Она пошатнулась и вцепилась в спинку кровати. Ее побелевшие пальцы дрожали от усилия.
– Никто не знает, слышит ли она нас… и придет ли Когда-нибудь в себя, – сказал Лайем.
Роза посмотрела на него. В первый момент его слова больно кольнули ее, но потом она вспомнила, что он ученый, он доверяет только фактам. А она – женщина верующая, и ее правда никогда не откроется для человеческого понимания.
– Ты помнишь, как в прошлом году вы все вместе ездили на Гавайи?
– Конечно, – нахмурился он.
– Когда вы вернулись, Джейси позвонила мне, помнишь?
– Да.
– Она попала в неприятную ситуацию. Она занималась серфингом, а когда доска ударила ее по голове, она оказалась под водой и испугалась. Она не понимала, где находится. – Роза вдруг заметила, что Лайем вцепился в спинку кровати. – Не бойся, доктор Лайем. Сейчас с Микаэлой происходит то же самое. Она потерялась в незнакомом месте и не может понять себя. Помоги ей! Наши голоса, наши воспоминания будут для нее как луч света.
– Я рад, что ты здесь, Роза, – расчувствовался Лайем.
– Да. Такое нелегко переживать в одиночестве.
Услышав последнее слово, он вздрогнул, и она догадалась, о чем он думает: о том, что после смерти жены ему предстоит влачить одинокое существование до конца дней. У него есть любимые дети, но от одиночества может излечить только любимый человек. И это Роза знала по собственному опыту.
И еще одну вещь она знала про Лайема, с тех пор как увидела его впервые двенадцать лет назад, – то, что он любит ее дочь. Любит до самозабвения. О такой любви мечтают многие женщины.
Роза не была уверена в том, что Микаэла понимает свое счастье. Может быть, в каком-то темном, глухом уголке ее души остались следы старого, незабытого романа. Она понимала, что корни этой любви глубоко проросли в сердце ее дочери и могут привести ее к ужасным, необратимым последствиям.
Роза почти час провела у постели дочери, затем оставила там Лайема и отправилась разыскивать своих внуков.
Джейси и Брет сидели обнявшись. Она не сразу совладала с голосом, прежде чем обратилась к ним:
– Дети!
Джейси с криком оттолкнула брата и бросилась в объятия бабушки.
– Все будет хорошо, девочка моя, – повторяла Роза, гладя девочку по спине.
Брет молча сидел на диване и мрачно сосал большой палец.
Роза оставила внучку и опустилась на колени перед малышом.
– Привет, мой дорогой мальчик.
– Она умерла, бабушка, – чуть не плача, выдавил из себя Брет.
– Это не так. Она жива, и ей нужна наша помощь. – Роза взяла его за руку и потихоньку потянула к себе, пока он не выпустил изо рта палец. Тогда она соединила его ладошки вместе. – Мы должны молиться. Вот так.
Джейси тоже опустилась на колени и обхватила руками их ладони.
– Отче наш, иже еси на небесех… – начала молитву Р°за, склонив голову. Она чувствовала, как слова вливаются в ее переполненное болью сердце. Это было начало Молитвы, которую она ежедневно направляла к Богу с тех пор, как причащалась в первый раз.
Через несколько минут голоса Брета и Джейси присоединились к ее мольбам.
В доме было непривычно тихо. Обычно в половине десятого вечера телефон не смолкал, примешиваясь к оживленным детским голосам.
Джейси сидела в кабинете Майк и шарила в Интернете в поисках материала для реферата, заданного в школе.
– Как дела? – поинтересовался Лайем, тихонько подойдя сзади и кладя руку ей на плечо.
Она подняла на него глаза. Они были покрасневшими и заплаканными.
– Все в порядке.
– Если хочешь, мы перенесем компьютер в гостиную.
– Нет, мне нравится сидеть в мамином кабинете. Я чувствую ее присутствие здесь. Иногда я забываю обо всем, и мне кажется, что она вдруг просунет голову в дверь и скажет: «Хватит, дитя мое. Мне нужна машина». – Джейси попыталась улыбнуться. – Это все же лучше, чем тишина.
– Хорошо, только не засиживайся долго.
– Ладно.
Лайем оставил дочь в комнате, которая хранила присутствие жены, и направился в спальню к Брету. Он постучался и после неловкой паузы дождался мрачного ответа:
– Входи.
Лайем открыл дверь. Комната была освещена фонарем, который отбрасывал треугольный свет на кровать, стену и потолок. Сквозь жалюзи пробивался лунный свет. Все вместе создавало ощущение, будто находишься в космическом корабле.
– Привет, малыш.
– Привет, папа.
Детский голос был совсем не похож на голос его девятилетнего сына. Этот звук заставил Лайема внутренне содрогнуться.
– Ты можешь спать со мной, если хочешь, – сказал он, пристраиваясь на краю узкой кровати.
Брет кивнул, но ничего не ответил.
– Помнишь, как ты приходил к нам с мамой, когда тебе снились кошмары? Ты по-прежнему можешь это делать… и даже если тебе ничего страшного не приснится, ты все равно можешь прийти ко мне.
– Я знаю.
Из их разговора мало что получилось; это Майк всегда могла вызвать детей на откровенный разговор. Лайем чувствовал себя неспособным на это.
– Мамы нет.
Конечно. Огромная супружеская кровать казалась пустой не только Лайему, но и его сыну.
– Да, но я все равно сплю на прежнем месте. И знаешь что?
– Что?
– Это секрет. Обещаешь никому не говорить?
– Обещаю. – Глаза Брета стали вдруг необычайно круглыми.
– Иногда мне становится по-настоящему страшно… особенно ночами, когда я один. Мне было бы легче, если бы ты как-нибудь пришел ко мне. Договорились?
Брет положил руку на плечо отцу и уткнулся ему в грудь.
Они просидели так довольно долго. Звезды мерцали в темном небе и наконец стали исчезать из виду одна за другой. Лайем постарался осторожно высвободиться из объятий сына, но Брет вдруг попросил сонным голосом:
– Не уходи, папа.
– Я не ухожу, – улыбнулся Лайем, перевернулся на бок и достал из заднего кармана джинсов книжку. – Хочешь, я почитаю тебе перед сном, как обычно делала мама? Ты так скорее заснешь.
– Наверное, это поможет.
– Я принес любимую мамину книжку – «Лев, колдунья и платяной шкаф».
– Она страшная?
– Нет. – Лайем оперся о спинку кровати, прижал сына к себе, открыл книгу и начал читать: – «Жили-были четверо детей, их звали: Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси…»
Слова чудесной сказки завораживали отца и сына, помогали им перенестись в чудесный мир, где можно шагнуть в обычный платяной шкаф и оказаться в волшебной стране.
Лайем дочитал до конца главы и закрыл книгу. Часы на столике у кровати показывали пол-одиннадцатого – Брету пора спать.
– Давай остановимся здесь и продолжим завтра.
– А ты веришь в волшебство, папа?
– Каждый раз, когда смотрю на тебя, Джейси или маму, я в него верю, – улыбнулся Лайем.
– Расскажи мне о том, как я родился.
Это была их семейная легенда, которая часто согревала детей и родителей в тяжелые минуты жизни.
– Твоя мама заплакала и сказала, что никогда в жизни не видела малыша прекраснее.
– А ты сказал, что я похож на блюдо, которое недодержали в духовке, – улыбнулся Брет.
– Ты был совсем крохотным… – Лайем погладил сына по щеке.
– Но у меня были отличные легкие, и когда я хотел есть, я кричал так, что стекла дрожали в окнах.
– И няне приходилось затыкать уши, чтобы не оглохнуть…
Брет самодовольно разулыбался, и его улыбка согрела сердце Лайема.
– Скажи, папа, дети, которые проходят через… волшебную стену. Они всегда возвращаются?
Лайем чувствовал, что сыну нужен уверенный положительный ответ. Своего рода счастливый конец истории.
– Да, конечно. Иногда они теряются, но рано или поздно находят дорогу домой и возвращаются в реальный мир.
– Ты почитаешь мне завтра перед сном? Обещаешь?
– Клянусь. – Лайем склонился и поцеловал сына в лоб, тут же вспомнив традиционный материнский поцелуй на ночь. Магический поцелуй, который защищал сына от страшных сновидений. – Я тоже немножко волшебник.
– Сомневаюсь.
Лайем понял, что сын хочет сохранить эту прерогативу для матери. Если он постарается занять ее место, это будет означать, что он не верит в ее возвращение домой. На глаза у Брета навернулись слезы.
– Я все время думаю о маме.
– Я знаю, дорогой мой. Я знаю. – Он прижал его к груди.
На какой-то миг жизнь вошла в прежнюю колею. Лайем вдыхал сладкий аромат волос сына, чувствовал прикосновение его теплой щеки. Сотни дорогих воспоминаний нахлынули на него, и он молился о том, чтобы это все повторилось в их жизни.
Глава 5
Роза заняла маленький коттедж рядом с главным домом, поставила на полочку в ванной косметические средства и сунула в холодильник графин с холодным чаем и буханку хлеба. Она рассчитывала большую часть времени проводить с внуками и с дочерью. Наутро она приготовила завтрак Лайему, который отправился на работу, и захотела собрать детей в школу.
Не нужно, бабушка, пожалуйста…
У нее не хватило силы воли противоречить им. Она понимала, что им хочется провести день с матерью, но больница – не место для детей. Им не следовало оставаться там час за часом, день за днем.
Роза постаралась настоять на своем, но не смогла им противиться. Они сели в машину и поехали к медицинскому центру. Роза оставила детей в приемном покое и пошла по коридору к палате. Она сосредоточенно считала ступени. Их оказалось одиннадцать.
Небольшая комната с задернутыми шторами по-прежнему пугала ее – здесь было много посторонних шумов, которые производили медицинские аппараты. Она подошла к кровати и горестно склонилась над своим несчастным ребенком.
– Знаешь, видимо, не важно, сколько нам с тобой лет. Ты все равно остаешься моей маленькой девочкой. – Она погладила Микаэлу по бледной впалой щеке. Кожа была дряблой и бесцветной, но Розе показалось, что под ней струится кровь, чего не было раньше, отчего плоть стала мягче и податливее. Она взяла щетку для волос и стала причесывать дочь. – Сегодня я вымою тебе голову, дочка. – Она улыбнулась: – Я никак не могу привыкнуть к твоим коротким волосам, хотя они такие уже много лет. Стоит мне закрыть глаза, и я вижу свою девочку с длинными, струящимися по спине косами.
Роза задумалась. Ей вспомнилось время, когда ее дочь ждала того единственного мужчину, который был ей нужен. Он обещал вернуться, но обманул. И тогда Микаэла, вооружившись ножницами, принесла в жертву то, что ценила в себе больше всего.
«Не уродуй себя», – сказала ей тогда мать, хотя имела в виду другое: не ломай свою жизнь ради него.
Роза не могла упрекать женщину за то, что та полюбила не того мужчину, лишь надеялась, что Микаэла переживет сердечную драму и вновь отрастит свои шикарные волосы.
И вот теперь ее дочь была острижена коротко, как мальчишка.
– Нет, – вслух вымолвила Роза, – я не хочу думать о нем. Он и раньше не стоил того, тем более теперь. Лучше уж я буду думать о тебе, моя девочка. Ты всегда была красива, обворожительна, весела, всегда заставляла нас смеяться. И у тебя были далеко идущие планы, помнишь? У тебя над кроватью висели фотографии далеких мест. Ты хотела поехать в Лондон, Париж, Китай. Помнишь, я спросила тебя: «Откуда у тебя эти фантазии, Микита?» И что ты мне ответила? – Она ласково погладила дочь по волосам. – Ты сказала: «У меня должны быть такие грандиозные мечты, мама, потому что я мечтаю за нас обеих». Сказав так, ты ранила мое сердце.
Рука Розы вдруг замерла. Она вспомнила о том, как грандиозные мечты ее дочери неожиданно съежились, а потом и вовсе испарились под жарким калифорнийским солнцем.
Как давно это было! Теперь от ее мечтаний не осталось и следа.
– Теперь у меня большие надежды, детка. Я мечтаю о том, что придет день, когда ты сядешь на этой кровати и откроешь глаза… что ты вернешься к нам. – Ее голос дрогнул и превратился в надтреснутый шепот. – Теперь у меня есть мечта. Ты ведь всегда хотела, чтобы я о чем-нибудь мечтала. Теперь я мечтаю за нас обеих, Микита.
Позже в тот же день Стивен вызвал Лайема и Розу к себе в кабинет.
– У меня хорошая новость: ее состояние стабилизировалось. Мы отключили ее от аппарата, и теперь она дышит самостоятельно. Нам даже не пришлось делать трахеотомию. Кормят ее внутривенно, но из отделения интенсивной терапии мы перевели ее в отдельную палату в западном крыле.
Лайем почти не прислушивался к словам. Он слишком хорошо знал, что когда доктор начинает разговор с родственниками со слов «хорошие новости», значит, надо быть готовым к тому, что за ними последует сообщение о чем-то серьезном и малоприятном.
– Она дышит? Это значит, что она живет, да? – спросила Роза.
– Да, – кивнул Стивен. – Проблема в том, что мы пока не знаем, почему она до сих пор не пришла в себя. У нее здоровый организм. Мозговая активность в норме. Судя по всем показателям, она должна быть в сознании.
– А как долго человек может так проспать? – спросила Роза.
– Некоторые просыпаются через несколько дней, другие… – Стивен замялся. – Другие остаются в коме годами и могут не выйти из нее никогда. Жаль, что я не могу сказать вам ничего более утешительного.
– Спасибо, Стивен.
– Она в двести сорок шестой палате, – сухо ответил он.
Лайем поднялся из кресла и взял Розу под локоть.
– Пойдем к ней.
Роза молча кивнула. Рука об руку они покинули кабинет Стивена и направились к новому пристанищу Микаэлы.
Войдя в палату, Лайем первым делом подошел к окну и распахнул его, подставив лицо свежему ветру, затем подошел к кровати и прикоснулся к щеке жены.
– Наступила зима, любовь моя. Ты заснула осенью, и вот уже зима, хотя прошло всего три дня. Как это может быть? – Лайем судорожно сглотнул. Он вдруг представил себе, какая жизнь ожидает его теперь – бесконечная череда загруженных работой дней и пустых ночей. Календарь, отсчитывающий долгие недели без Микаэлы. День Благодарения, Рождество, Пасха.
Он попытался заставить себя не думать об этом, понимая, что в этой ситуации нельзя терять надежду. Но силы подчас оставляли его.
– Ты не должен сдаваться, доктор Лайем. – Роза коснулась его плеча, словно прочитав его мысли. – Она принадлежит к числу тех счастливчиков, которым суждено проснуться.
Он сам сознательно ввел тещу в заблуждение относительно истинного положения дел, уверенно заявив, что теоретическая возможность трагического конца не имеет отношения к Микаэле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32