Никаких тебе задушевных разговоров, никакого обмена сплетнями через садовый забор. Если меня постигнет судьба бедолаги из местных теленовостей, все мои соседи выйдут на улицу и охотно расскажут репортерам и журналистам, каким я был хорошим парнем и не совался в чужие дела.
Еда отменная, ничем не уступает той, что я пробовал в Таиланде. Тревор продолжает есть до тех пор, пока ни на одной тарелке не остается ни кусочка пищи, ни рисинки, ни ниточки лапши. Тогда он откидывается на спинку стула и с довольным видом раскуривает сигарету. Парень молча смакует каждую затяжку и забавляется, пуская ртом кольца дыма, чтобы одно попадало в другое. Вдруг он подскакивает и распахивает задние двери.
– Пойдем, кое-что тебе покажу.
Тревор щелкает выключателем, и тропинка, ведущая к расположенному за домом саду, заливается ярким светом Фонарей.
– Идем, бери выпивку с собой. Мэнди, ты идешь с нами?
– Лучше я останусь. Вдруг детки проснутся.
– Ладно. Мы недолго.
Мы выходим на настил крыши, и нас окутывает ночная прохлада. Спускаемся вниз на пять или шесть ступенек и оказываемся на лужайке. Снаружи зябко, к тому же сгущается туман. Но, кажется, Тревору все равно, хоть он и одет только в спортивную майку. Он кивает мне, чтобы я следовал за ним через лужайку, расположенную под небольшим уклоном. По обеим сторонам высажены высокие, тонкие деревья. Гравийная тропинка уводит нас прямо в лес. Фонарики развешены на ветвях через каждые несколько ярдов и хорошо освещают нам путь. Они медленно покачиваются на ветру. Мы углубляемся в лес примерно на сотню ярдов. В темноте гримасничают тени, облака тумана вьются над нашими головами. Где-то вдалеке кричат совы, в кустах шевелятся маленькие существа. И внезапно мы выходим к берегу реки, где посреди большой поляны возвышается мини-версия главного дома. Сооружение освещается прожекторами, наполовину вкопанными в дерн. Мы обходим его кругом. Одна половина дома стоит на берегу, другая же нависает над водой, ее поддерживают массивные деревянные сваи.
– Летний домик, – с сияющим видом поясняет Тревор. Он ведет меня на балкон. Там стоят кресла, и мы присаживаемся на них.
– Впечатляет. Это тоже построили шведы? – спрашиваю я.
– О да. Эти ребята знают, как нужно жить. Здесь есть сауна и бассейн с водопадом. Шведы, наверное, парились в ней всей шведской семьей, да еще и соседей созывали.
Он хохочет.
– А ты? Приглашаешь, должно быть, друзей позагорать голышом?
– Я что, похож на идиота? Многих своих знакомых я не пустил бы даже на порог. Видишь, какие у тебя привилегии.
– Я тронут.
Тревор показывает на противоположный берег, удаленный от нас на двадцать футов.
– Сейчас река сильно обмелела, почти пересохла. Но стоит пойти дождю или растаять снегу, она превращается в настоящего монстра. Поток такой мощный, что легко унесет взрослого человека.
Дождя не было уже несколько недель. Речка превратилась в ручеек. Но на другом берегу виднеются границы высокой воды, куда силой течения выбросило камни и мелкие ветки. А в том месте, где русло поворачивает и скрывается из виду, вода размыла часть берега, и свисающий ком вот-вот рухнет вниз.
– Я часто прихожу сюда по ночам, чтобы выкурить косячок. – Тревор закуривает невесть откуда взявшуюся самокрутку. – Я готов сидеть здесь в любую погоду, курить, глядеть на воду и любоваться звездами. В общем, снимаю напряжение. Это приводит меня в норму.
– Звучит заманчиво.
– А когда мороз, и река стремительно несется мимо! Черт подери, лучшего зрелища и быть не может! А как насчет тебя, брат? Ты сидел?
– Ни разу. Мне везло.
– Я слышал, ты проявлял осторожность. Знаешь, за что я единственно благодарен тюрьме? Я научился ценить все это. – Его взгляд скользит вокруг. На балконе уже темно. Я могу разглядеть черты Тревора лишь в тот момент, когда он затягивается сигареткой – ее отсвет освещает его лицо.
– Это может показаться тебе бреднями старого хиппи, но если тебя ни разу не лишали возможности делать то, что ты всегда принимал как должное, тебе никогда не понять цену свободы.
– Да, но многие ведь и возвращаются, и не раз.
– Потому что по-другому не могут. Либо гонятся за главным призом. Только представь, изо дня в день ты просыпаешься и видишь все те же лица… Меня угнетает одна только мысль об этом.
Кажется, его очень быстро забрало. Дым имеет очень резкий запах. Крепкая травка, должно быть. Впрочем, Тревор не станет курить какое-нибудь дерьмо.
– Об этом ты думаешь, сидя здесь по ночам?
– И об этом тоже. Так, строю планы на будущее. – Он делает глубокую затяжку и задерживает дыхание. Несколько мгновений мы молчим, прислушиваемся к журчанию воды.
– Ты знаешь, что такое «Коза ностра»? – неожиданно спрашивает мой приятель. – Вроде. Это мафия, да?
– Конечно. Но сам термин. Тебе известно, что он означает на самом деле?
– Нет, – мотаю я головой.
– Он означает «наше дело». Вникаешь?
Не знаю, какого ответа он ждет от меня. Очевидно, я еще недостаточно накурился. Тревор замечает мое недоумение.
– Суть в том, что все мы должны участвовать в каком-то процессе, в нашем деле, вместе с теми, кого уважаем и кому доверяем, должны держаться друг друга, работать ради того, во что верим, быть честными друг с другом. Это только пойдет нам на пользу.
– Но в жизни все иначе. Это принесет нам одни проблемы.
– Сейчас, возможно. Но изначально идея была благородная. Я прочел много книг о мафии и…
Тревор продолжает, но я уже не слушаю его. В голове звучит сигнал тревоги. Когда парни изучают литературу о мафии – это всегда дурной знак. Начитавшись дерьмовых книжиц, постепенно приходишь к мысли, что это весьма рыцарское и героическое занятие. Те, кто слишком сильно углубляется в тему, в конечном итоге приносят много горя себе и окружающим. У них возникает желание громко заявить о себе каким-нибудь отчаянным способом. Кажется, они просто забывают о том, что их деятельность расценивается как преступление. Во времена первых мафиози чертов мир был совершенно другим. Своей властью они не уступали правительству, выбирали президентов Соединенных Штатов, управляли целыми городами, контролировали полицию, судей, спорт, профсоюзы. Остальным править было уже нечем.
– … Понимаешь меня, брат? – Тревор хватает меня за руку.
– Да, конечно. Твоя правда, дружище. Я в растерянности.
– Я знал, что ты поймешь. Бывает, поговоришь об этом с человеком и теряешь его навсегда, потому что он вдруг оказывается жалким козлом. Я говорю о доверенных людях, не лишенных интеллекта, которые объединяются, чтобы вместе выполнять свою работу, давать народу то, что он хочет. Никто никому ничего не навязывает. – Тревор поднимает вверх тлеющий косяк. – Мы всего лишь удовлетворяем спрос и можем повысить производительность, если будем работать с теми, кому доверяем.
– И у кого те же цели.
– Соображаешь.
– И все-таки это грязный бизнес. Сейчас не те времена. Я тоже читал книги. При всем своем блеске многие мафиози были просто старыми ублюдками, разыгрывали из себя повелителей мира, жили на широкую ногу до тех пор, пока…
– Послушай, попытайся понять одно: никогда не смей врать мне и моим ребятам. У нас будет «Коза ностра».
– Договорились.
Надеюсь, он не собирается говорить о гребаных таблетках. Сменю лучше тему.
– И все же, Тревор, люди становятся алчнее, их сердца черствеют. Они уже не понимают, что хорошо, а что плохо. Не знают, когда остановиться. Мы избрали слишком опасный способ зарабатывать на жизнь. В наше время жить вообще опасно. Даже честных граждан убивают в их собственных домах.
– Это правда. Развелось слишком много психопатов.
– Я видел новости сегодня по телевизору, еще до того, как приехал сюда. Там рассказывали, что какого-то бедолагу замочили в его же доме.
– Что там произошло? Я не смотрел. – Тревор снова поджигает самокрутку.
– Тихий парень жил на лодке, не лез в чужие дела. Кто-то связал его, долго пытал, а потом прикончил.
– На лодке? В шлюпочной мастерской? – В его голосе слышатся тревожные нотки.
– Ага, примерно в десяти милях вверх по реке. Легавый просто…
– Его имя случайно не называли? Он не голландец? – Кажется, Тревор надеется услышать отрицательный ответ.
– Судя по всему, да.
– Мать твою!… – Тревор швыряет тлеющий окурок в реку. Он тут же гаснет. – Скажи, что конкретно сообщали в новостях. – Он встает и начинает мерить балкон шагами. Я рассказываю все, что помню. – А теперь подумай хорошенько. Его имя случайно не Ван Так?
– Именно, Ван Так, – щелкнув пальцами, отвечаю я.
– Мне нужно вернуться в дом и сделать пару звонков. Тревор тут же срывается с места, оставляя меня сидеть в полном недоумении. Но его целеустремленность и серьезный настрой побуждают меня последовать его примеру. В месте, где тропинка изгибается плавной петлей, парень шагает по траве напрямик, и под тяжестью его веса ломаются ветки. Вскоре он обгоняет меня и совсем скрывается из вида. Когда я вхожу в дом и следую на кухню, Тревор уже набирает чей-то номер на висящем на стене аппарате. Он жутко матерится и орет на Мэнди, чтобы та поскорее тащила сюда его мобильник. Она тут же приносит телефон, и он, просмотрев забитые в памяти номера, яростно жмет кнопки быстрого набора. Вдруг Тревор изо всех сил ударяет трубкой о стену, и та, разлетевшись на куски, повисает на проводе и болтается из стороны в сторону.
– Где эта сука Шанкс?… Где, мать их, все остальные? Он прижимает к ушам оба телефона в надежде, что хоть кто-нибудь ответит. Последний раз я видел Шанкса, когда тот с ребятами сидел в баре отеля. Было это три часа назад. Я в полной растерянности стою в дверном проеме.
– Подожди минутку, – бросает мне Тревор и поворачивается к жене. – Мэнди, куда я засунул ту телефонную книжку?
Мэнди опускается на колени и выдвигает один из кухонных ящиков. Я вижу стандартный карманный блокнот с адресами, приклеенный липкой лентой к задней стенке. Она тут же отрывает его и протягивает мужу. Прижимая трубку плечом к голове и зажав в руке мобильник, Тревор принимается проворно перелистывать страницы. Наткнувшись на нужный номер, парень выпускает трубку из-под подбородка, она свободно падает на пол, а он тем временем уже нажимает кнопки мобильника. Происходит соединение.
– Слава богу, ты на месте. Я сейчас подъеду… К черту все дела! Я буду через двадцать минут. Все, увидимся.
Он захлопывает крышку телефона.
– Послушай, детка. Тут кое-что случилось. Я вернусь, как только смогу. Продолжай набирать Шанкса. Если дозвонишься, скажешь, чтобы связался со мной.
Интересно, а мне-то что делать? – думаю я.
– А ты, – словно отвечая на мой вопрос, говорит Тревор, – поедешь со мной.

Глубокое разочарование Ван Така

– Ван Так занимается… точнее, занимался перевозками. Он торговал лодками, в основном легальными, но случалось, и ворованными, исключительно для видимости.
Тревор гонит «дискавери» по темным проселочным дорогам. Ветви стегают по лобовому стеклу. Я инстинктивно уворачиваюсь. Мой спутник уже не кажется таким одурманенным.
– Короче, он занимался контрабандой, – заключаю я.
– Соображаешь. Он связывался с нужными людьми, подбирал товар. Ван Так был посредником. И это хорошо у него получалось.
– Ты с ним работал?
– Постоянно. Бедняга был гением, мог уладить любой вопрос. Он перевозил для нас по воде различные грузы. Сдается мне, у него как раз имелось кое-что про нашу честь.
– Кое-что крупное?
– Какое же еще? Конечно, крупное. Из-за мелочи я и мараться бы не стал. Я же не какой-то там залетный турист. Кстати, этим делом занимался Шанкс.
– Не та ли «кислота», о которой талдычил Шанкс?
– Если бы. В этом случае я бы просто отшутился. Если мой груз завис, я могу влететь на крупную сумму. Но для этого надо переговорить с Шанксом.
– Он договаривался с голландцем?
– Ага. По большей части мы закупаемся в Голландии. Ван Так получает товар и доставляет его нам уже в Великобритании. Однако как только продукт оказывается у Ван Така, он уже принадлежит нам. Догоняешь? Поэтому я не могу заявиться к поставщикам, рассказать им историю с Ван Таком и заявить, что, коль я не получил свой товар, то платить за него не собираюсь.
– Ребята серьезные? – спрашиваю я, хотя сам прекрасно знаю ответ.
– Разумеется, серьезные. – Тревор качает головой. – Но мы заключили с ними сделку, поэтому должны платить. Они же не виноваты, что людей убивают.
– Да, в общем-то, никто здесь не виноват.
– Не знаю, не знаю. Кто-то все же должен быть виноват. Готов поспорить, это связано с поездкой ваших друзей в Амстердам.
– О каком объеме идет речь, Тревор?
– Наша партия товара трижды перекроет ваши вшивые таблетки.
Мы уже говорим о миллионах, о тоннах кислоты.
– Надеюсь, ты везешь нас не в шлюпочную мастерскую? – беспокоюсь я. Может, Тревор задумал выполнить смертельную миссию?
– Не болтай ерунду. Там сейчас, должно быть, все кишит легавыми.
– У Ван Така были документы на ваш груз?
– Товар доставлен на имя Ван Така. В документах никакого намека на нас. Он был еще тот конспиратор. Все зашифровывал, а ключи к шифрам хранил вот здесь. – Тревор тыкает пальцем в висок. – Тысячи кодов и цифр.
Дороги становятся все шире, меньше виляют и лучше освещаются.
– Законники в курсе его деятельности? – спрашиваю я.
– Именно это я и намерен сейчас выяснить. Не могу ждать, пока появится Шанкс.
– У вас свой человек в полиции?
– К сожалению, нет. Но у нас есть знакомый репортер из местной газеты, который на короткой ноге со всеми сотрудниками уголовного отдела. Они вроде как собутыльники.
– Они рассказывают ему, а он – вам.
– В противном случае ему просто отрежут яйца. Я сразу предупредил его об этом. Пока что он получает все, чего душа желает: и наличные, и «кокс», и девочек. Хочешь отпуск – на тебе отпуск. Но предпочитает все же живые деньги. Легавых, когда те нажрутся, тянет на откровения. Наш парень оказывается в гуще событий и иногда добывает стоящую информацию. Они постоянно подкидывают ему что-нибудь пикантное.
– Он отрабатывает свои гонорары?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50