— Скажи мне, Пол, и какой дурак, черт побери, согласится выполнить этот прыжок?
Ирландец с искренним беспокойством обвел взглядом своих товарищей.
Джэнсон посмотрел на Катсариса.
— Ты, — сказал он греку. — И я.
Некоторое время Катсарис молча смотрел на него.
— Это я как-нибудь переживу, — наконец сказал он.
— Твоими бы устами, — усмехнулся Хэнесси.
Глава четвертая
Укладка парашюта — своего рода ритуал, священнодействие. К тому времени как новичок покидает лагерь подготовки парашютистов, этот обряд уже успевает укорениться в нем так же прочно, как привычка чистить зубы и мыть руки.
Укладывать свои парашюты Джэнсон и Катсарис удалились в соседний ангар. Первым делом они расстелили купола и стропы на просторном бетонном полу и попрыскали силиконовой смазкой на вытяжное кольцо, карабины и пряжки. Следующие действия выполнялись автоматически. Купол был сшит из черного нейлона, обладающего нулевой пористостью. Плюхнувшись на сложенный парашют, Джэнсон принялся кататься по складкам, выдавливая из них воздух. Затем он распрямил управляющие стропы и обхваты и сложил сплющенный купол, обеспечивая его последовательное раскрытие, следя за тем, чтобы стропы находились с внешней стороны складок. После чего, наконец, Джэнсон убрал парашют в черный ранец и, выдавив оставшийся воздух через наружный шов, вставил защелку в кольцо.
Катсарис своими ловкими, проворными пальцами управился вдвое быстрее.
— Предлагаю бегло осмотреть оружие, — предложил он, поворачиваясь к Джэнсону. — Предлагаю заглянуть на барахолку.
Неписаный закон отряда — каждый боец готов рисковать своей жизнью, чтобы помочь товарищу. Особое значение имеет безоговорочное равенство всех; любое предпочтение может привести к катастрофическим последствиям. Поэтому, когда его люди собирались вместе, Джэнсон говорил с ними резко и при этом дружелюбно. Но даже среди элиты есть своя элита — и даже в самом внутреннем круге совершенства есть избранный, золотой мальчик.
В свое время, почти тридцать лет назад, таким человеком был сам Джэнсон. Уже через пару недель после того, как он попал в учебный лагерь «Морских львов» в Литтл-Крике, Алан Демарест выделил его из всех новобранцев и перевел в отряд отборных, живших по особо строгому распорядку и все свое время посвящавших совершенствованию боевых навыков. Этот отряд редел и редел — один за другим товарищи Джэнсона, не выдержавшие жесточайшего режима подготовки, отсеивались, — пока в конце концов Демарест не оставил его одного для интенсивных занятий один на один.
Твои пальцы — это оружие! Ничем их не стесняй. Половина способностей воина заключена в его руках.
Не нажимай на вену, нажимай на нерв! Запомни все болевые точки так, чтобы ты мог находить их пальцами, а не глазами. Не смотри — чувствуй!
Я заметил твою каску над краем окопа. Ты мертв, мать твою!
Не видишь выхода? Не спеши, взгляни на вещи по-другому. Ты должен увидеть двух белых лебедей вместо одного черного. Увидеть кусок пирога вместо пирога, от которого отрезали кусок. Сложи куб Некера внутрь, а не наружу. Стремись к целостности натуры, мальчик. Это сделает тебя свободным. Само по себе одно оружие тут ничего не решит. Пошевели мозгами, чтобы выпутаться из этой дыры.
Да! Преврати того, кто на тебя охотится, в твою добычу! Молодец!
* * *
И вот так один легендарный воин сотворил другого. В свою очередь, Джэнсон, несколько лет назад впервые встретив Тео Катсариса, сразу все почувствовал — просто почувствовал, как когда-то раскусил его Демарест.
Однако каким бы одаренным ни был Катсарис, никакие боевые навыки не могли заменить узы преданности, закаленные временем; дружба Джэнсона с Катсарисом выходила далеко за рамки совместной операции. Их объединяли общие воспоминания и взаимные обязательства. Они говорили друг с другом с прямотой и искренностью, но только когда оставались наедине.
Джэнсон и Катсарис прошли в дальний угол склада, куда сложили оружие, доставленное несколько часов назад Фондом Свободы. Катсарис принялся быстро разбирать и собирать отобранные пистолеты, автоматы и пулеметы, убеждаясь, что все детали смазаны, но не чересчур обильно: сгорающая при стрельбе избыточная смазка образует облачка дыма, что может выдать местонахождение стрелка, как зрительно, так и по запаху. Некачественно сбалансированные стволы слишком быстро перегреваются. Все петельные соединения должны ходить туго, но не слишком. Магазины должны легко вставать на место, но при этом надежно держаться. Складывающиеся приклады, как, например, у пистолета-пулемета МП-5К, должны складываться без усилий.
— Тебе не надо объяснять, почему я на это пошел, — сказал Джэнсон.
— По двум причинам, — ответил Катсарис. — Однако, хотя это спорно, именно по этим причинам ты не должен был соглашаться.
Пока он говорил, его руки непрерывно двигались, и позвякивание и лязг оружейной стали образовывали своеобразный ритмический контрапункт разговора.
— Ну а ты на моем месте?
— Поступил бы точно так же, — сказал Катсарис. Почувствовав запах излишне обильной смазки, он поднес к носу ствольную коробку карабина. — Военное крыло Харакат аль-Мукаама аль-Исламийя успело завоевать себе дурную репутацию тем, что никогда не возвращает похищенную собственность.
«Похищенная собственность» — заложники, особенно те, кто подозревается в связях с американской разведкой. Несколько лет назад в ливанском городе Бааклине Джэнсона захватили исламские экстремисты. Первоначально они, приняв о легенду за чистую монету, решили, что к ним в руки попал американский бизнесмен, однако последовавшая за похищением реакция, причем на самом высоком уровне, зародила у них подозрения. Переговоры быстро зашли в тупик, что повлекло обострение внутренней борьбы между различными группировками экстремистов. И лишь своевременное вмешательство третьей силы, Фонда Свободы, заставило их изменить свои планы. Пробыв в плену двенадцать дней, Джэнсон был совершенно неожиданно выпущен на свободу.
— Мы даже не можем сказать, принимал ли Новак личное участие, вообще был ли в курсе событий, — продолжал Катсарис. — Но это его фонд. Следовательно, мы обязаны этому человеку твоей жизнью. И вот к тебе приходит эта дама и говорит, что пришла пора расплатиться за Бааклину. Тебе ничего не оставалось, кроме как согласиться.
— С тобой я всегда чувствую себя раскрытой книгой, — улыбнулся Джэнсон, и в уголках его глаз появилась паутинка морщинок.
— Да, зашифрованная никому не известным ключом. Скажи мне вот что. Как часто ты вспоминаешь Хелен?
Карие глаза профессионального солдата наполнились удивительной теплотой.
— Каждый день, — ответил Джэнсон.
— Она была просто волшебной, правда? Всегда казалась такой свободной.
— У нее был свободный дух, — сказал Джэнсон. — Моя полная противоположность.
Катсарис сунул щетку с мягкими нейлоновыми волосками в ствол автоматической винтовки, проверяя его на наличие царапин, нагара и других скрытых дефектов, затем посмотрел Джэнсону прямо в глаза.
— Пол, ты как-то сказал мне одну мудрую вещь. Много лет назад. Сейчас я собираюсь повторить ее тебе. — Он положил другу руку на плечо. — Мести не существует. До крайней мере, на этом свете. Это все чушь из романов. В нашем мире есть нападения и ответные удары, и снова ответные удары. Ну а чистенькая месть, отмывающая все пятна с сердца, — это вымысел, ее не существует.
— Знаю.
— Пол, Хелен нет в живых. — Значит, вот почему она не отвечает на мои звонки.
Такой мрачной шуткой Джэнсон попытался скрыть мир своей боли, но не слишком успешно.
Не отводя взгляда, Катсарис крепче сжал его плечо.
— Ее не вернуть назад ничем — ничем. Делай с кагамскими фанатиками что хочешь, но не забывай об этом.
— С тех пор минуло уже пять лет, — тихо промолвил Джэнсон.
— Ты ощущаешь эти пять лет?
Ответ был произнесен едва слышным шепотом.
— Мне кажется, это было только вчера.
Не так командир разговаривает со своими подчиненными. Так человек говорит с тем, ближе кого у него никого нет на всем белом свете, с тем, кто никогда не солжет. Джэнсон шумно вздохнул.
— Ты опасаешься, что я обезумею от жажды мести и обрушу гнев Господень на террористов, убивших мою жену.
— Нет, — сказал Катсарис. — Я боюсь, что где-то глубоко в подсознании ты считаешь, что сотрешь все написанное, почтишь память Хелен тем, что сам падешь от их руки.
Джэнсон возбужденно покачал головой, но у него мелькнула мысль, нет ли правды в словах Катсариса.
— Мы не собираемся умирать сегодня, — произнес он. Оба прекрасно понимали, что это лишь ритуальная фраза, призванная укрепить уверенность в собственных силах, а не отражение реальной вероятности.
— По иронии судьбы, Хелен искренне сочувствовала кагамцам, — помолчав, сказал Джэнсон. — Конечно, не террористам, не ФОКу, а простым людям, помимо своей воли оказавшимся втянутыми в этот кровавый водоворот. Если бы она не погибла, то сейчас наверняка была бы рядом с Новаком, пытаясь достичь какого-либо мирного соглашения. Нет спору, Халиф является архиманипулятором, но он существует потому, что на Ануре чересчур много настоящих страданий, которыми можно манипулировать.
— Если мы направляемся туда для того, чтобы осуществить социальную перестройку общества, нас снабдили не тем оборудованием. — Тео провел кончиком большого пальца по лезвию ножа, проверяя, насколько оно острое. — К тому же Петер Новак уже попробовал, и вот куда это его завело. Нас ждет чистая игра «пришел-ушел». Проникновение и освобождение.
Джэнсон кивнул.
— Если все пойдет как предусмотрено, мы проведем на Ануре в общей сложности сто минут. С другой стороны, если мы собираемся встречаться с этими людьми, возможно, будет очень кстати знать, кто они такие.
— Если дело дойдет до этого, — мрачно пошутил Катсарис, — это будет означать, что к черту пошло все, что только могло пойти.
* * *
— Я ничего не имею против того, чтобы прокатиться на этой крошке, — с восхищением причмокнул Гонвана.
Он, Джэнсон и Хэнесси стояли в темном ангаре, давая глазам привыкнуть к полумраку после ослепительного солнечного света.
Самолет-амфибия «БА-609», оснащенный пропеллерами с изменяемым углом, сменил снятый с вооружения «Оспрей»; подобно своему предшественнику, он мог, как вертолет, осуществлять вертикальный взлет и посадку, а затем, поднявшись в воздух и переведя лопасти в горизонтальное положение, летать как обычный самолет. Компании «Белл» и «Аугуста», признанные производители авиационной техники, сделали фюзеляж данного образца не из стали, а из особо прочной литой резины. В результате получился исключительно легкий летательный аппарат, способный пролететь на литре горючего значительно больше, чем любая серийная модель, — вчетверо больше. От его универсальности в большой степени зависел успешный исход операции.
Гонвана погладил матовую поверхность фюзеляжа.
— Красавец!
— И невидимка, если боги будут на нашей стороне, — добавил Джэнсон.
— Я помолюсь своим предкам, — весело заявил Гонвана.
Закоренелый атеист, обучавшийся в Москве, он был невосприимчив к любым формам религии, как к туземным, так и к принесенным миссионерами.
— Бак наполнен доверху. Если ты не слишком растолстел с тех пор, как мы работали вместе в последний раз, как раз хватит, чтобы слетать туда и вернуться назад.
— Слушай, горючего будет в обрез. — Глаза мозамбикца стали серьезными.
— У нас нет другого выхода. Не я выбирал время, не я выбирал место. Можно сказать, всю музыку заказывает ФОК. А я просто пытаюсь импровизировать, как могу. Сейчас мы обсуждаем не тщательно продуманный и взвешенный план. Скорее что-то вроде: «Эй, братва, давайте-ка устроим хорошее представление».
— Мики Руни и Джуди Гарленд на сеновале, — угрюмо вставил Хэнесси.
— Да еще с вагоном взрывчатки.
* * *
Северное побережье Ануры изгибается подобно огромному серпу с глубокой впадиной посредине. Восточная долька, в основном покрытая джунглями, практически безлюдна. Гонвана вел самолет на бреющем полете над джунглями Никалы. Оказавшись над морем, «БА-609» круто взмыл вверх, задрав нос под углом сорок градусов.
Несмотря на непрерывные повороты, наборы высоты и снижения, Гонвана вел самолет необычайно плавно. Опытный летчик словно предчувствовал воздушные течения и заранее предпринимал соответствующие меры. Пропеллеры, переведенные в горизонтальное положение, издавали ровный шум, нечто среднее между жужжанием и ревом.
Андрессен и Хэнесси, став частью экипажа, находились в кабине вместе с Гонваной, обеспечивая навигационную поддержку: двое парашютистов, отделенные от них переборкой, сидели жестких скамьях в хвостовой части самолета. Предоставленные сами себе, Катсарис и Джэнсон в последний раз проверяли снаряжение и просто разговаривали друг с другом.
Через полчаса полета Катсарис, сверившись со своими противоударными часами «Брайтлинг», проглотил стомиллиграммовую таблетку провигила. Это средство было призвано перестроить суточные ритмы его организма, обеспечив остроту чувств в ночной период, избежав при этом ощущения чрезмерной самоуверенности, неизбежного при использовании обычных амфитаминов. До места назначения оставалось еще больше двух часов полета. Максимальный эффект от провигила будет как раз во время проведения операции. Затем Катсарис принял еще одну маленькую таблетку, прохолинергик, препятствующий потоотделению.
Он указал на две толстые черные алюминиевые трубки, которые Джэнсон держал у уха.
— Ты действительно полагаешь, что это поможет?
— Не сомневаюсь, — ответил тот. — Только бы газовая смесь не испарилась. Энергия из этих малышек буквально бьет ключом. Совсем как из тебя.
Катсарис протянул ему упаковку провигила.
— Не хочешь таблетку?
Джэнсон покачал головой. Катсарис знает, что делает, но Джэнсону было прекрасно известно, что одни и те же препараты оказывают разное побочное действие на разных людей, поэтому он категорически отказывался принимать незнакомое средство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15