Конечно, пока они жили беззаботно: Чарльз занимался спортом, много общался с друзьями и не имел нужды зарабатывать себе на жизнь. Но у него были большие планы, и она с гордостью думала о том времени, когда он должен будет занять место отца в палате лордов.
Как и Эдвина, Чарльз хотел бы иметь много детей — по крайней мере шестерых. У ее родителей их было семеро, правда, один умер, едва родившись. В семье Уинфилд самым старшим из мальчиков был Филип, и все, чем он занимался, Филип выполнял с особой серьезностью.
Это, конечно, во многом облегчало жизнь двенадцатилетнему Джорджу, который считал, что его единственная обязанность — всех радовать и забавлять. Он непрерывно дразнил Алексис и малышей и был неистощим на всевозможные выдумки и проказы: связывал простыни в кровати Филипа или подкидывал безвредных змеек в его ботинки, запихивал в самые неожиданные места пару-другую мышей, а то бросал перец в кофе — просто для поднятия настроения сутра.
Филип был уверен, что Джордж пришел в этот мир, чтобы осложнять его жизнь и расстраивать любовные дела: во время редких и робких попыток его общения с противоположным полом непременно откуда-то возникал Джордж, готовый дать старшему брату квалифицированный совет. Джордж никогда не смущался в окружении девиц — да и вообще нигде. Даже на корабле, который вот-вот собирался отчалить, Кэт и Бертрам на каждом шагу натыкались на приветствия знакомых их среднего сына… «О, вы родители Джорджа!» И Кэт внутренне сжималась, думая, что он еще натворил такого, Бертрама только забавляли веселые проделки мальчишки.
Самой застенчивой была их малышка Алексис, с огромными голубыми глазами и копной светлых волос. У всех остальных детей были темные волосы и синие глаза, как у Кэт и Берта, а Алексис же так и светилась, ее волосы на солнце казались почти серебристыми. Можно было подумать, что ангелы наделили Джорджа озорством и неиссякаемой фантазией, а Алексис — необычной внешностью и изяществом. Куда бы она ни приходила, все обращали на нее внимание и удивлялись, какая она хорошенькая. Алексис была маминой «малышкой» и папиной «дочуркой» и обычно только с ними и общалась, счастливо проводя дни в кругу семьи. Очень тихая и неразговорчивая, она могла часами гулять в саду и плести венки для обожаемой мамы.
Ее родители были всем для нее, хотя и Эдвину Алексис тоже очень любила. Эдвина — не то что четырехлетняя Фрэнсис, Фанни, как все звали ее, с кругленькими щечками, пухленькими ручонками и крепкими ножками, чья улыбка могла растопить любое сердце, особенно отцовское. У нее, как и у Эдвины, были голубые глаза и блестящие черные волосы. Фанни была поразительно похожа на отца и лицом, и добрым характером, она всегда улыбалась и всем была довольна, как и карапуз Тедди, которому было два годика. Он только-только стал говорить и начал познавать мир, с любопытством оглядываясь по сторонам широко раскрытыми, словно удивленными глазенками. Он любил убегать и заставлять Уну ловить его. Это была его няня, милая ирландская девушка, покинувшая родину в четырнадцать лет. Кэт считала, что им очень повезло с няней, и благодарила судьбу, которая свела их случайно в Сан-Франциско. В свои восемнадцать лет Уна умело управлялась с детьми, она даже укоряла Кэт, что та слишком балует маленького Тедди, и Кэт со смехом соглашалась: время от времени она всем им потакала, потому что ужасно их любила.
Что больше всего поражало саму Кэт, так это то, какими разными были ее дети — каждый со своим характером и особенностями. Различны были их взгляды, стремления, даже отношение друг к другу… от пугливой застенчивости Алексис, основательности Филипа до абсолютного отсутствия всего этого в Джордже. Кэт с нежностью подумала об Эдвине, всегда такой доброй и чуткой, думающей обо всех, кроме себя. Теперь Кэт отрадно было видеть, как Эдвина влюблена в Чарльза. Она заслужила счастья. Много лет она была маминой правой рукой, и вот пришло время и ей стать хозяйкой в собственном доме.
Радость Кэт была омрачена тем, что Эдвина должна жить с мужем в Англии. Уже второй раз в ее жизни дорогой человек уплывал к чужим берегам. Оставалось только надеяться, что жизнь ее дочери сложится счастливее, чем у Лиз, ведь Чарльз, слава богу, совсем не похож на Руперта. Чарльз был привлекательным, умным и добрым, и Кэт надеялась, что он станет чудесным мужем для ее Эдвины.
Они договорились встретиться с Чарльзом утром в порту в Саутгемптоне. Он напросился с ними в Штаты отчасти потому, что не мог даже думать о разлуке с Эдвиной на целых четыре месяца, и еще потому, что Берт предложил считать это плавание как бы свадебным подарком. Они поплывут на новом корабле в его первый рейс.
Все были страшно возбуждены предстоящим путешествием.
А пока они все еще сидели в столовой Хавермура Мэнора, и Алексис начала громко смеяться, когда Джордж ей что-то шепнул и выдохнул облачко пара в холодный воздух. Бертрам тоже засмеялся вслед за детьми, но тут наконец Руперт встал из-за стола, что послужило сигналом об окончании обеда.
Старший Уинфилд обошел стол, чтобы на прощание пожать руку хозяину дома. Было видно, что Руперту жаль расставаться с ним. Ему нравился Берт, он привык и к Кэт, хотя к их шумным, дурно воспитанным детям относился, мягко говоря, сдержанно.
— Спасибо за гостеприимство. Мы чудесно провели у вас время, Руперт. Приезжайте теперь к нам в Сан-Франциско, — сказал Бертрам.
— Боюсь, это мне не по силам.
Было решено, что Лиз отправится в Сан-Франциско вместе с родителями Чарльза. И она не могла дождаться этого дня и радовалась, что Руперт отпустил ее. Она уже купила себе к этому случаю платье, выбрав его вместе с Кэт и Эдвиной.
— Но все же, если сможете, приезжайте. Мужчины опять пожали друг другу руки. Руперт, казалось, серьезно расстроился по поводу отъезда гостей.
— Непременно напишите и подробно расскажите про корабль. Это, должно быть, нечто грандиозное.
На мгновение Руперт даже позавидовал им. Однако Лиз в данном случае не была солидарна с мужем: ее тошнило от одной мысли о любом пароходе, и воспоминание о волнах, ветрах и качке портило ее мечты о предстоящем путешествии.
— Ты напишешь об этом плавании статью в свою газету? — спросила она Бертрама.
Берт лишь улыбнулся в ответ: он почти ничего не писал для собственной газеты, кроме тех редких статей на сильно взволновавшие его темы, когда уже не мог сдержаться. Но, помолчав немного, он все-таки признался: может, и напишет.
— Тогда я пришлю вам экземпляр, — пообещал он.
Руперт обнял Берта за плечи и проводил до дверей, пока Эдвина и Кэт собирали младших детей и умывали их перед дорогой.
Занималось утро, солнце только что взошло, и Уинфилдов ожидала трехчасовая поездка до порта. Они должны были разместиться в трех машинах, прихватив с собой лишь ручную кладь. Весь остальной багаж был отправлен накануне в Саутгемптон и уже дожидался хозяев в каютах.", Дети быстро забрались в машины: Эдвина, Филип и Джордж, который требовал посадить его непременно рядом с шофером, — в первую, Уна с маленьким Тедди ехали в другой. Кэт с Бертрамом и Алексис расположились в собственном автомобиле Руперта — «Серебряном призраке».
Лиз вызвалась было поехать с ними, но Кэт отговорила ее: очень уж долгая дорога и слишком грустное возвращение домой в пустой машине. Они ведь расстаются ненадолго и увидятся через четыре месяца.
Женщины обнялись, и Лиз долго не отпускала сестру, сама не зная, почему ее сердце сжимается от необъяснимой тревоги.
— Ну, всего вам хорошего… Я буду страшно скучать…
Лиз было тяжело оттого, что сестра уезжает, ей казалось: еще одного расставания она просто не вынесет. Лиз снова обняла Кэт, и та засмеялась, поправляя элегантную шляпку, купленную ей Бертом в Лондоне.
— Не успеешь оглянуться, как наступит август, Лиз, — нежно прошептала Кэт сестре, — и ты опять будешь дома.
Она поцеловала Лиз, а потом легонько оттолкнула и посмотрела на нее, жалея, что сестра выглядит такой расстроенной. Из-за этого она опять вспомнила, что Эдвина уедет в Англию после свадьбы, и оставалось только молиться, чтобы жизнь дочери сложилась счастливее, чем у сестры.
Руперт тем временем давал указания шоферам и торопил их ехать, чтобы не опоздать на корабль.
— Он ведь отходит днем, да? — спросил он у Берта, вынимая из кармана часы.
Кэт в последний раз обняла Лиз и забралась в машину, посадив рядом Алексис.
— Да. У нас достаточно времени.
Было полвосьмого утра десятого апреля.
— Счастливого плавания! Всего хорошего! — Руперт и Лиз замахали им на прощание.
Тронулась первая машина, потом вторая и, наконец, третья. Кэт с Алексис на коленях помахала им из окошка, широко улыбаясь, и Бертрам, обнимавший ее за плечи, тоже.
— Я люблю вас! — крикнула Лиз вдогонку. — Я вас всех люблю…
Слова растаяли в воздухе. Лиз вытерла слезы, не понимая, почему ей так тревожно. Они ведь увидятся в августе в Сан-Франциско. Она улыбнулась про себя, входя с Рупертом в дом.
Он тут же заперся в библиотеке, как это обычно бывало по утрам, а Лиз вернулась в столовую, окинула взглядом пустые стулья, пустые тарелки, и ужасное чувство одиночества вновь охватило ее. Только что они тут сидели, комнату заполняли их голоса, а теперь вокруг снова стало пусто и она опять одна.
Глава 2
Машина с Кэт и Бертрамом, приехавшая в порт раньше других, подрулила к причалу для пассажиров первого класса. Джордж во втором автомобиле нетерпеливо ерзал на сиденье, и Эдвина уговаривала брата сидеть спокойно, пока он не свел с ума ее и Филипа.
— Посмотри, посмотри на них, Эдвина!
Джордж показывал на четыре огромных пароходных трубы, а Филип пытался охладить его пыл. В отличие от своего восхищенного братца Филип довольно много прочитал о корабле, когда узнал, что это будет его первый рейс.
У судна, на котором им предстояло плыть в Америку, был почти близнец «Олимпик», уже год совершающий плавания, но этот лайнер был действительно самым огромным на свете. «Титаник» раза в полтора превосходил любой пароход, и Джордж был совершенно потрясен его видом. Газета отца назвала «Титаник» чудо-кораблем, а на Уолл-стрит его называли не иначе, как «пароходом миллионеров».
Совершить на нем первый рейс было чрезвычайно престижно. Берт Уинфилд заказал пять из двадцати восьми специальных кают на палубе Б, которые тоже выгодно отличали «Титаник» от других пассажирских судов. Каюты были украшены подлинными предметами старины из Дании, Франции и Англии, а вместо иллюминаторов в них были настоящие окна. Компания «Уайт стар» превзошла самое себя.
Каюты семейства Уинфилдов располагались так, что казались скорее едиными роскошными апартаментами, чем просто смежными комнатами.
Джорджа решили поместить в одну каюту с Филипом, Эдвину — с Алексис, Уну — с двумя малышами, Фанни и Тедди, а самую большую каюту заняли Кэт с Бертрамом. К ним примыкала каюта их будущего зятя.
Поездка обещала быть веселой, и Джорджу не терпелось побыстрее взойти на корабль. Он пулей вылетел из машины и понесся к трапу. Но брат успел его перехватить и, взяв за руку, оттащил обратно к Эдвине, помогавшей матери управиться с ручной кладью.
— Куда это вы так торопитесь, юноша? — протянул Филип, подражая отцу, и Джордж в раздражении взглянул на него.
— Ты стал говорить, как дядя Руперт.
— Неважно. Ты будешь тихо стоять на месте, пока папа не разрешит тебе идти.
Он взглянул через плечо Эдвины и увидел Алексис, вцепившуюся в мамины юбки, и няню, которая сражалась с ревущей малышней.
— Пойди помоги там с Тедди. Уна с мамой разбирают вещи.
Их отец в это время отправлял назад шоферов. Джорджу нравилась вся эта суета, потому что в таком хаосе он мог спокойно смыться и заняться своими делами.
— Это обязательно? — Его не особо вдохновляла перспектива возиться с младшим братом, когда кругом столько всего интересного.
Огромный «Титаник» стоял прямо перед ними, и Джорджу страшно хотелось поскорее на него забраться и обследовать все уголки, поэтому он не желал терять напрасно время.
— Да, ты должен помочь, — грозно нахмурился Филип, подталкивая Джорджа к детям.
Сам он собирался присоединиться к отцу. Краем глаза он заметил, как Эдвина ласково успокаивает плачущую Алексис.
Эдвина, в элегантном голубом шерстяном костюме, который она сшила к первой встрече с родителями Чарльза, присела на корточки рядом с Алексис.
— Чего ты испугалась? Посмотри, не будь глупышкой. — Эдвина показала сестренке на гигантский пароход:
— Он похож на плавучий город, и через несколько дней мы будем в Нью-Йорке, а потом на поезде доберемся в Сан-Франциско.
Эдвина пыталась изобразить поездку как забавное приключение, но Алексис смертельно боялась колыхающейся на волнах громады и прятала лицо в юбку матери, отталкивая Эдвину.
— Что такое? — Кэт посмотрела на старшую дочь, пытаясь разобраться, что там стряслось.
Рядом на мостике играл оркестр. Играли не слишком громко, так как «Уайт стар», видимо, решила, что слишком много шума — это вульгарно.
— Что случилось? — Кэт погладила Алексис по головке.
— Она перепугалась, — объяснила Эдвина, и Кэт понимающе кивнула.
Бедная малышка Алексис вечно пугалась новых событий, новых людей, новых мест, и на «Мавритании» она боялась плыть, и все время спрашивала маму, что будет, если она свалится в воду.
Кэт затянутой в перчатку рукой пригладила ее золотистые кудряшки, наклонилась и зашептала ей что-то на ушко. Алексис заулыбалась, когда мама напомнила, что через пять дней будет день ее рождения. Ей исполнится шесть лет, и они сначала устроят праздник на корабле, а потом еще один в Сан-Франциско.
— Хорошо? — шепнула она испуганной девчушке, но Алексис замотала головой и опять принялась плакать, прижимаясь к матери.
— Я не хочу ехать…
Однако прежде чем Алексис успела что-либо добавить, чьи-то сильные руки осторожно ее приподняли, и она очутилась на плечах у отца.
— Но придется поехать, моя хорошая. Ты же не захочешь остаться в Англии без нас, да? Конечно, нет, глупышка.
1 2 3 4 5 6