мам, сказал он, принесешь мне коки когда вернешься с работы?
послушай, Рэйли, сказала она, ты что, не можешь на велосипеде за кокой съездить, я же устану на работе.
но там холм, мама.
какой холм, Рэйли?
там есть холм, и мне придется карабкаться на него.
слушай, сказала она мне, ты думаешь, ты черт возьми, крутой. ты работал на железной дороге я слышу это каждый раз когда ты пьян: "я работал на железной дороге".
да, говорю. работал.
ну и что с того? все где-то работают.
мам, сказал мальчик, так ты принесешь мне коки?
мне нравится этот мальчик. по-моему, он очень кроток. когда он сможет разбивать яйцо то научится и чему-нибудь необычайному. тем временем я сплю с его матерью и стараюсь воздерживаться от дискуссий.
тот который зарезал
ты зарезал меня, сказал он, ты не велел "Пинк Игл" меня печатать. о черт, Мэнни, сказал я, прекрати.
больно уж чувствительны эти поэты в них больше чувствительности, чем таланта, не знаю, что с ними делать.
прошлой ночью зазвонил телефон это был Багателли и он сказал - звонил Кларстен и дико ругался за то что мы ему не выслали антологию и Кларстен обвинил меня в том что не получил антологию более того, Кларстен заявил, что я хотел его обмануть и вообще был очень зол. вот что сказал Багателли.
знаете, я и правда начинаю чувствовать себя литературной властью я сижу себе развалившись в кресле и сворачиваю папиросы уставясь в стену мне доверена жизнь и смерть поэтических судеб по крайней мере, смерть доверена точно.
а на самом деле эти мальчики умирают без моей помощи. Солнце скрылось за облаком. мне нечего делать с их опусами. я курю "Принц Альберт", пью "Шлиц" и совокупляюсь при каждом удобном случае. поверь в мою непорочность и я может быть допущу твою.
under
я ничего не могу поднять с пола - грязные носки трусы рубашки газеты письма ложки бутылки пробки
не могу застелить кровать повесить туалетную бумагу почистить зубы причесаться одеться
я лежу в кровати голый на грязном сползшем на пол белье мне врезаются в спину пуговицы на матрасе
когда звонит телефон когда стучат в дверь я выхожу из себя
я как насекомое под камнем и так же боюсь
я лежу в кровати я вижу зеркало на столе
почесаться - это уже победа.
пикник
напоминающий мне о том, как я семь лет прожил с Джейн она была алкоголичка я ее любил
мои родители ее ненавидели я ненавидел своих родителей так что компания была что надо
однажды мы поехали на пикник все вместе в горы мы играли в карты, пили пиво ели картошку салат сардельки
наконец-то они говорили с ней как с человеком
все смеялись я не смеялся.
потом у меня за бутылкой виски я сказал ей: - я не люблю их но я рад, что они хорошо с тобой обращались.
глупый, сказала она ты что, не заметил?
что не заметил?
они все время смотрели на мой пивной живот они думают, я беременна.
что ж, сказал я, за нашего ребеночка.
за нашего ребеночка, сказала она.
и мы выпили.
тощают гордятся умирают
я вижу пенсионеров в универмагах. они тощают, они гордятся, они умирают они еле волочат ноги и ничего не говорят. давным-давно среди прочего вранья, им вбили в голову, что в молчании мужество. теперь их, проработаших всю жизнь, свалила инфляция. они осматриваются, крадут виноградину, ворчливо шамкают деснами. в итоге покупают какую-нибудь мелочь - дневной рацион. еще одна ложь, которую вбили им в голову: не укради. они будут голодать но не украдут (а одной виноградиной не обойдешься) и в крошечных комнатках читая рекламные объявления они будут голодать они умрут беззвучно их вышвырнут из бараков белокурые длинноволосые парни их столкнут с обочины, эти ребята с красивыми глазами мечтающие о телках, о Вегасе, о победе. так заведено: сначала нюхаешь меда после идешь под нож
[Image003]
Любовь - адский пес (1977)
финал кратковременного романа
на этот раз попробовал стоя. обычно не получается. на этот раз вроде бы получилось...
она то и дело повторяла: - Боже, какие у тебя красивые ноги!
все было хорошо до тех пор пока она не оторвала ноги от пола и не обвила меня ими вокруг пояса
- Боже, какие у тебя красивые ноги!
она весила килограммов семьдесят и висела на мне пока я орудовал.
кончив, я ощутил как боль сковала позвоночник.
я сбросил ее на диван и прошелся по комнате. боль не проходила.
- слушай, - говорю, - ты лучше иди. мне тут нужно пленку в темной комнате проявить.
она оделась и ушла а я пошел на кухню выпить стакан воды. налил полный стакан и взял его левой рукой. вдруг кольнуло в затылке - я уронил стакан на пол и он разбился.
я залез в ванну с горячей водой и английской солью. только улегся как зазвонил телефон. я попытался разогнуть спину, но боль уже добралась до шеи и рук. я плюхнулся обратно потом вылез придерживаясь за стенки ванны в голове вспыхивали зеленые, желтые и красные огоньки.
телефон все звонил. я поднял трубку. - алло?
- Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! - сказала она.
- спасибо, - сказал я.
- ты больше ничего не хочешь сказать?
- нет.
- чтоб ты говном подавился! - сказала она и бросила трубку.
любовь, подумал я по пути в ванную, засыхает еще быстрее чем сперма.
техаска
она из Техаса и весит 52 килограмма она стоит перед зеркалом расчесывая потоки рыжих волос струящихся по спине до самого зада. это чудо, а не волосы они переливаются искорками а я лежу на кровати и смотрю как она причесывается. она будто в кино играет а на самом деле она здесь. мы занимаемся любовью раз в день как минимум и она способна меня развеселить когда ей только захочется. техасские женщины все такие крепкие мало того, что она вымыла мой холодильник, раковину, ванную, она еще и готовит кормит меня здоровой пищей, а также моет посуду. - Хэнк, - говорит она, держа в руке банку грейпфрутового сока, - вот самый лучший. надпись гласит: РОЗОВЫЙ грейпрутовый сок без сахара из Техаса.
она похожа на Кэтрин Хэпберн в школьные годы, и я смотрю на эти пятьдесят два килограмма она стоит перед зеркалом расчесывает рыжие кущи и что-то там слегка изменилось в ее прическе и я ощущаю ее запястьями и глазами ощущаю пальцами ног, ступнями и животом и другой конечностью тоже, и весь Лос-Анджелеc падает ниц и рыдает от счастья - содрогаются стены любовных гостиных - туда вторгается океан, а она оборачивается и кричит: "проклятые волосы!" и я отвечаю: "да уж".
отступление
мне уже не подняться.
я чувствую себя как увязшие в снегах немецкие части а коммунисты идут пригнувшись заткнув газеты в потертые сапоги.
мое положение так же ужасно. может быть еще хуже.
победа была так близка до нее оставалось совсем немного.
когда она стояла перед моим зеркалом самая молодая и самая красивая из тех которых я знал расчесывая рыжие кущи а я смотрел на нее.
потом она легла в постель и была прекрасна, как никогда и любовь была очень-очень хороша.
одиннадцать месяцев.
и вот она ушла. как они все уходят.
мне уже не подняться.
долгая дорога обратно обратно куда?
идущий впереди меня падает.
я наступаю на него.
она и до него добралась?
пчела
наверное, как у всякого мальчишки у меня был лучший друг, живший по соседству. его звали Юджин, он был крупнее меня и на год старше. Юджин хорошенько меня отделывал. мы вечно дрались. я пытался дать ему сдачи, но без особого успеха.
однажды мы спрыгнули вместе с крыши гаража чтобы доказать, какие мы храбрые. я вывихнул лодыжку, а он вышел целым и невредимым.
похоже, единственное, что он для меня сделал это однажды когда меня босого ужалила оса и я сел вытаскивать жало он крикнул: "я убью эту суку!"
и убил ее теннисной ракеткой и резиновым молотком.
ничего страшного. говорят, они все равно умирают.
нога страшно распухла я лежал в кровати и молился о смерти
а Юджин стал адмиралом или коммандером или еще какой-то шишкой во Флоте Соединенных Штатов и прошел одну или две войны без единого ранения.
я представляю его теперь в кресле-качалке со вставной челюстью и стаканом пахты
в то время, как я пьяный ковыряю пальцем лежащую со мной в постели девятнадцатилетнюю группи.
но самое ужасное (как прыжок с гаража) что Юджин опять победил ведь он даже не думает обо мне.
предыдущие женщины как препятствие
я обольщал ее две ночи в баре - не то чтобы мы полюбили друг друга совсем недавно - я любил ее уже 16 месяцев но она не хотела идти ко мне домой "потому что там бывали другие женщины" а я говорю: - ну, хорошо, а что же мы будем делать?
она приехала с севера и искала куда приткнуться покамест снимая жилье на пару с подругой и вот она зашла в свой трейлер взяла какие-то одеяла и говорит: - пошли в парк. я сказал, что она сошла с ума что нас заберут в полицию а она говорит: - нет, там здорово, там туман. и вот мы пошли в парк разложили хозяйство и приступили к делу, а тут ударил свет фар - полицейская машина - она говорит: - скорей надевай штаны! я уже надела! а я говорю: - не могу, они все перекрутились. и вот они пришли с фонарями и спросили, что мы тут делаем, а она сказала: - целуемся! - тогда один из полицейских посмотрел на меня и говорит: - у меня нет к вам претензий, - мы немного поболтали после чего они удалились, но она по-прежнему не хотела ложиться в постель где бывали другие женщины и вот мы оказались в сумрачном раскаленном номере мотеля - потели, целовались, вкалывали но сделали все как надо; суть же в том, что после стольких мытарств... мы все равно оказались назавтра у меня дома и занялись тем же самым.
однако той ночью в парке были неплохие полицейские - я ведь в первый раз так о них отзываюсь и надеюсь в последний.
39 градусов
прошлой ночью она подстригла мне ногти на ногах, а с утра сказала: - я наверное тут весь день пролежу. это означало, что на работу она идти не собирается. она остается у меня - это означало еще один день и еще одну ночь. человек она была хороший но как раз перед этим сообщила мне что хочет ребенка, что хочет замуж, а за окном было 39 градусов. когда я представил себе еще одного ребенка и еще одну женитьбу то мне стало совсем паршиво. я обещал себе умереть в одиночестве в маленькой комнатке - и вот она пытается внести изменения в мой генеральный план. кроме того, она всегда слишком громко хлопала дверью моей машины а когда ела, то наклоняла голову слишком близко к столу. в тот день мы зашли на почту, в супермаркет, а потом в бутербродную позавтракать. я уже чувствовал себя женатым. на обратном пути чуть не врезался в Кадиллак. - давай, - говорю, - напьемся. - нет, нет, говорит она, - еще рано. и хлоп! - дверью машины. было по-прежнему 39 градусов. открыв почтовый ящик, я обнаружил что служба страхования автомобилей запрашивает с меня еще 76 долларов. она вдруг ворвалась в комнату и закричала: - СМОТРИ, Я КРАСНАЯ ВСЯ! ПЯТНАМИ ВСЯ ПОШЛА! ЧТО ДЕЛАТЬ? - прими ванну, - сказал я ей. позвонил по междугородному в страховую компанию и попросил объяснить в чем дело. она голосила и рыдала в ванной, из-за нее мне ничего не было слышно и я сказал: - прошу прощения, одну минуту! накрыл телефон и кричу ей в ванную: - ПОСЛУШАЙ! У МЕНЯ МЕЖДУГОРОДНЫЙ РАЗГОВОР! ПОМОЛЧИ РАДИ БОГА! страховщики по-прежнему настаивали, что я им должен 76 долларов и и сказали, что все объяснят в письме. я повесил трубку и завалился на постель. я уже был женатым, уже чувствовал себя женатым. она вышла из ванной и сказала: - можно я к тебе лягу? и я ответил: - ложись. через десять минут краснота сошла. это оттого, что она приняла таблетку ниацина. она вспомнила, что так бывало и раньше. мы лежали, истекая потом: нервы. ни у кого нет сил справиться с нервами. но я не мог ей этого сказать. пристала со своим ребенком. ну и херня.
зима
большой израненный и облезлый пес попал под машину и плетется к обочине издавая страшные звуки ты весь в крови; она течет из задницы и из пасти.
поглазев на него я еду дальше а то как бы я выглядел когда бы тащил издыхающего пса на обочину, в Аркадии кровь капает на рубашку, штаны, трусы носки и ботинки? я бы выглядел просто глупо. кстати, я поставил на вторую лошадь в первом заезде, и собирался поставить на девятую во втором. я подсчитал, что газета должна мне около ста сорока долларов поэтому собаку пришлось обречь на смерть в одиночестве как раз напротив торгового центра где хозяйки выискивают что подешевле и первые хлопья снега падают на Сьерра-Мадре.
паук
это было в Новом Орлеане я жил с толстухой Мари во французском квартале и болел. в тот день я опустился на колени в ванной и начал молиться. я не был верующим, но слишком уж хмурым выдался полдень и я молился: "Боже милостивый, если ты не отнимешь у меня жизнь, я обещаю Тебе больше никогда не пить". так и стоял на коленях - прямо как в кино - едва я помолился тучи рассеялись, а солнечный свет пробрался сквозь занавески и упал на меня. тогда я встал и пописал. в ванне Мари сидел огромный паук но я все равно пописал. через час мне стало гораздо лучше. я прошелся по кварталу улыбаясь прохожим. зашел в продуктовый и купил пару упаковок пива по шесть банок в каждой - для Мари. мне вдруг стало так хорошо что час спустя сидя на кухне я откупорил одну банку. выпил ее потом другую потом пошел и прикончил паука. когда Мари вернулась домой с работы я крепко поцеловал ее, потом уселся на кухне и болтал, пока она готовила обед. она расспрашивала меня, что случилось за день и я сказал ей, что убил паука. она на рассердилась. она была классная.
цена
пью шампанское за 15 долларов - "Кордон Руж" - со шлюхами.
одну зовут Джорджия и она не любит колготки: я то и дело помогаю ей подтягивать длинные темные чулки.
другая Пэм - посмазливей но не очень душевная, и вот мы покуриваем и болтаем а я хватаю их за ноги и засовываю босую ступню в открытую сумочку Джорджии. она набита пузырьками с таблетками. я глотаю несколько штук.
- слушайте, - говорю, - одна из вас хороша душой, другая телом - как бы мне вас объединить? взять тело и вложить в него душу?
- ты меня хочешь, - говорит Пэм, - тебе это выйдет в сотню.
пьем дальше и тут Джорджия валится на пол и не может подняться.
я говорю Пэм, что мне очень нравятся ее серьги. у нее длинные волосы натурального рыжего цвета.
1 2 3 4 5