Не было сомнений и по вопросу, куда направляться дипломатам молодой республики. Главным и самым сильным противником Англии была Франция. Она жаждала реванша за поражение в Семилетней войне 1756–1763 годов, и здесь можно было рассчитывать на реальную помощь.
Вскоре после принятия Декларации независимости конгресс решил отправить дипломатическую миссию во Францию в составе Франклина, Джефферсона и Дина. Джефферсон не дал согласия на эту поездку, и вместо него поехал Артур Ли. Франклин был одним из трех членов миссии, но фактически он был главой этого первого посольства, которое революционная Америка посылала за границу.
Посланцам Америки предстояло решить задачу сложную и деликатную – в монархическую Францию направлялись американские «бунтовщики», которые посягнули на святая святых, на права монарха и правительства распоряжаться судьбой своих подданных. Преодолеть барьер несовместимости, существовавший между революционной республиканской Америкой и монархической Францией, было очень трудно, и американским дипломатам не приходилось рассчитывать на дружеский прием со стороны официальной Франции.
Франция не спешила признавать США, и Франклин прибыл в 1776 году в Париж в качестве неофициального посла. Он даже остановился не в центре столицы, а в одном из пригородов, в Пасси.
Деятельность Франклина во Франции убедительно доказала, что лучшего выбора конгресс не мог сделать. Даже преклонный возраст стал в данном случае союзником Франклина. Посол США не был заинтересован в том, чтобы стали известны подлинные цели его приезда во Францию, и был пущен слух, что престарелый философ прибыл в Европу, чтобы укрыться здесь от потрясений гражданской войны в Америке и остатки своей жизни посвятить воспитанию внуков. В подтверждение этой версии имелось важное свидетельство: вместе с Франклином приехали и его внуки.
Определенного успеха в плане дезориентации дипломатического корпуса в отношении истинных целей своей миссии Франклин добился. Во всяком случае, русский посол, князь С. И. Барятинский, сообщал 15 декабря 1776 года из Парижа, что «о причинах его сюда приезда… столько разных известий, что знать не можно, на чем подлинно основаться». По мнению одних, Франклин приехал «только для того, чтобы отдать двух своих внучат в здешнее училище». Сам же он поедет в Швейцарию и «везет с собой золото в слитках на 600 тысяч ливров… с намерением купить там себе замок и спокойно кончить свою жизнь». Другие говорят, что он приехал ради союза с Францией, чтобы начать переговоры с Англией о мире.
Успешному выполнению миссии Франклина в Париже в огромной мере способствовал его авторитет выдающегося ученого, известного литератора. Показательна в этом отношении неудача, которая постигла в Петербурге американского дипломатического представителя Френсиса Дейны. Проводя политику «иррегулярной дипломатии», конгресс назначил его послом в России, и Дейна прибыл в Петербург, не дожидаясь согласия правительства России и даже до установления дипломатических отношений между двумя странами. Пробыв в Петербурге около двух лет, Дейна в августе 1783 года вынужден был вернуться в США так и не выполнив своей задачи. Многие причины помешали американскому дипломату выполнить свою миссию в Петербурге, и далеко не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что Дейна был просто малоизвестным человеком.
В России хорошо знали и с большим уважением относились к Бенджамину Франклину. Показательно, что «Московские ведомости», опубликовавшие в 1783 году серию биографий о «славных людях нынешнего столетия», своеобразную «Жизнь замечательных людей» XVIII века, поместили специальное «примечание» о Франклине. Газета писала, что он «в некоторых веках почитаем будет божеством».
Русские ученые, в том числе и М. В. Ломоносов, были хорошо осведомлены о научных открытиях Франклина в области электричества. В России имя Франклина впервые было упомянуто в 1752 году в газете «Санкт-Петербургские ведомости» в связи о изобретением громоотвода. В том же году Ломоносов, также занимавшийся изучением атмосферного электричества, писал: «Внезапно чудный слух по всем странам течет, что от громовых стрел опасности уже нет». Франклин был первым американским ученым, которого избрали иностранным членом Петербургской академий наук. Русская академия 2 ноября 1779 года «полными шарами», то есть единогласно, избрала его своим иностранным членом, что явилось признанием большого вклада Франклина в развитие мировой науки.
Осенью 1779 года возле Чукотки появились неизвестные корабли. Царское правительство было настолько напугано этим нежданным визитом, что русскому послу в Париже поручили войти в контакт с Франклином, чтобы выяснить национальную принадлежность визитеров. Россия не считала нужным дипломатически признавать «американских бунтовщиков», и, очевидно, озабоченность в связи с этим неожиданным визитом была очень велика, если по распоряжению Екатерины II русский посол Барятинский уполномочивался пойти на прямые контакты с Франклином.
Лед тронулся. Царское правительство санкционировало, причем на «высочайшем уровне», установление связей с представителем революционной Америки. Примечательно, что первые официальные русско-американские дипломатические отношения, так же как и первые научные контакты между двумя странами, связаны с именем Бенджамина Франклина. Можно полностью согласиться с мнением советского историка Н. Н. Болховитинова, что «нам особенно приятно обратить внимание, что у истоков первых контактов между Россией и Америкой ярким немеркнущим светом сияют два великих имени – М. В. Ломоносова и Б. Франклина, освещая лучшие традиции прошлого и являясь символом будущего»,
Франклин интересовался работами русских ученых Г. В. Рихмана, М. В. Ломоносова, Ф. Эпинуса. Он достаточно хорошо знал экономику и историю России. Находясь в Англии, Франклин внимательно следил за развитием англо-русской торговли, имевшей важное значение для обеих стран. Происходивший в Англии промышленный переворот вызвал резкое увеличение спроса на железо, которое в большом количество ввозилось в Англию из России. При этом отнюдь не сократился импорт русских традиционных товаров – меха, пеньки, пшеницы и прочего. Франклин писал, что все товары, ввозившиеся в Англию, добывались в глубине России, перевозились на огромные расстояния, и тем не менее эта торговля была выгодна. Он подробно описывает пути транспортировки пеньки и железа и делает вывод: «Если железо, и пенька выдерживают расходы по перевозке из глубинных областей страны, то тем более их выдержат и другие товары; несомненно, их выдержит шелк, поскольку три пенса с фунта не превышают одного процента стоимости и составляют двадцать фунтов с тонны». Франклин анализирует развитие торговли между Англией и Россией сквозь призму экономических интересов североамериканских колоний Англии.
Франклин был знаком с многими выдающимися русскими людьми XVIII столетия. В Париже он встречался с княгиней Е. Р. Дашковой, блестящим переводчиком и способным литератором, широко образованным человеком и интересной собеседницей. 17 апреля 1783 года по предложению Франклина Дашкова была единогласно избрана членом Американского философского общества. Во врученном ей дипломе было написано: «Стремясь способствовать интересам общества привлечением к нему выдающихся ученых, избрали г-жу княгиню Дашкову, президента императорской Академии наук в С. – Петербурге, членом упомянутого философского общества…» Это была высокая честь для русской женщины: Дашкова была первой женщиной и вторым русским ученым, принятым в Американское философское общество.
Дашкова была инициатором приема Франклина в число иностранных членов Петербургской академии наук. Президент русской академии писала президенту Американского философского общества Франклину. «Вы были приняты в число ее членов (Петербургской академии наук. – Р. И.) при единодушных аплодисментах и радости».
Во время миссии Франклина в Париже он встречался с Д. И. Фонвизиным, знаменитым русским писателем XVIII века. В своих письмах из Парижа Фонвизин неоднократно упоминает имя Франклина и освещает вопросы, связанные с дипломатической миссией представителя США во Франции.
Первые произведения Франклина были переведены в России в 1778 году. Особой популярностью у русского читателя пользовался «Альманах „Бедного Ричарда“, который выдержал шесть изданий, и каждый раз в новом переводе. В 1791 году в России была опубликована автобиография Франклина, высоко оцененная Н. М. Карамзиным. Выдающийся русский писатель и историк писал об авторе этих мемуаров, что он „сделался известен, почтен в двух частях света, смирил гордость британцев, даровал вольность почти всей Америке и великими открытиями обогатил науку!“.
О Франклине восторженно, с глубоким уважением отзывался Пушкин. Великий русский поэт писал о символическом благословении Вольтером внука Франклина: «Вольтер умирает в Париже, благословляя внука Франклина и приветствуя Новый Свет словами, дотоле неслыханными». Речь шла о визите Франклина к Вольтеру в феврале 1778 года. Франклина сопровождал его восемнадцатилетний внук Уильям Темпл Франклин. По просьбе Бенджамина Франклина восьмидесятичетырехлетний знаменитый философ возложил руки на голову Уильяма и благословил его, сказав: «Люби бога и свободу». Встреча состоялась в покоях Вольтера в присутствии двадцати человек, и имеется, по крайней мере, четыре-пять версий благословения Вольтера, но чаще всего повторяются эти слова.
Работая над очерком «Александр Радищев», Пушкин изучил записки статс-секретаря Екатерины II Храповицкого. Имея в виду знаменитую книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», Пушкин писал: «Книга дошла до государыни. Екатерина сильно была поражена. Несколько дней сряду читала она эти горькие, возмутительные сатиры. Он мартинист, говорила Храповицкому (см. его записки), он хуже Пугачева: он хвалит Франклина. Слово глубоко замечательное: монархиня, стремившаяся к соединению воедино всех разнородных частей государства, не могла равнодушно видеть отторжение колоний от владычества Англии».
Знаменательно, что у Екатерины имя Франклина ассоциировалось с именем самого страшного для нее человека – Пугачева. Русская императрица считала Франклина не менее опасным врагом монархизма, чем Пугачев и Радищев.
Екатерина II писала, что Радищев «хвалит Франклина». Это было справедливое замечание. В своем «Путешествии из Петербурга в Москву» Радищев впервые выдвинул тему «Ломоносов-Франклин»; с тех пор к этому вопросу возвращались многие авторы и в России, и в Америке.
Радищев исключительно высоко расценивал заслуги Ломоносова в развитии русской науки и литературы, но, сравнивая двух выдающихся ученых, он отдавал все же предпочтение Франклину, как борцу за свободу, активному участнику Войны за независимость.
Известное изречение французского политического деятеля и экономиста Тюрго, его надпись к портрету Франклина: «Eripuit coelo fulmen sceptrumque tyrannis», Радищев перевел следующим образом: «Се исторгнувший гром с небеси и скиптр из руки царей». Точнее было бы сказать – из «руки тиранов», но это не была механическая ошибка. Еще в 1940 году А. Старцев отмечал, что таким переводом Радищев лишний раз подчеркивал свои антимонархические убеждения. Слова «цари» и «тираны» были для него полностью равнозначны по смыслу. Радищев считал, что получить в дар свой портрет с подобной надписью – величайшая честь для любого человека, что это «наилестнейшая» надпись, «которую человек низ изображения своего зреть может».
Что касается самого Франклина, то он был искренне убежден, что Тюрго явно переоценил его вклад в революционную борьбу североамериканских колоний Англии за независимость. Франклин рассматривал революцию как мощное социальное движение широких народных масс, а не как результат деятельности талантливых одиночек. «Мне приписывается слишком многое, – отмечал он, – в первую очередь в отношении тиранов. Революция вершилась многими отважными и талантливыми людьми. Для меня будет большой честью, если за мной признают хотя бы скромное участие в ней».
Франклин поддерживал переписку с почетным членом Петербургской академии наук, русским послом в Гааге князем Д. А. Голицыным, человеком очень интересным, резко выделявшимся на общем сером фоне российского императорского чиновничества. Голицын был выдающийся дипломат, глубокий мыслитель, оставивший заметный след в науке своими работами по теории электричества, политической экономии, философии, минералогии, географии. Его научные заслуги были признаны во многих странах мира, где он был избран почетным членом академий и различных обществ. Этой чести его, в частности, удостоили академии наук Берлина и Стокгольма, Голицьш был знаком и поддерживал дружеские отношения с Вольтером, Дидро, хорошо знал труды физиократов.
Когда Франклин по поручению конгресса прибыл с дипломатической комиссией в Париж, Голицын был послом России в Гааге. Россия не признавала США, посольские полномочия Франклина не были еще признаны правительством Франции, и со стороны Голицына небезопасно было войти в контакт с таким человеком. Это могло вызвать серьезные осложнения в служебном плане. Закостеневший чиновничий аппарат России имел свои законы и традиции, нарушение которых никому не прощалось. Но над всеми другими соображениями взяли верх любовь к науке и искренний интерес к ее прогрессу. В своем письме к Франклину в январе 1777 года Голицын писал, что именно любовь к науке дала ему право обратиться к выдающемуся американскому ученому, что он был «одним из самых искренних почитателей» Франклина, как известного деятеля науки. Голицын поднимал в своем письме интересные проблемы, связанные с исследованием электричества.
Первые шаги русской дипломатии по установлению дипломатических отношений с заокеанской республикой тесно связаны с именем Голицына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40