бесстрашного амурского чайкиниста.Как явствовало из небольшой заметки справа от портрета Бранивоя, великий вождь целинского народа уже начал принимать эти меры и прежде всего потребовал немедленного освобождения революционера. И одновременно призвал всех честных людей Государства Амурского сплотиться вокруг имени безвинно страдающего Степана Ивановича и не допустить вынесения ему смертного приговора.«Если же такой приговор будет вынесен, — сказал Тамирлан Бранивой в обращении к амурскому народу, — то все, кому дороги мир и процветание Целины, должны в едином порыве подняться на защиту своего товарища и соратника и под знаменем чайкинизма-броневизма смести с лица земли ненавистных узурпаторов, несущих смерть достойнейшим сынам народа, стонущего под гнетом кровавой диктатуры».В большой статье, посвященной революционным подвигам Ивановича, как бы между прочим было упомянуто, что этот доблестный борец за свободу своей рукой уничтожил четверых угнетателей народа.«Так им и надо!» — подумал Игар Иваноу и в груди его кипело негодование по поводу того, что злобные амурские сатрапы посмели за это Ивановича арестовать.Игар даже расстроился, узнав по возвращении в часть, что в его отсутствие в полку прошел митинг, на котором солдаты и офицеры гневно осудили душителей свободы и поклялись дать им достойный отпор. Вместо того, чтобы бесцельно шляться по городу, он мог бы участвовать в митинге и вместе со всеми дать эту клятву.Но еще лучше лично дать отпор душителям. Если бы сейчас набирали добровольцев в десант для штурма амурских застенков, Игар вызвался бы первым. И он чувствовал неподдельную горечь, осознавая, что в силу интеллигентской хилости и ненадежности ни в какой десант его не возьмут. 15 Агент целинской разведки Степан Иванович сорвал важную разведоперацию в приграничной полосе и как последний дурак попался в руки амурской госбезопасности. За одно это его следовало бы не то что расстрелять, а живым спалить в печке крематория.Однако по здравом размышлении великий вождь целинского народа Тамирлан Бранивой решил, что это даже к лучшему. Ведь при аресте Иванович укокошил четырех вражеских контрразведчиков, и теперь ему определенно светит вышка. Убийц амурцы не любят и карают сурово.Жаль что времени мало, а судопроизводство в Государстве Амурском так нерасторопно, что этого идиота будут еще полгода мурыжить на следствии и суде, прежде чем повесить.Но не беда. Какая разница, приговорят его или нет. Главное, что угроза такая существует, и теперь не надо тратить силы на провокации амурской военщины. Восстание доведенных до крайности жителей Порт-Амура со штурмом тюрьмы и последующим расстрелом демонстрантов будет выглядеть гораздо эффектнее.Да и логики в этом больше. Освободительный поход в ответ на вооруженные провокации — это как-то неестественно. Конечно, целинцы все проглотят — но все же марш-бросок на помощь восставшему амурскому народу будет смотреться гораздо лучше.Ведь нет наверное, такого чайкиниста, который, слушая бесконечные сообщения о бедствиях за Амуром и о тяжкой жизни простого народа под пятой тиранов, не задался вопросом — чего ждет амурский народ? Почему он никак не восстанет и не сбросит ярмо со своей шеи?Теперь, в преддверии освободительного похода, этот вопрос превратился в призыв, и на каждом митинге целинских граждан в знак протеста против любого телодвижения амурских властей ораторы открытым текстом заявляют:— Как только амурский народ восстанет, все чайкинисты, как один, придут ему на помощь. Целинская народная армия явится на подмогу по первому зову, и победа революции станет неизбежна, как приход рассвета.Вот только амурский народ никак не желает восставать. Жалкие группки амурских чайкинистов насквозь профильтрованы агентурой контрразведки, и их невозможно даже использовать для агитации и пропаганды, не говоря уже о разведке и организации восстания.Но ведь для освободительного похода вовсе не обязательно, чтобы амурский народ действительно восстал. Достаточно сказать целинцам, что он восстал — и все поверят, и с радостью поддержат, и наперегонки бросятся записываться в добровольцы.А чтобы вера была крепче — вот он, яркий и очевидный повод для восстания. Арест пламенного революционера, угроза смертного приговора и стремление соратников спасти товарища от петли, как толчок к началу революционного выступления масс.Все для себя решив, Тамирлан Бранивой вызвал в свой кабинет двух генеральных комиссаров. Глава Органов Пал Страхау выглядел спокойным, хотя его карьера и сама жизнь по-прежнему висела на волоске, а новый генеральный комиссар вооруженных сил Садоуски заметно нервничал, хотя ему пока было нечего бояться.Бранивой внимательно выслушал доклад Садоуски о сосредоточении войск на востоке, а потом стал неспешно излагать свою идею.— 5 мая у амурцев ведь тоже праздник. И они по привычке будут гулять до глубокой ночи. В эту ночь армейский спецназ и диверсионные подразделения Органов должны тайно пробраться в город. Спецназ штурмует тюрьму и освобождает Ивановича, но если с ним произойдет несчастный случай, никто наказан не будет. А диверсанты в форме амурской госбезопасности в это время имитируют разгон демонстрации с человеческими жертвами. Это наверняка вызовет волнения в городе, и наша армия придет на помощь восставшим раньше, чем они успокоятся.— Мы планировали выступить 5 мая утром, — напомнил вождю Садоуски.— Перенесите на шестое. Один день ничего не решает. Главное, чтобы потом двигаться без задержек.Через сто лет после «великой победы» никто, даже сам вождь, не помнил толком всех обстоятельств той войны. Генштаб ЦНР исходил из предположения, что предполье перед амурскими укреплениями лавина целинских танков преодолеет в считанные часы без существенных потерь. Новейшие танки ТТ-55 с невиданной 152-миллиметровой пушкой бетонобойными снарядами пробьют брешь в укреплениях, другие танки подавят живую силу противника, а тем временем подтянется артиллерия особо крупного калибра и разнесет вдребезги самые мощные укрепрайоны.И когда оборонительные полосы вблизи границы будут разрушены, перед целинской народной армией окажутся никем не защищенные просторы Восточной Целины. Слабая амурская армия без мощного железобетонного прикрытия ничего не сможет противопоставить всепобеждающему стальному потоку, который бросит на восток великий вождь целинского народа Тамирлан Бранивой.И только одно тревожило вождя все последние месяцы и не давало спокойно спать по ночам. Измена в армии. Когда в войсках такое количество предателей, возникает закономерный вопрос — а не случится ли в этот раз то же самое, что и сто лет назад.Тогда подлый изменник Пирашкоу свел на нет многолетнюю подготовку, и вековые чаяния целинского народа остались неосуществленными. А теперь разоблачен уже не один изменник, а великое множество больших и малых предателей, подтачивающих армию изнутри.Казалось, сорная трава выкорчевана с корнем и беспокоиться больше не о чем — но Пал Страхау опять принес дурную весть.В Закатном военном округе активизировались амурские и мариманские шпионы, и как всегда в таких случаях, не обошлось без пособников из числа целинских граждан. Среди них оказались и военные, в том числе один генерал-майор из штаба округа, чья степень осведомленности в особо секретных вопросах настолько велика, что его измена может поставить под угрозу все стратегические планы целинского командования.— Он арестован? — резко спросил Бранивой.— Так точно, — ответил Страхау, хотя на самом деле генерал Казарин арестован пока не был. Генеральный комиссар Органов хотел получить личную санкцию вождя, потому что штаб округа ни в какую не хотел отдавать генерала, чей исключительный профессионализм представлял для военных особую ценность.Теперь Страхау, пусть и окольным путем, такую санкцию получил. И тотчас же по выходе из кабинета вождя спустился к себе в подземный этаж Цитадели и по секретной линии связи позвонил в Чайкин.— Приказываю срочно арестовать генерала Казарина, — сказал он. — Распоряжение Верховного. Действуйте без промедления и не дайте ему уйти. Отвечаете головой!— Отправить его в Центар?— Пока не надо. Подержите его у себя и допросите как следует. Но без увечий. Он может еще понадобиться. 16 В этот день Лана Казарина вернулась домой поздно, усталая, но веселая. Весь день она провела на полях агрокомплекса имени Бранивоя, сажая картошку вместе со всем классом. Погода стояла изумительная, а на полях соседнего агрокомплекса копались в земле солдаты Дубравского полка, с которыми напропалую заигрывали молодые сельские труженицы.Прямо рядом с полем по обе стороны дороги возвышались два монумента. Первый был памятником Василию Чайкину с надписью на удлиненном постаменте с вереницей орденов: «Героический четырежды ордена Чайкина знаменосный образцовый Чайкинский край», а другой представлял собой гигантский барельеф Бранивоя с надписью «Ордена Майской революции знаменосный Дубравский край».Здесь проходила граница двух краев в составе Закатного округа и межевая черта двух агрокомплексов — имени Бранивоя и имени Великой Победы.Босоногие селянки отчаянно форсили перед солдатами, забираясь на горячий бетон монументов и прохаживаясь по узкой кромке над планкой орденов, которая была немногим шире железнодорожного рельса. Свалившись оттуда, можно было запросто переломать ноги, но зато все воины во главе с офицерами то и дело бросали работу, чтобы поглазеть на это представление.Суровый замполит на пару с гладко выбритым контрразведчиком сгоняли бойцов обратно на поле, а контрразведчик даже хватался за кобуру по адресу пейзанок, грозя не то выпороть их ремнем, к которому кобура была прицеплена, не то перестрелять всех на месте за надругательство над памятником.Но пейзанки не зря жили здесь с самого рождения и были в курсе, что никакие это не памятники, а всего лишь дорожные знаки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49