— Вам нездоровится?
Вы неважно выглядите.
В этом холодном голосе не было и намека на сострадание.
Он поднял голову, снова отозвавшуюся болью. Корделия, в прозрачном неглиже, с распущенными волосами, стояла в ногах постели.
— Который час?
— Начало десятого. Вы сегодня долго спали.
Начало десятого! Никогда в жизни он так поздно не просыпался.
— Мне кажется, вам нездоровится, милорд. — Корделия смотрела на него все так же бесстрастно. — По-моему, у вас небольшой жар. Вы не могли где-нибудь простудиться?
— Не говори ерунды, женщина. Я в жизни ни дня не болел.
С этими словами он откинул одеяло и встал. Тут же комната поплыла по кругу, а ноги под ним подкосились. Он тяжело осел на край кровати и подумал: а не права ли Корделия? Может, он и в самом деле заболел?
— Я позвоню вашему слуге. — Корделия дернула сонетку звонка.
— Что произошло? — сипло произнес Михаэль. — Прошлой ночью? Что случилось?
Темная пелена застилала мозг, он не мог отделаться от впечатления, что произошло нечто страшное, хотя и неясно, что именно.
— Да абсолютно ничего, все как всегда. — Корделия подошла к кровати. — Если не считать того, что вы потом сразу же заснули.
Она не смогла скрыть раздражение, но почему-то ей казалось, что это пройдет для нее безнаказанно. Михаэль был сейчас чересчур озабочен своими проблемами, чтобы обращать внимание на ее тон..
Он медленно покачал головой. Что-то было не так. И очень здорово не так. В дверь постучал и вошел слуга.
— Что-нибудь случилось, милорд? Вы хотели принять участие в утренней охоте, но не вызвали меня.
Охота! Какого черта угораздило его так долго спать? Пропустить королевскую охоту! Такого с ним в жизни, не случалось.
— Дай мне руку, — хрипло произнес он.
Опираясь на поданную слугой руку, он тяжело поднялся, лицо его сморщилось от усилий скрыть невероятную слабость.
— Принеси мне горячего молока и бифштекс. Потом вызови цирюльника, чтобы сделать кровопускание.
Запахнув халат, поддерживаемый слугой, он направился в свою комнату.
Корделия мрачно улыбнулась. Надо будет узнать у Матильды, как долго продлится недомогание Михаэля. Если ему придется какое-то время оставаться в постели, то это можно будет использовать.
Когда она звонком вызвала Элси, часы на каминной полке отбили полчаса. Охотники должны были вернуться обратно около десяти. Четырех часов этого жестокого спорта было вполне достаточно даже для короля, который буквально жил охотой.
— Приготовь мое серое платье, Элси, — велела она служанке.
Элси присела в реверансе и робко улыбнулась, ставя на стол поднос с завтраком Корделии, а затем принялась наполнять ванну горячей водой.
В десять часов Корделия появилась в салоне, где месье Брион раскладывал на журнальном столике последние столичные издания.
— Как себя чувствует князь? — небрежно спросила она, .на ходу оглядывая себя в зеркале над камином.
— Я сразу же послал за цирюльником, миледи, и он, как я понимаю, велел князю оставаться в постели, — ответил не моргнув глазом Брион.
— Если он спросит обо мне, не будете ли вы так добры сказать, что я жду выхода супруги наследника престола. Предполагается, что я представлю ей мадемуазель Амелию и Сильвию сегодня утром.
— Как вам будет угодно, мадам, — склонил голову мажордом.
Корделия улыбнулась. Они с месье Брионом слегка кивнули друг другу, потом мажордом поспешил открыть перед ней дверь.
Корделия со всей скоростью, которую позволяли ей высокие каблуки и широкий кринолин, спустилась по парадной лестнице дворца и вышла в сад. Пройдя по посыпанным гравием дорожкам, она через боковые ворота вышла к конюшням. Именно сюда должна была вернуться королевская охота.
Минут через пять по гравию глухо застучали копыта коней, и первые охотники во главе с королем въехали во двор конюшни. Кровью и грязью были измазаны обтягивающие их брюки и перчатки, даже на лицах некоторых запеклись капли крови. Сопровождавшие их слуги несли оружие, ножи и копья, которые господа пустили в ход в отчаянной схватке не на жизнь, а на смерть с теряющим последние силы, загнанным в угол собаками и людьми, но все же смертельно опасным зверем.
Женщины никогда не принимали участия в подобной охоте. Она считалась опасной и чересчур кровавой для них. Нередко такая охота заканчивалась для собак и лошадей ужасной смертью, а многие загонщики всю оставшуюся жизнь носили на себе страшные отметины клыков или копыт.
Но сегодня охотникам явно сопутствовала удача. Несколько загонщиков несли подвешенного на ременных носилках громадного кабана, из перерезанного горла которого еще капала кровь. Гончие лаяли и носились вокруг него, дожидаясь своей законной части добычи. Острый залах крови был так силен, что даже Корделия, с раннего детства привыкшая к таким забавам, вынуждена была отойти подальше.
Со второй группой охотников появился Лео. Он тоже был забрызган кровью, а высокие кожаные ботинки измазаны грязью. Вероятно, он был в числе тех, кто, спешившись, добивал зверя в заключительной схватке, один на один. Это не удивило ее. Но все же она поймала себя на мысли, что лучше бы он оставил эту безрассудную, рискованную браваду для других и находился бы в безопасности верхом на лошади, издали наблюдая за поединком.
— Княгиня Саксонская, — услышала она обращенные к ней слова и, обернувшись на голос короля, присела в глубоком реверансе. — Какое чудесное утро, не правда ли? Но мы надеялись охотиться в компании вашего мужа. — И он вопрошающе поднял бровь.
Корделия грациозно вышла из реверанса.
— К сожалению, у моего мужа недомогание, сир. Он просил меня передать его глубочайшие сожаления.
Король нахмурился:
— Недомогание? Надеюсь, ничего серьезного?
— О нет, ничего страшного, сир, — поспешно ответила она.
— Тогда мы надеемся увидеть его вечером, — провозгласил его величество, опираясь на протянутую конюшим руку, чтобы спешиться.
Корделия снова сделала реверанс и поспешила исчезнуть из поля зрения короля. Лео стоял чуть сбоку, обнажив голову в присутствии короля, похлопывая хлыстом по ладони.
— Что случилось с Михаэлем? — понизив голос, спросил он, когда она подошла и остановилась рядом с ним.
— Снадобье Матильды. Но я должна поговорить с тобой.
Это очень важно, Лео.
Все это она произнесла, глядя куда-то вдаль, стараясь говорить спокойно, чтобы со стороны казалось, что они обсуждают сегодняшнюю погоду. Но Лео было не так-то просто провести, и сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Корделия была не из тех людей, которые легко впадают в панику. Оглянувшись по сторонам, он сказал:
— Ступай в лавровый грот, я сейчас подойду туда.
— Но побыстрее, Лео.
Она поспешно удалилась, оставив его в беспокойстве. Лео оглядел свои грязные руки, заляпанную грязью и порванную одежду. Брызги грязи засохли и на его лице. Он должен сначала привести себя в порядок. Иначе его вид может привлечь чье-нибудь нежелательное внимание.
Корделия уже с полчаса поджидала его у входа в лавровый грот.
Но где же Лео? И как рассказать ему про то, что она узнала? Как сказать ему, что его единственная и обожаемая сестра была коварно убита? Как он перенесет такой страшный удар судьбы, зная, что ничего не сделал, чтобы помочь ей?
Наконец она увидела его стройную фигуру, облаченную в голубовато-зеленый камзол. Торопясь к ней, он не стал надевать парик, и легкий ветерок трепал его волосы. Несмотря на то страшное, о чем она должна была рассказать ему, ее охватило желание. Как он красив. И любит ее. Она поспешила отступить поглубже в грот, чтобы никто не увидел ее.
Лео деланно небрежной походкой двинулся в направлении грота.
— В чем дело? — тихо спросил он, входя.
Лицо его было бледно, голос тревожен. Корделия заломила руки. Как бы она ни настраивалась на печальный рассказ, в этот момент все приготовленные слова вылетели у нее из головы.
— Михаэль отравил Эльвиру, — наконец выдавила она из себя. — Прости, что я принесла тебе эту весть.
Лицо его превратилось в ужасную маску, глаза потемнели, на скулах заиграли желваки.
— Что ты сказала?!
Корделия облизнула губы. Она коснулась было рук Лео, но он отдернул их с таким видом, что она даже испугалась, хотя и понимала его состояние.
— Прошлой ночью я читала дневник Михаэля. Он ведет его ежедневно. Думаю, что все годы его сознательной жизни отражены в отдельных фолиантах. И я прочитала об Эльвире…
— Рассказывай, — поторопил он. — Все, что ты помнишь.
— Я помню все, — с болью в голосе произнесла она. — Это… это очень страшно.
— Все равно рассказывай.
И он принялся шагать по узкому проходу между высокими кустами лавра, пока она слово в слово старалась пересказать прочитанное в дневнике Михаэля. Когда она замолчала, он не остановился и не произнес ни слова.
— Могла… могла Эльвира ему изменить? — Корделия не нашла в себе сил выносить его молчание.
Лео поднял на нее взгляд.
— Возможно, — кратко бросил он. — Но разве это может быть оправданием убийства?
— Нет… конечно, нет. Прости меня.
— Яд! — От негодования он даже сплюнул на землю. — Какое гнусное средство! Подлое, трусливое, женское оружие!
Корделия не осмелилась произнести ни слова в защиту своего пола. Она осознавала бессмысленность каких-либо доводов или действий в эту минуту. Лео наглухо замкнулся в своем горе и всем своим видом отталкивал ее от себя. Она оказалась черным вестником, а такие вестники всегда страдают. Но сердце ее невыносимо болело за пего, ей хотелось как-то утешить любимого, хотя она и понимала, что нет сейчас такой силы, которая могла бы развеять его горе и гнев.
Даже ее любовь была бессильна в это! час.
— Оставь меня!
Эти слова прозвучали как приказ, он произнес их, не глядя на нее.
Корделия покинула грот и смешалась с придворными.
Глава 21
При первых звуках охотничьего рожка — как раз в это время королевская охота выезжала со двора — Амелия толчком в бок разбудила свою сестру. Сильвия открыла глаза и сразу же села в постели.
— Где это мы? — Она с удивлением обвела взглядом незнакомую спальню с драпировками голубого бархата и сводчатым потолком. В высокое открытое окно в комнату вливался свежий, напоенный ароматами парка воздух.
— Во дворце, глупая, — прошептала ее сестра, тоже садясь рядом с ней. — Нас должны представить королю.
Рот Сильвии от удивления округлился — она уже все вспомнила.
— И Корделия будет с нами.
Только в присутствии посторонних они почтительно обращались к своей мачехе «мадам».
— Да, а не мадам де Неври. — Амелия прижала ко рту подушку, чтобы заглушить готовый вырваться из груди смешок. — Давай поменяемся местами, Сильвия.
И она попыталась было перебраться на место своей сестры.
— Но мы не можем делать такое здесь, — рассудительно возразила Сильвия. — Что скажет король?
— Он об этом и не узнает, — просто заметила Амелия. — И вообще никто не заметит.
— А что о нас подумает Корделия?
— Да она тоже не узнает, — начала говорить Амелия, скрывая свою неуверенность под маской бравады. — Никто не будет знать, кроме нас с тобой. Как и всегда.
Но открылась дверь, и в комнату в сопровождении няни вошла гувернантка в утреннем неглиже.
Луиза заставила девочек натянуть рубашонки, стянула им волосы назад, заколола их шпильками и так туго заплела косы, что малышкам стало казаться, будто кожа вместе с волосами вот-вот сползет у них с головок.
Когда их маленькие тельца были затянуты в корсеты, втиснуты в кринолины и облачены в парадные, богато шитые золотом платья, гувернантка повела детей в небольшую гостиную, с которой сообщалась спальня. Там она усадила сестер рядышком на диван, обтянутый скользким шелком, подставила им под ноги скамеечки, чтобы они не съехали с него, и велела сидеть не шевелясь. Здесь они будут ждать, объяснила она, когда за ними зайдет княгиня, чтобы отвести их к супруге наследника престола.
Амелия бросила взгляд на сестру, которая при этих словах даже приоткрыла рот от страха. Стрелки изящных часов, стоявших на каминной полке, ничего не говорили им, но дети знали, что сейчас еще очень рано для этого визита. Накануне Корделия сказала им, что она придет не ранее одиннадцати часов утра. Супруга наследника престола раньше не поднималась.
Луиза велела няне присматривать за девочкаками особенно за тем, чтобы те не испортили своих туалетов, и удалилась в свою комнату, дабы переодеться.
— А завтракать мы не будем? — спросила Сильвия, живот которой сводило от голода.
— Не знаю, мадемуазель, — ответила няня.
Она тоже была голодна и чувствовала себя совершенно потерянной в этом громадном дворце. При комнатах, отведенных девочкам, не было кухни, так что ей пришлось спать в тесной каморке, выходящей в коридор. Она не знала, как раздобыть еду или по крайней мере разжиться огнем и водой, и чувствовала себя столь же стесненной во всем, что касается личных удобств, как последний из узников Бастилии.
Спустя полчаса Луиза вернулась с подозрительно румяными щеками, с увлажненным взором покрасневших глаз.
Она строго посмотрела на девочек.
— Разве мы не будем сегодня завтракать, мадам? — спросила на этот раз уже Амелия.
— Мы так голодны, — добавила Сильвия.
Мадам тоже хотела есть, но она не больше няни была знакома с обычаями Версаля. Накануне вечером кто-то из слуг принес им ужин без какой-либо просьбы с их стороны.
Но как повторить эту процедуру — ей было неведомо. Признаться же в своей неосведомленности перед подопечными, да еще в присутствии няни, она не могла.
— Вам придется подождать, — строго произнесла она. — Некоторое самоограничение полезно для души.
Настроение девочек упало — они поняли, что гувернантка не представляет, как раздобыть для них еду. И четыре нескончаемых часа они сидели плечом к плечу на диване, не смея пошевелиться, наблюдая, как гувернантка все чаще прикладывается к заветной фляжке, чтобы заглушить терзающий ее голод.
Но вот дверь в гостиную распахнулась, и вошла Корделия в своем сером платье с розовой пелериной, с рассыпанными по нежно-розовой коже плеч черными локонами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48