Пониженное количество лейкоцитов. Потеря волос и зубов, замедление восстановительных процессов, тошнота, слабость, апатия…
Внезапно всё стало кристалльно ясно.
Хатч стремительно вскочил на ноги.
– О, Господи!… – воскликнул он.
Все части головоломки сложились воедино. Малин, словно громом поражённый, несколько мгновений не мог двинуться с места, силясь осознать ужасную истину.
– Подожди минутку, – сказал он Труитту.
Доктор накинул на него одеяло и повернулся. Взгляд на часы: уже семь. Найдельману осталась лишь пара часов, чтобы проникнуть в сокровищницу.
Хатч несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь удержать самообладание. Затем подошёл к телефону и набрал номер автоматического роутера на острове.
Тишина.
– Чёрт! – пробормотал Малин.
Доктор достал рацию из чемоданчика. Все каналы «Талассы» были забиты помехами.
С минуту он размышлял, как можно быстрее обдумывал доступные варианты. И так же быстро понял, что вариант лишь один.
Он шагнул на кухню. Профессор разложил на кухонном столе с дюжину наконечников стрел и рассказывал Бонтьер о прибрежных городах Индии. Она взволнованно подняла взгляд на Малина, но моментально сникла, увидев его лицо.
– Изобель, – негромко попросил он. – Я должен поехать на остров. Будь добра, посиди здесь и проследи, чтобы Донни сел в «скорую» и уехал в госпиталь.
– На остров?! – воскликнула Бонтьер. – Ты с ума сошёл?
– Нет времени объяснять, – бросил Хатч, направляясь к стенному шкафу.
За спиной Малина Бонтьер и профессор поднялись на ноги. Хатч достал из шкафа два шерстяных свитера и по очереди принялся их натягивать.
– Малин…
– Прости, Изобель. Объясню потом.
– Я еду с тобой.
– Даже не думай, – сказал Хатч. – Это слишком опасно. В любом случае, тебе нужно остаться и проследить, чтобы Донни отвезли в госпиталь.
– Не собираюсь ни в какой госпиталь, – донёсся с дивана слабый голос.
– Видишь? – сказал Малин.
Он накинул штормовку, не забыв затолкать зюйдвестку в карман.
– Нет. Я знаю море. В такую погоду можно плыть лишь вдвоём, и ты тоже это знаешь, – сказала она.
И принялась вытаскивать из шкафа одежду – толстые свитеры, старый плащ отца Малина…
– Извини, – сказал Хатч, просовывая ноги в пару ботинок.
Он почувствовал на плече руку профессора.
– Леди права, – сказал тот. – Я не знаю, что всё это значит, но твёрдо знаю одно – ты не можешь рулить, следить за курсом и причаливать к берегу в одиночку. Не в такую погоду. Я посажу Донни в «скорую» и лично прослежу, чтобы его отправили в больницу.
– Вы что, не слышите меня? – крикнул Донни. – Я не поеду на «скорой»!
Профессор повернулся и пригвоздил его строгим взглядом.
– Ещё слово, и тебя, как психа, к носилкам привяжут бинтами. Так или иначе, но ты поедешь!
Короткое молчание.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Труитт.
Профессор посмотрел на Бонтьер и Малина и подмигнул.
Хатч схватил фонарь и повернулся к Бонтьер. Из-под жёлтой зюйдвестки, большей на несколько размеров, чем надо, выглянули её решительные глаза.
– Она может не меньше тебя, – сказал профессор. – Или даже больше, если уж на то пошло.
– Зачем тебе это? – тихо спросил Хатч.
В ответ Бонтьер просунула руку ему под локоть.
– Потому что вы особенный, monsieur le docteur . Особенный для меня. Я бы никогда себе не простила, если бы бросила тебя одного, и с тобой случилось что-нибудь скверное.
Хатч на мгновение задержался, чтобы прошептать профессору рекомендации для Труитта, и затем они с Бонтьер выбежали на улицу, в ливень. За последний час шторм неимоверно усилился, и поверх воя ветра и треска бешено раскачивающихся деревьев Хатч услышал грохот атлантических валов. Те молотили о мыс с такой мощью, что низкий гул, скорее, чувствовался нутром, а не ушами.
Они со всех ног бросились бежать по запруженным улицам, мимо домов с закрытыми ставнями. В преждевременно наступившей тьме тускло светили фонари. Хватило минуты, чтобы Малин промок насквозь, даже плащ не помог. Когда они приблизились к причалу, голубым светом ослепительно вспыхнула молния, и тут же раздался оглушительный гром. В следующий миг Хатч расслышал хлопок трансформатора у гавани. Город мгновенно погрузился в непроглядный мрак.
Малин и Бонтьер добрались до пирса и, осторожно ступая по скользким сходням, спустились на надводную часть. Все лодки были укреплены на шатающейся надстройке. Вытащив из кармана нож, Хатч перерезал трос ялика «Плэйн Джейн» и, с помощью Бонтьер, столкнул его в воду.
– Под нами двумя он может опрокинуться, – сказал Хатч, делая шаг в лодку. – Я вернусь и заберу тебя.
– Давай уж, возвращайся, – ответила Бонтьер.
В свитере и плаще чересчур большого размера вид у неё оказался потешный.
Даже не потрудившись запустить мотор, Хатч просунул вёсла в уключины и погрёб к «Плэйн Джейн». Воды гавани до сих пор оставались более-менее спокойны, но ветер сделался просто невыносимым. Ялик швыряло вверх и вниз, он то и дело с омерзительным треском опускался на дно впадин меж волн. Продолжая грести, спиной к морю, Малин увидел очертания города, тёмного на фоне мрачного неба. Взгляд непроизвольно скользнул к узкому, высокому дому приходского священника. Вспышка злой молнии, и в это мгновение доктор увидел – или подумал, что видит Клэр. В жёлтой юбке, держась рукой за дверной проём, та смотрела в море – прямо на него. В следующий миг снова стало темно.
Добравшись до яхты, ялик хлопнулся о борт. Накрепко привязав его к корме, Хатч вскарабкался на борт, запустил двигатель и, произнеся краткую молитву, дёрнул за стартер. «Плэйн Джейн» ожила. Слушая лязг поднимающейся якорной цепи о клюз, Хатч в очередной раз порадовался, что ему досталось такое надёжное судно.
Он добавил оборотов и широкой дугой проплыл мимо пирса, с удовлетворением отметив, что Бонтьер вскарабкалась на борт с резвостью истинного моряка, несмотря на громоздкое одеяние. Малин бросил ей спасательный жилет, она мигом нацепила его на себя, после чего заправила волосы под зюйдвестку. Хатч бросил взгляд на нактоуз и затем перевёл на море – на два светящихся буйка посередине пролива и на буй с колоколом на выходе из бухты.
– Когда выйдем в открытое море, – сказал он, – я собираюсь на половинной скорости идти по диагонали к волнам. Болтанка будет что надо, так что держись за что-нибудь. И оставайся рядом – мне может понадобится помощь в управлении.
– Дурак, – раздражительно ответила Бонтьер. Нервное напряжение обернуло обыкновенно хорошее настроение вспыльчивостью. – Неужели ты думаешь, что штормы бывают лишь здесь? Что я действительно хочу, так это узнать причину нашей идиотской поездки.
– Сейчас объясню, – произнёс Хатч, вглядываясь в бурное море. – Но тебе это ничуть не понравится.

45

Клэй всматривался в ревущую темень, до боли сжимая в руках штурвал. Громадные волны раз за разом с ужасающим грохотом ударяли о лодку, вода захлёстывала носовую часть, ветер срывал клочья пены с вершин валов. Снова и снова белая пена стекала по окнам рулевой рубки, когда судёнышко выскакивало на вершину и начинало тошнотворное падение к подошве очередной волны. На какой-то миг наступала резкая безветренная тишь, а затем кораблик дико кренился, устремлялся вверх – и всё повторялось сызнова.
Десять минут назад, когда он попытался включить носовой прожектор, выяснилось, что несколько предохранителей выбило, и электричества нет. Запасные батареи тоже отказали – он не позаботился проверить их перед выходом в море, хотя и знал, что это следует сделать. Но гораздо больше его озаботило другое: несколько минут назад «Цербер» без предупреждения снялся с якоря и отправился в путь, игнорируя гудки с лодки пастора; белая махина, неумолимо уходящая в чёрное мятущееся море. В одиночестве, бешено подпрыгивая на волнах, Клэй некоторое время пытался догнать огромный корабль, бесплодно продолжая подавать сигналы – пока тот, наконец, не исчез в яростной мгле.
Священник осмотрел рубку, пытаясь оценить ситуацию. Теперь ему стало ясно, насколько серьёзной оплошностью была попытка догнать «Цербера». Ведь раз они игнорировали его и раньше, конечно, не обратили внимание и теперь. К тому же океан на наветренной части острова Рэгид буквально кипел: накатывающая с востока зыбь сталкивалась с отливом – и в результате злые волны разбегались во всех направлениях. Лоран не работал; пастор остался один на один со стихией, если не считать компаса на нактоузе – единственного рабочего прибора. Клэй попытался править по компасу, прикидывая расстояние. Впрочем, он прекрасно сознавал, что моряк из него никакой, и в отсутствие света ему оставалось лишь считывать показания компаса при вспышках молний. В кармане лежал фонарик, но пастор не мог выпустить штурвал из рук – чтобы рулить, нужны обе.
Свет маяка Бёрнт-Хэд потускнел. Вой ветра и гул прибоя оглушали – чтобы расслышать звон колокола на буйке, пришлось проплыть чуть ли не над ним. Клэй сжал штурвал меж локтей и всем телом навалился на него, в отчании пытаясь думать. Остров меньше чем в полумиле. Понятно, что в такую погоду даже первоклассному моряку было бы тяжело провести лодку меж рифов до дока «Талассы». Но даже если бы его яростная решимость высадиться на острове Рэгид поколебалась, куда тяжелее будет пересечь шесть миль ада до самого Стормхавэна.
Два раза ему показалось, будто он слышит низкий рокот двигателей «Цербера». Но в этом не было никакого смысла: сначала тот направился на запад, теперь возвращается на восток, будто что-то выискивает – или кого-то поджидает.
При новой вспышке молнии Клэй проверил компас, сжимая штурвал в слабеющих руках, в то время как лодка принялась валиться за очередной волной. Пастор слегка подправил курс, и теперь направился чуть ли не прямиком в океан. Судёнышко, содрогаясь, начало взбираться на следующий вал, и, когда крутая стена чёрно-серой воды захлестнула нос и упрямо продолжила расти всё выше, выше и ещё выше, Клэй запоздало сообразил, что поправка оказалась ошибкой. Волна навалилась на рубку, и по лодке будто вмазало железным кулаком. Судно устремилось вниз. Ошеломляющая масса воды выдавила из рамы одно из окон и устремилась прямо на пастора. У него едва хватило времени, чтобы вцепиться в штурвал и всем телом повиснуть на нём, пережидая напор.
Кораблик содрогнулся, всё ниже и ниже уходя в бурлящую воду, и как раз когда Клэй подумал, что на этом всё, он снова к неописуемой радости почувствовал подъёмную силу. Лодка приподнималась до тех пор, пока воды не разошлись и нехотя не схлынули с палубы. Пока судёнышко выправлялось, снова вспыхнула молния – и на мгновение перед ним предстал тяжёлый беснующийся океан. А прямо по курсу лежала тень вод поспокойнее; впереди оказалась подветренная сторона острова Рэгид.
Клэй устремил взор в чёрное небо, и с губ слетели несколько слов: О, Господи, да пребудет на то воля Твоя! – и снова он сражался с морем, разворачивая лодку по диагонали к волнам, и снова повис на штурвале, когда новый водяной вал ворвался сквозь открытое окно. С вершины следующей волны лодка, наконец, скользнула в полосу спокойных вод.
Пастор не успел испустить вздох облегчения, как сообразил, что вода спокойна лишь в сравнении с той бурей, что осталась позади. Тяжёлая зыбь огибала остров с обеих сторон, создавая непредсказуемое волнение, но теперь Клэй, по крайней мере, смог повернуть к причалу. Он чуть-чуть подбавил ходу и вслушался в ответный рёв мотора.
Казалось, увеличив скорость, лодка несколько выиграла в устойчивости. Она заныривала вперёд, тонула, выскакивала наверх и снова заныривала. Без прожектора, с выбитым окном – очень тяжело было выбирать направление в те мгновения, когда судёнышко взбиралось на вершины волн. Клэй начал смутно сознавать, что, быть может, имеет смысл сбавить обороты. На тот случай, если…
Лодка с оглушительным грохотом налетела днищем на риф. Ломая нос, пастора дико швырнуло вперёд, в штурвал; затем отбросило назад, в заднюю переборку рубки. Волна, перехлёстывающая через риф, стремительным потоком понеслась с обеих сторон лодки – и следующий вал развернул судёнышко боком. Отхаркивая кровь и солёную воду, пытаясь собраться с мыслями, Клэй отчаянно рванулся к штурвалу. А затем в борт вломилась третья волна, переворачивая лодку вверх дном – и пастора сбросило с палубы в первозданный хаос воды и ветра.

46

Хатч направил нос «Плэйн Джейн» в пролив. За спиной осталась грохочущая симфония тросов, что хлестали по мачтам лодок, которые истерично болтались на якорных цепях. Ветер был холоден, небо скрылось за пеленой дождя. Доктор вдохнул ртом; соли не меньше, чем свежести. Малин видел такую погоду и раньше, в детстве – но никогда не был настолько безрассуден, чтобы при этом выйти в море.
Последний взгляд на берег – и затем доктор прибавил оборотов и встал лицом к океану. Они прошли мимо плавучих знаков «5 миль/час» и «Держаться фарватера», настолько избитых морем, что те склонились на бок, будто признавая поражение.
Бонтьер встала рядом, обеими руками крепко держась за панель управления.
– Ну? – повелительно крикнула она прямо в ухо.
– Изобель, я совершеннейший идиот! – прокричал он в ответ. – Я видел эти симптомы тысячу раз. Они просто в глаза бросаются. Каждый, кто болел раком и подвергся радиотерапии, сразу поймёт, в чём дело.
– Радиотерапии?
– Да. Что происходит с пациентами? Их тошнит. Они теряют энергию. Облысение. Число лейкоцитов упирается в плинтус. На фоне всех необычных болезней, за последнюю неделю, эти признаки встретились у каждого!
Бонтьер помедлила, несмотря на ослепляющие брызги широко раскрыв глаза.
– Меч Святого Михаила радиоактивен. Подумай об этом. Длительное действие радиации убивает клетки костного мозга, – в сущности, не даёт им делиться. Оно ослабляет иммунную систему, человек становится лёгкой добычей для любой инфекции. Потому-то команда «Талассы» подхватила все эти экзотические болезни, которые и отвлекли моё внимание. Но если клетки делятся медленней, также останавливаются восстановительные процессы – в итоге пациент теряет волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54