На прошлой неделе они отправились в поход по антикварным лавкам, купили два новых кресла и небольшой столик.
— Хочешь чаю?
Он с удовольствием согласился и проследовал за ней на кухню. Кассандра поставила чайник на плиту, выдвинула из-под стола видавшие виды стулья.
— Известно ли вам, сударыня, какое счастье для меня видеть вас здесь? — шутливо спросил Дольф.
— А известно ли вам, сударь, какое счастье для меня здесь находиться?
В последнее время Кассандра почти избавилась от чувства вины. Она решила, что нечего терзаться — такова уж ее судьба. Несколько месяцев назад она случайно узнала, что одна из сестер ее отца в течение тридцати двух лет имела постоянного любовника. Это открытие весьма подбодрило молодую женщину. Очевидно, ей уготован тот же путь. Не так уж это плохо — иметь при себе и Дольфа, и Вальмара.
Она может быть полезна им обоим, может находить счастье в объятиях Дольфа и в то же время чувствовать себя под надежной защитой Вальмара. В конце концов, кому от этого хуже? Кассандра почти перестала терзаться двусмысленностью своего положения. Лишь встречаясь с детьми, она по-прежнему чувствовала себя скверно, но так ведь было и до Дольфа…
— У тебя такой серьезный вид, — сказал он. — О чем ты думала?
— Я думала о нас…
Разливая чай, Кассандра вновь погрузилась в раздумья.
В этой уютной кухне она чувствовала себя гораздо лучше, чем на церемонных чаепитиях, устраиваемых в Грюневальде, под присмотром хмурого Бертольда.
— Когда ты думаешь о нас, тебе становится невесело?
Кассандра обернулась к нему, протягивая чашку.
— Иногда. Ты же знаешь, как серьезно я воспринимаю наши отношения.
Дольф тоже посерьезнел.
— Знаю. Я и сам отношусь к этому так же. — Внезапно ему захотелось произнести слова, которых он никогда прежде не говорил. — Если бы… Если бы все сложилось иначе…
Я бы хотел, чтобы мы никогда не расставались.
Кассандра впилась в него взглядом.
— «Если бы»? А сейчас?
Он нежно сказал:
— Я все равно этого хочу. — Вздохнув, добавил:
— Но поделать ничего не могу.
— Ты и не должен ничего делать. — Кассандра села напротив. — Я и так счастлива. — Она тоже решила сказать ему то, о чем раньше никогда не говорила:
— Здесь, у тебя, проходит самая важная часть моей жизни.
Для него Кассандра тоже стала главным смыслом бытия.
За последний год в его жизни многое переменилось. Менялся и окружающий мир, но о происходящих в нем событиях Кассандра знала гораздо меньше, чем Дольф. Она нежно взяла его за руку, чтобы отвлечь от тревожных мыслей.
— Расскажи мне о книге. Что сказал твой издатель?
Лицо Дольфа стало отчужденным.
— Так, ничего особенного.
— Рукопись ему не понравилась? — поразилась Кассандра.
Книга была необычайно хороша. Кассандра прочитала ее в один присест, сидя на его кровати и закутавшись в одеяло.
— Что именно он сказал?
— Ничего. — Его взгляд стал жестким, — Он не сможет ее напечатать.
Так вот чем объяснялась грусть, которую Кассандра заметила в его взоре, едва переступила порог дома. Почему он не сказал ей об этом раньше? Впрочем, Дольф вообще старался не обременять ее своими проблемами. Гораздо больше его интересовало все, связанное с ней.
— Да что они все, с ума посходили? Они что, забыли про успех твоей последней книги?
— Успех не имеет к этому никакого отношения.
Дольф встал и отнес чашку в раковину.
— Я не понимаю.
— Я тоже. Но думаю, скоро мы все поймем. Наш любимый фюрер объяснит, что к чему.
— О чем ты говоришь? — недоуменно уставилась на него Кассандра.
Тут Дольф обернулся, и она увидела, что его глаза пылают гневом.
— Кассандра, неужели ты не понимаешь, что происходит в Германии?
— Ты имеешь в виду Гитлера?
Он кивнул.
— Но ведь это ненадолго. Людям скоро надоест этот бесноватый, и они утратят к нему всякий интерес.
— Ты и в самом деле так думаешь? — горько осведомился Дольф. — Или так думает твой муж?
Кассандра вздрогнула — Дольф никогда не упоминал о Вальмаре.
— Я не знаю, что он об этом думает. Вальмар не любит говорить о политике, во всяком случае со мной. Я знаю лишь, что ни один разумный человек не может любить Гитлера. Я вовсе не считаю, что он так уж опасен.
— Значит, Кассандра, ты просто дура.
Впервые Дольф разговаривал с ней таким тоном. Но Кассандра не обиделась, увидев, что он охвачен гневом и горечью.
— Неужели тебе непонятно, почему мой издатель ведет себя подобным образом? Моя предыдущая книга была бестселлером, новый роман ему понравился еще больше. Он был настолько глуп, что сам проболтался мне об этом. А потом сообразил, что к чему, и переменил свое решение. Все дело в нацистах…
На лице Штерна было такое страдание, что у Кассандры защемило сердце.
— Вся причина в том, что я еврей. — Последнее слово он произнес почти шепотом. — Еврей в этой стране не должен быть знаменитым, получать литературные премии.
Гитлер хочет, чтобы в новой Германии евреям вообще не было места.
— Тогда он просто сумасшедший, — пожала плечами Кассандра.
Слова Дольфа показались ей нелепыми. Они впервые затрагивали в разговоре его еврейское происхождение. Дольф много рассказывал ей о своих родителях, о детстве, о работе в булочной, но еврейский вопрос как-то оставался за рамками их бесед. Конечно, Кассандра знала, что Дольф Штерн — еврей, но не придавала этому факту никакого значения. Если же и вспоминала об этом, то скорее с приятным чувством — это было так экзотично, даже романтично. Нет, она просто не представляла себе, что это может иметь хоть какое-то значение для их отношений! А Дольф, оказывается, помнил о своем еврействе все время. Кассандра начала осознавать это только сейчас.
Она подумала над его словами и сказала:
— Нет, этого просто не может быть. Ты преувеличиваешь.
— Не может быть? Посмотри, что происходит вокруг. Я далеко не единственный. Обрати внимание, что книги еврейских писателей больше не печатают, наши статьи не берут в редакциях, на наши звонки не отвечают. Можешь мне верить, Кассандра. Я знаю, о чем говорю.
— Так обратись к другому издателю.
— Куда? В Англию? Во Францию? Но я немец, я хочу, чтобы мои книги печатались в Германии.
— Так печатайся. Не может быть, чтобы все издатели были идиотами.
— Они вовсе не идиоты. Они гораздо умнее, чем мы с тобой думаем. Им страшно, потому что они видят, к чему идет дело.
Кассандра недоверчиво смотрела на него, потрясенная услышанным. Не может быть, чтобы дела обстояли так ужасно. Дольф просто расстроен тем, что издатель не принял его рукопись. Она вздохнула и взяла его за руку.
— Даже если это правда, уверяю тебя, долго такое продолжаться не может. Как только издатели увидят, что Гитлер не такой уж страшный, они опомнятся.
— А почему ты думаешь, что он не страшный?
— Он не сможет ничего сделать. Настоящая власть по-прежнему находится в руках тех, кто всегда ею владел. Хребет нации — это банки, корпорации, аристократические семейства. Эти круги никогда не клюнут на ту чушь, которую несет Гитлер. Низшим классам, возможно, его идеи и кажутся привлекательными, но простолюдины ничего не решают.
Дольф угрюмо ответил:
— «Аристократические семейства», как ты их называешь, возможно, и не клюнули, но они сидят и помалкивают. Если так будет продолжаться, мы все обречены. И потом ты ошибаешься. Люди твоего круга утратили власть над этой страной. Всем заправляет теперь маленький человек, точнее, целые орды маленьких людей. Каждый из них в одиночку бессилен, но, сплотившись в стаю, они обретают мощь. Маленькие люди устали от твоего «хребта нации», им надоели богатые, знатные, высокородные. Маленький человек слушает Гитлера, затаив дыхание. Фюрер представляется ему новым божеством. И когда все эти человечки соберутся вместе, страна будет принадлежать им. Тогда несдобровать многим — не только евреям, но и твоему сословию тоже.
Кассандре сделалось страшно от его слов. А вдруг Дольф прав? Нет, этого просто не может быть.
Кассандра улыбнулась и положила руки ему на грудь.
— Надеюсь, твои мрачные прогнозы не оправдаются.
Дольф нежно поцеловал ее и, обняв за талию, повел по лестнице наверх. Кассандра хотела спросить, что все-таки он собирается делать с рукописью нового романа, но решила, что не стоит развивать эту тему. Пусть Дольф успокоится, пусть забудет о своих необоснованных опасениях. Невероятно, чтобы для писателя такого масштаба антисемитские предрассудки Гитлера могли иметь хоть какое-то значение. В конце концов, речь идет о, самом Дольфе Штерне.
И все же, возвращаясь вечером к себе в Грюневальд, Кассандра вновь задумалась о словах Дольфа. Она никак не могла забыть выражения его глаз. До ужина оставался еще целый час, и Кассандра решила не подниматься к детям сразу, а немного побыть у себя. Вдруг все-таки Дольф прав? Что это будет означать для них обоих? Однако, опустившись в ванну, наполненную горячей водой, молодая женщина решила, что все это несусветная чушь. Книга, несомненно, будет опубликована, Дольф благополучно получит еще одну премию. Все творческие люди немножко сумасшедшие. Она вспомнила некоторые более приятные моменты их сегодняшнего свидания и заулыбалась. Улыбка все еще блуждала по ее лицу, когда в дверь ванной постучали.
— Войдите, — рассеянно откликнулась Кассандра, думая, что это горничная.
— Кассандра?
Оказалось, что это не Анна, а муж.
— Вальмар, я принимаю ванну.
Дверь была не заперта, и Кассандра подумала, что Вальмар сейчас войдет. Но он остался снаружи, и дальнейший разговор велся через чуть приоткрытую дверь.
— Зайди, пожалуйста, ко мне, когда оденешься, — очень серьезным тоном сказал Вальмар, и в сердце Кассандры шевельнулся страх.
Неужели назрел момент тягостного объяснения? Она закрыла глаза и глубоко вздохнула:
— Может быть, войдешь?
— Нет. Просто перед ужином загляни ко мне.
Пожалуй, в его голосе звучал не гнев, а тревога.
— Хорошо, я буду у тебя через несколько минут.
— Вот и отлично.
Дверь закрылась, и Кассандра поспешила закончить туалет. Ей понадобилось всего несколько минут, чтобы наложить косметику и причесаться. К ужину она надела простой пепельно-серый костюм и белую шелковую блузку с галстуком. Наряд дополняли серые чулки, серые замшевые туфли, а из драгоценностей Кассандра надела двойную нитку черного жемчуга, который очень любила ее мать, и такие же серьги. Серьезно и обеспокоенно оглядев себя в зеркале, она осталась удовлетворена — ничего лишнего, в однотонную цветовую гамму вносили диссонанс лишь темно-синие глаза и золотые волосы. Кассандра вышла в коридор, тихо постучала в дверь.
— Входи, — раздался голос Вальмара.
Шурша шелковой юбкой, она переступила порог. Вальмар сидел в удобном кресле коричневой кожи, читая какие-то деловые бумаги.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он, откладывая их в сторону.
— Спасибо.
Она заглянула ему в глаза, прочла в них искренность и боль. Ей захотелось подойти ближе, успокоить его, утешить.
Но сделать эти несколько шагов казалось невозможным — у Кассандры возникло ощущение, что между ней и мужем разверзлась бездна. Вальмар как бы не подпускал ее к себе.
— Садись, пожалуйста, — сказал он. — Хочешь шерри?
Она покачала головой. По его глазам Кассандра поняла: он все знает. Она отвернулась, делая вид, что любуется пламенем в камине. В этой ситуации оправдания были бессмысленны. Нужно будет терпеливо выслушать его обвинения, а потом наступит миг, когда придется принимать решение. Как поступить? От кого из них отказаться? Кассандра любила их обоих, нуждалась и в том и в другом.
— Кассандра…
Медленно, словно нехотя, она обернулась к нему.
— Да? — выдохнула она едва слышно.
— Я должен тебе кое-что сказать… — Было видно, что слова даются Вальмару с трудом, но оба знали — обратной дороги нет. — Мне мучительно говорить на эту тему. Думаю, тебе это тоже крайне неприятно.
У Кассандры отчаянно колотилось сердце, его стук отдавался в ушах, она почти ничего не слышала. Все кончено, ее жизнь загублена.
— И все же я должен поговорить с тобой. Ради тебя, ради твоей безопасности. А может быть, не только твоей, но и нашей.
— Ради моей безопасности? — пролепетала она, глядя на него с недоумением.
— Выслушай меня.
Словно не в силах продолжать, Вальмар откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. Кассандре показалось, что его глаза влажны от сдерживаемых слез.
— Я знаю… Мне известно… Что уже в течение нескольких месяцев… Ты, как бы это сказать… Находишься в весьма сложной ситуации.
Кассандра закрыла глаза, внимая каждому слову.
— Я хочу, чтобы ты знала… Я все понимаю… И я сочувствую тебе.
Ее огромные печальные глаза открылись вновь.
— Ах, Вальмар… — По лицу Кассандры потекли слезы. — Я вовсе не хотела… Я не могу…
— Ничего не говори сейчас. Слушай меня.
Он говорил с ней совеем как ее покойный отец. Вздохнув, Вальмар продолжил:
— Я хочу сказать тебе нечто очень важное. И раз уж мы вынуждены затронуть эту тему, знай, что я по-прежнему люблю тебя. Я не хочу тебя терять, как бы ты ко мне теперь ни относилась.
Кассандра покачала головой, вынула из кармана большой кружевной платок, высморкалась и сквозь слезы уверила его:
— Я отношусь к тебе, Вальмар, с глубочайшим уважением. И еще я люблю тебя.
Это было правдой. Кассандра действительно любила этого человека, и вид его страданий причинял ей боль.
— Тогда слушай меня внимательно. Ты должна, перестать встречаться с твоим… другом.
Кассандра в ужасе воззрилась на Мужа.
— И вовсе не по той причине, о которой ты подумала.
Дорогая, я на двадцать девять лет старше тебя, и я не дурак.
Я понимаю, что в жизни случается всякое. Конечно, каждому из тех, кто оказывается в подобной ситуации, приходится несладко, но, если вести себя с умом и тактом, можно сохранить достоинство и выжить. Однако сейчас я имею в виду не это. Речь идет о совершенно иных материях. И если я говорю, что ты должна перестать видеться с… Дольфом (было видно, что произносить имя соперника ему нелегко), то дело вовсе не во мне и не в нашем браке. Даже если бы ты вообще была не замужем, с этим человеком встречаться тебе ни в коем случае не следовало бы.
1 2 3 4 5 6 7