Сработало. Пакет с хлопком лопнул. Хаяси ткнул еще несколько раз. Сколько — не помнит. В конечном итоге из двух пакетов прокололся один, второй так и остался лежать нетронутым.Но и одного хватило, чтобы раствор зарина начал испускать пары, причиняя пассажирам роковой ущерб. На станции Касумигасэки Касумигасэки — станция, вокруг которой располагаются различные министерства Японии.

два работника, попытавшиеся ликвидировать пакет, погибли при исполнении. А725К проследовал до следующей станции Коккай-Гидзидо Коккай-Гидзидо (яп.) — Парламент Японии.

, где прекратил движение, высадил всех пассажиров, и там же началась дезактивация вагона.В результате действий Икуо Хаяси два человека погибли, 231 — получили увечья Икуо Хаяси был приговорен к пожизненным каторжным работам. На момент окончания работы над книгой суд над Томомицу Ниими еще не завершился. — Прим. ред.

.
С первого взгляда я поняла,что адекватно действующих людей там нет. Здесь и далее возраст опрашиваемых приведен на момент совершения террористического акта. — Прим. ред.

Киёка Идзуми (26 лет)
Она родом из Канадзавы Город в северной части центрального побережья Японского моря, центр префектуры Исикава

. Работает в рекламном отделе иностранной авиакомпании. После университета в силу разных обстоятельств поступила в компанию «Джей-ар» JR (Japan Railways) — «Японские железные дороги».

. После трех лет работы там решилась на смену профессии. Авиакомпания — такова была ее мечта с детства. Однако ей предстояло пробиться сквозь стену трудностей: в эту авиакомпанию брали только одного из тысячи соискателей. И вскоре после начала работы она столкнулась с зарином. Г-жа Идзуми говорит, что «больше всего любит учиться». Усердный и позитивный человек, поставив перед собой цель, она устремляется к ней напрямик. Красноречива, чувствуется ее прямота, откровенность и — возможно, это уже устаревшее понятие — сознание справедливости. Говорит, что если бы не авиакомпания, стала бы секретарем политика. Она даже училась, чтобы получить такую специальность. Случись так, наверняка из нее вышел бы отличный секретарь. Глядя на нее, я невольно ощутил нечто очень знакомое. Когда я сам учился в старшей школе, в нашем классе была такая вот вся собранная девчонка. Интересно, что с ней сейчас? Работа в «Джей-ар» была, если честно, неинтересной. Она позволила г-же Идзуми лучше узнать общество, но на ее рабочем месте во главу угла ставили кадровый вопрос, чувствовалась сила профсоюза, а в целом предоставленное ей пространство было весьма узкопрофилированным. Не по ней. К тому же хотелось применять свои знания английского. Г-жа Идзуми нашла в себе силы преодолеть давление среды и, руководствуясь собственным решением, перешла в нынешнюю компанию. Однако опыт экстренных учений, проводившихся на прежнем месте работы, пригодился совершенно неожиданно. Она очень общительна, не зайдет в одиночестве в кафе. «Жизнь в одиночестве скучна до невозможности».
В период инцидента я жила в районе Васэда Северо-западный район центральной части Токио.

. Показалось тесно, и недавно я переехала.Фирма находилась в квартале Камиятё Квартал, в котором базируются представительства иностранных авиакомпаний, в т. ч. российского «Аэрофлота».

. Я ездила на работу так: садилась на Васэде и ехала на линии Тодзай до Оотэ-мати Оотэ-мати — станция метро рядом с Токийским вокзалом.

, там пересаживалась на линию Тиёда до Касумигасэки, а оттуда одна станция до Камиятё по линии Хибия. Работа с половины девятого, из дому выхожу без четверти — без десяти восемь. На работу я прихожу незадолго до полдевятого, но все равно раньше многих других. В японском обществе совершенно естественным считается выход на работу за полчаса, а то и за час до начала рабочего дня. В этом смысле рабочий день принято начинать по своему усмотрению. Придешь раньше — все равно никто не похвалит.
Утром просыпаюсь в шесть пятнадцать — двадцать, почти не завтракаю: лишь выпиваю на ходу кофе. Метро линии Тодзай всегда переполнено, но за исключением давки никаких неприятностей не возникает. До сих пор никто не пытался меня потрогать Имеется в виду «тикан» — разновидность социального преступления, когда извращенцы-мужчины в переполненном транспорте притрагиваются к интимным местам женщин.

.
Обычно мне никогда не бывает плохо. За исключением того дня — 20 марта. Тогда мне было очень плохо. Но все равно я решила поехать на работу, пересела на Оотэ на Тиёду, заметив про себя, что неважно себя чувствую — и вдруг вдохнула чего-то такого, что сперло дыхание.В тот день я ехала в первом вагоне линии Тиёда. Оттуда ближе всего пересаживаться на Касумигасэки. Нельзя сказать, что вагон был переполнен. Сидячие места заняты все, но стоячих было не так уж и много. Даже можно было через весь вагон увидеть следующий.Стоя за местом машиниста, я держалась за поручни. И, как уже сказала, едва вдохнула, как мне вдруг стало душно. Но не тяжело. Дыхание остановилось внезапно, словно на меня напали. Такое резкое ощущение, будто вдохни я еще — и кишки окажутся снаружи. Сначала показалось, что я попала в вакуум. «Ничего себе, поплохело!», — подумала я, — «Но не до такого же состояния!». — Вот как мне стало неважно.Сейчас вспоминаю… это странно, только мне показалось: может, дед умер? Он жил в префектуре Исикава и было ему тогда девяносто четыре года. Умер он в прошлом году, а тогда я как раз узнала, что он простудился. Вот и подумала: может, предчувствие какое. О смерти деда.Спустя некоторое время дыхание восстановилось, но за одну станцию до Касумигасэки, когда уже проехали Хибию, У меня начался жуткий кашель. Все, кто ехали в этом вагоне, уже кашляли вовсю. Тут я и поняла: что-то не то. Не специально же они все…Поезд добрался до Касумигасэки, и я, не раздумывая, вышла. А несколько вышедших вслед за мной пассажиров обратились к дежурному по станции, и повели его внутрь вагона: мол, там что-то странное. Что было дальше, я не видела, но тот человек вынес наружу пакет с зарином и после этого умер.
Я, как обычно, вышла из станции, направилась к линии Хибия, а когда спускалась к платформе, раздалась пожарная сирена. Так жутко: «би-и-и-и-и». Я привыкла к этому звуку, пока работала в «Джей-ар», и сразу поняла: что-то произошло. По станции раздалось объявление. Пока я думала, не уйти ли мне со станции вообще, показался поезд линии Хибия.По той суете, с которой действовали станционные работники, было понятно: что-то необычное. Поезд пришел с той стороны, куда нужно было мне. Внутри — ни одного пассажира, вагоны пусты. Это уже потом я сообразила: в том поезде был распылен зарин. На Камиятё или где-то рядом возникла внештатная ситуация, всех пассажиров высадили, и поезд остановился на платформе Касумигасэки.После сирены повторялось объявление «всем выйти на улицу»; услышав его, люди потянулись к выходам. А меня в тот момент впервые сильно затошнило, и я поняла: чем стремиться наверх, не мешало бы мне оказаться в туалете, — и отправилась его искать. Нашла рядом с комнатой начальника станции.Проходя мимо нее, я увидела внутри троих лежащих работников. Выходит, происшествие со смертельным исходом, подумала я. Но так и прошла мимо в туалет, а, выйдя из него, поднялась на поверхность через выход рядом с Министерством внешней торговли. Прошло минут десять — за это время лежавших в комнате начальника станции работников вынесли наружу.
Когда я поднялась по лестнице, вышла на улицу и огляделась, вокруг царило то, что уместнее всего описать словом «ад». На земле лежало трое людей с зажатыми в зубах ложками. Было еще шестеро работников метро — все они сидели на клумбе и, обхватив головы руками, рыдали. На выходе из станции причитала женщина Г-жа Нодзаки, о которой речь пойдет позже. — Прим. автора.

. Я даже не знала, что сказать, — я не понимала, что же произошло.Остановив одного из работников метро, я сказала ему: у меня есть опыт работы в «Джей-ар». Умею оказывать экстренную помощь. Могу чем-нибудь помочь? Взгляд у него был совершенно расфокусированный, лишь бессознательно вращались зрачки. Он только повторял: да, помогите. Я обратилась к сидящим работникам метро: сейчас не время плакать. «Никто не плачет», — раздалось мне в ответ. Мне казалось, что у них на глазах слезы. Я подумала: «Скончались их товарищи, которые лежали там, вот они и оплакивают их гибель». Спросила, вызвали неотложку или нет? Оказалось, что да. И действительно, послышался вой сирен, но до нас машины почему-то не доехали. Помощь к нашему месту подоспела в последнюю очередь, и люди в самом тяжелом состоянии оказались в больнице после всех других. Двое скончались.Все это снимала камера телевидения. Токийского — судя по тому, что рядом стоял их микроавтобус. Я им: сейчас не этим нужно заниматься. Дайте автобус отвезти этих людей в больницу! Водитель посовещался с остальными, и они согласились.
В «Джей-ар» нас всех заставляли носить красные шарфы, чтобы размахивать ими в экстренном случае. При виде такого шарфа поезду следовало остановиться. «Так, шарф», — первое, что пришло мне в голову. У кого-нибудь есть красный шарф? — обратилась я к окружающим. Нашелся, но уж очень маленький. Тогда я протянула водителю телекомпании платок и сказала: везите их в ближайшую больницу. Вопрос жизни и смерти. Сигнальте, как можете, но ради бога — только не останавливайтесь. Даже на красном.Цвет платка не помню. Кажется, что-то с цветными узорами. Я им велела размахивать платком или повязать вокруг зеркала бокового вида — сейчас не вспомню. Меня тоже всю колотило, поэтому воспоминания не настолько отчетливы. В машине на заднем сиденье поместились покойный господин Такахаси и еще один помощник. Место оставалось, и тогда в машину сел еще один работник метро.Когда я встретилась с господином Тойодой в следующий раз, он подарил мне новый платок, поскольку тот он мне так и не вернул. Видимо, тому, кто сидел на заднем сиденье, стало плохо, вот платок и пригодился. Пожалуй, в тот момент господин Такахаси был еще жив. Но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: он уже не жилец. Людей, стоящих на пороге смерти, мне до тех пор видеть не приходилось, но тут как пронзило: он умирает, но его нужно попытаться спасти.Водитель обратился ко мне: садись, сестричка. Нет, не могу, ответила я. Еще оставалось несколько человек, сами ходить они не могли, и я считала, что должна о них позаботиться. В какую больницу поехала та машина, я не знаю.Затем я увидела голосившую во все горло женщину — ее лихорадочно трясло. Я села рядом и начала ее успокаивать: уже все позади, все позади. Тем временем подъехала неотложка; я как могла, ухаживала за пострадавшими. Лица у них были даже не бледные, а мертвенно-синие. У одного — на вид довольно пожилого — мужчины изо рта шла пена. Да так сильно, что я подумала: сколько же ее у него там? Я расстегнула ему на рубахе все пуговицы, ослабила ремень брюк, нащупала пульс — частый. Я ему: дедушка, дедушка! А он не отвечает — без сознания.Этот человек, показавшийся мне стариком, оказался работником станции. Он к тому времени снял форменный пиджак, и было непонятно, что он там работает. Выглядел он неважно, лысый, и я решила, что он просто пассажир. Уже потом я узнала, что его зовут Тойода, и он сослуживец двух погибших станционных работников Такахаси и Хисинума. — Прим. автора.

. Работал он на платформе линии Тиёда, и лишь один выжил из трех пострадавших там людей. Говорят, пролежал в больнице дольше всех.
Подоспела неотложка. На вопрос: «Он в сознании? » — я не ответила, а закричала: нет, но пульс есть. Из машины принесли кислородную маску и приложили ко рту пострадавшего. Оказалось, что есть еще один дыхательный прибор, и меня попросили направить в машину того, кому он больше нужен. Подышав немного сама, я передала прибор трясущейся девушке, и та уже не отрывалась. Подоспели корреспонденты и окружили ту девушку — в тот день она не сходила с экранов телевизоров.Ухаживая за людьми, я не чувствовала себя плохо. Когда до меня донеслись слова о кислородной маске — только тогда я поняла, что у меня не все в порядке с дыханием. Но тогда я считала, что между мной и происшедшим нет никакой связи, со мной все в порядке, а нужно спасать людей, пострадавших в этом происшествии (каком, я не знала, но происшествии неординарном). Как я уже говорила, мне с самого утра нездоровилось, и неважное состояние, казалось, было чем-то иным, лично моим.
Тем временем мимо проходил сослуживец. С ним вместе мы спасли девушку от напора прессы. Затем он предложил пойти на работу, и я поняла, что нужно идти. От Касумигасэки до фирмы минут тридцать пешком. На ходу было трудно дышать, но не настолько, чтобы слечь. Кое-как дошла.Первым делом начальство поинтересовалось, все ли в порядке, — они видели меня по телевизору. Часы показывали начало одиннадцатого. Начальник предложил не перенапрягаться и отдохнуть, но тогда еще я не понимала, что произошло, и как ни в чем не бывало продолжала работать. Спустя некоторое время позвонили из отдела кадров: «Судя по всему, отравляющий газ. Станет плохо — сразу же иди в больницу». А мне действительно становилось все хуже. Где-то на перекрестке Камитё меня посадили в неотложку и отправили в больницу. Больница Адзабу — такая маленькая, но к тому времени там было уже около двадцати человек пострадавших.Всю следующую неделю я не выходила из какого-то простудного состояния. Кашель, как у астматика, через три дня — температура. Померила — целых 40°. Сначала подумала, что градусник испорчен — ртутный столбик зашкалил за верхнее деление. На самом деле температура, видимо, была еще выше. Двигаться я не могла.Температура понизилась, но кашель продолжался еще около месяца. Однозначно зарин попал в дыхательные пути. Было очень тяжко. Кашель, начавшись, уже не прекращался. Так тяжело, что с трудом дышится. И, кажется, что не пройдет никогда. Говоришь и вдруг захлебываешься кашлем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10