"На ловца и зверь бежит". Прекрасно! Особенно, если не такой уж страшный зверь и ловец не робкого десятка. "Тише едешь - дальше будешь": пословица призывает не только не спешить, но и не шуметь о своем движении. Из такой пословицы и выезжать не захочешь. А "не боги горшки обжигают"? Это и вовсе отличная пословица. В такой пословице можно век жить - не тужить. С одной стороны, горшки обжигают не боги, значит, работа не требует особого мастерства. А с другой - и о качестве нечего спрашивать; ведь обжигают горшки - не боги!..
"Я увидел ее и остановился как вкопанный. Я влюбился по уши и предложил ей: "Давайте сядем, в ногах правды нет".
И все было прекрасно, и никто не вспомнил, что _в ногах правды нет_ потому, что эту правду добывали под пытками, больно ударяя по ногам, а _как вкопанные_ мы останавливаемся, напоминая тех, кого заживо закапывали в землю. _По уши_ закапывали - тут уж было не до любви!
Но внешне в пословице все обстоит хорошо, - если, с одной стороны, не углубляться в нее, а с другой - не выходить за ее пределы. А стоит выйти и она совсем по-другому зазвучит.
"Работа не волк, в лес не уйдет... не надейся". Только что мы утешались, что работа в лес не уйдет, и вдруг утешение обернулось разочарованием. Оказывается, когда мы торопились с работой и утешали себя тем, что в лес она не уйдет, втайне мы все же надеялись: а вдруг уйдет? Вдруг работа, как волк, уйдет в лес, и мы, таким образом, избавимся от работы?
"Дети - цветы жизни... а ягодки будут впереди". Этот мостик в другую пословицу открывает истину, неизбежную в жизни. Но даже мысль о будущих ягодках не изменит нашего отношения к цветам, не заставит нас, выражаясь пословицей, выплескивать вместе с водой ребенка...
"Ребенок, которого выплеснули вместе с водой... постепенно рос и становился на ноги". Напрасные усилия - выплеснуть ребенка с водой. Сколько его ни выплескивай, он все равно станет на ноги и призовет нас к ответу. И зря мы надеемся уйти от ответственности за то, _что_ мы выплеснули вместе с водой для собственного спокойствия, благополучия или карьеры. Они растут вокруг нас - наши выплеснутые мысли, дела и добрые начинания. Выращенные другими - дети наши, выплеснутые вместе с водой...
Не стоит утешаться пословицей, что "нет худа без добра". Иначе на худо уйдет все наше добро и на добро добра не останется.
Опасно подниматься на такую вершину грамматики, чтобы оттуда казались мелочью служебные слова.
Служебные слова сами не высказываются, но они помогают высказываться другим. Допустим, кто-то говорит: "Все, что _ни_ делается, то к лучшему". А другой уточняет: "Все, что _не_ делается, то к лучшему". Ведь это, согласитесь, существенное уточнение. И кто его вносит? Служебные слова.
Или другой пример, тоже из жизни. Некоторые родители _уходу ЗА_ ребенком предпочитают _уход ОТ_ ребенка. Лицемерно похожие существительные - _уход_ и _уход_, но зато - ЗА и ОТ - откровенно различные предлоги.
Когда молчат существительные, говорят служебные слова. Но правда все равно будет сказана.
Для этого только нужно так расставить буквы, чтоб они обозначали слова.
А слова нужно расставить так, чтоб они обозначали мысли.
А мысли нужно расставить так, чтоб они открывали, а не закрывали путь к истине.
А истины нужно так расставить, чтоб они помогали, а не мешали нам жить.
Пути слова в языке поистине неисповедимы. Почему можно праздновать труса, праздновать лентяя и нельзя праздновать дурака?
Повезло трусу и лентяю, их можно праздновать. Хотя какой это праздник? Всю жизнь дрожать или лежнем лежать - уж лучше дурака валять, раз уж его невозможно праздновать.
Любопытно употребление фразы "Шут с ним!" - наряду с "Бог с ним!" и "Черт с ним!" Видимо, _шут_ не случайно попал в эту компанию: ведь юмор это соединение высокого и низменного, святого и грешного, бога и черта. В зависимости от того, над чем человек способен смеяться, в нем побеждает бог либо черт (иногда, впрочем, в нем побеждает пес, о чем свидетельствует выражение: "Пес с ним!").
В наше время уже нельзя смеяться по пустякам, для смеха требуются серьезные причины. Еще недавно можно было от души посмеяться над нехитрой фразой: "Дядька Черномор закурил "Беломор". А теперь? Ну, Черномор. Ну, закурил. "Беломор". А суть-то? В чем суть? В современном юморе главное докопаться до смешной сути...
Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу, кто ты...
Искаженная пословица: "Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз". Искажено совсем немного, но уже крылатая фраза летит в другом направлении: не туда, где хорошо смеются победители, а туда, где смеются побежденные, которым ничего, кроме этого, не остается.
Людей, которые бессознательно искажают привычные выражения и слова, приспосабливая их к новой действительности, кто-то удачно назвал народными исказителями. Исказители от сказителей отличаются тем, что, ничего не сказывая, а лишь чуточку изменив сказанное, добиваются подчас не меньшего эффекта.
"Я не могу этого есть _натошняк_". (Из разговора в поезде).
"В первую мировую я был _стрелевой_". (Рассказ старого солдата).
Не каждому известно, что слово _тощий_, от которого произошло слово _натощак_, когда-то обозначало "пустой". На тощий желудок - на пустой желудок. Но ведь суть не в том, на какой ты желудок ешь, а в том, каковы результаты.
А что важно для солдата? Конечно, и то, что он в строю, но, может быть, еще важней, что он стреляет, а главное - в него стреляют. Вот почему он называет себя: стрелевой.
Жизнь корректирует все, в том числе и привычные выражения. И человек, который, по общему мнению, работал _на износ_, теперь работает _на износ окружающих_. А всегда преуспевавший вздыхает: "Дело принимает _нехороший оборот_... Темп жизни таков, что дела делают до _десяти нехороших оборотов в секунду_..."
В начале 60-х годов прошлого века Московский университет был охвачен студенческими волнениями. Учебная программа трещала по всем швам, а студенты собирались не на лекции, а на сходки. Между тем в аудитории "Юридическая внизу" профессор Петров и студент Корш читали "Хамасу"...
"Хамаса" в переводе с арабского означает "Отвага". Так назывались антологии средневековой арабской поэзии.
Профессор Петров был исправным профессором, и студент Корш был исправным студентом. И в полном соответствии с учебной программой они читали о событиях средних веков, затыкая уши от современных событий. О событиях арабских - не слыша событий российских. Как примерный профессор и примерный студент.
Они штудировали "Отвагу", запершись в аудитории "Юридическая внизу", не желая подняться до современных событий.
Студенту Коршу было тогда восемнадцать лет. А в пятьдесят один, будучи уже профессором Коршем, он выступил на защиту арестованных студентов и был подвергнут за это административному наказанию.
Благонадежный студент стал неблагонадежным профессором... Обычно в жизни бывает наоборот...
Молодость, молодость... Иногда на то, чтобы к ней подняться, уходит вся жизнь...
"Хамаса" на родном языке... Не так просто читать на родном языке "Отвагу"...
Иностранный язык нельзя полюбить, как родной, но к нему можно испытывать уважение. В старину, например, у нас все иностранные слова писались с большой буквы. Свои писались с маленькой, а чужие - с большой. В порядке гостеприимства.
Протестуя против подобного гостеприимства, Сумароков написал возмущенный трактат "Об истреблении чужих слов из русского языка". Это что за фрукт, когда надо говорить овощ? Овощ яблоко, овощ абрикос. Сумарокову отвечали, что всякому овощу свое время. Было время абрикосу быть овощем, а теперь пришло время стать фруктом. Ну и фрукт этот овощ! - мог бы возмутиться истребитель чужих слов в русском языке...
Языки между собой не враждуют, как враждуют порой те, кто на них говорит. Языки убедительно показывают, насколько общение взаимно обогащает (хотя стремиться-то нужно к общению, а не к обогащению).
Со времени вавилонского столпотворения, для того чтоб договориться, нужно знать много языков. Это трудно. Но - возможно. Пример тому профессор Корш, которого профессор Ключевский называл секретарем при вавилонском столпотворении.
Когда-то год означал: желаемое, благоприятное время.
И не потому, что раньше не было неблагоприятных лет, их было побольше, чем сейчас, но, как видно, по тем временам они считались благоприятными. Тем более, что ведь _год_ состоял из _недель_, то есть, из таких дней, когда ничего не делали. А складывались годы в _века_, которые обозначали силу, здоровье. Отсюда и _человек_ пошел: от силы, здоровья. Первоначально человек был задуман как здоровый человек.
Вот потому-то годы и считались благоприятными. И о них говорили:
- Плохой год, но благоприятный.
- Ужасный год, но благоприятный.
Это уже потом, когда стало полегче жить, появились неблагоприятные годы.
ВОДА ВРЕМЕНИ
Время - что вода, и не потому, что оно течет, а потому, что скрадывает расстояния.
Как будто из одного Ренессанса Данте и Рабле, а расстояние между ними как между Высоцким и Кантемиром.
ИМЯ ПИСАТЕЛЯ В ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ
Как-то, перечитывая "Записки охотника", я обратил внимание, что в них почти не встречается имя Иван. Есть мальчик Ваня, упрятанный автором под рогожу, есть Иван Иванович да Ивашка Федосеев, и вовсе упрятанные под землю и встающие из могил в фантазии дворовых ребят. Почему же в книге о русском крестьянстве так редко встречается имя, в то время наиболее распространенное?
Потому что автор "Записок охотника" - Иван. Иван Сергеевич Тургенев.
К своему имени у нас отношение особое, поэтому многие авторы его вообще избегают. Не могу вспомнить у Пушкина Александра, у Чехова Антона, у Толстого Льва. Каждый человек не равнодушен к своему имени, поэтому если автор его употребляет, то непременно вкладывает в это особый смысл.
Федор Достоевский дал свое имя наиболее отталкивающему персонажу Федору Карамазову. Зато Александр Сергеевич Грибоедов одарил своим именем наиболее положительного героя - Александра Андреевича Чацкого. Разделив свое имя с отвергнутым обществом вольнодумцем, он как бы разделил с ним его судьбу, подчеркнул, что не отрекается от своего героя.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин создал образ Миши Нагорного, "государственного младенца", то есть человека благонравного, исполнительного, способного делать только то, что угодно начальству и только от этого получать удовлетворение. Можно было, конечно, придумать другое имя, разоблачая порок, но Щедрин поступил, как Достоевский, как все истинные писатели: не поднялся на прокурорскую кафедру, а присел на скамью подсудимых.
У Алексея Николаевича Толстого князь Алексей Краснопольский сверху плохой, но внутри хороший. Он других мучит, но мучится и сам.
А вот у Исаака Бабеля Исаак Дымшиц - человек циничный, бесчувственный, покупающий за деньги любовь.
Михаил Афанасьевич Булгаков в самом начале романа бросил Михаила Александровича Берлиоза под трамвай, чтобы к своему имени больше не возвращаться. Похожим образом поступил и Федор Абрамов, у которого в "Доме" "Федор из тюрьмы не вылезает".
Матерщинник несусветный, только и глядящий, как бы с колхозников лишнее содрать, - таков промелькнувший у Василия Шукшина председатель исполкома Василий Неверов. Промелькнул и у Василия Белова - тоже начальство, но уже неизвестно, положительное или отрицательное, - "сам председатель сельпа Василий Трифонович".
ИМЯ В ЧЕСТЬ ИМЕНИ
В разное время из разных мест два человека отправились за призрачным счастьем и писали женам письма о состоянии своих дел. Причем, писали так, как будто один у другого списывали.
Первый: Со мной случилось с первого шага скверное и комическое приключение...
Второй: Ох, матушка, забыл тебе написать про два страшных случая, происшедших со мной...
Первый: Дорогой читал. 90 сантим. проел...
Второй: Дороговизна в Ростове ужасная. За номер уплатил 2 р. 25 к.
Первый: Вервей городок еще меньше Женевы...
Второй: Баку значительно превышает город Ростов...
Первый: Правда, теперь мы опять без денег, но ведь недолго, недолго...
Второй: А денег почти что нет. Но не беда... скоро денег у нас будет во множестве...
Первый: Пришли немедленно, сейчас же как получишь это письмо, двадцать (20) империалов...
Второй: Вышли двадцать сюда телеграфом...
Эти цитаты, такие похожие, взяты из писем людей, невероятно далеких друг от друга.
_Первый_ - великий русский писатель Федор Достоевский.
_Второй_ - отец Федор, комический персонаж, созданный воображением двух советских сатириков.
Конечно, Ильф и Петров читали письма Достоевского и нашли в них для себя что-то смешное. В великом тоже можно найти смешное, и не понимают это лишь те, у кого почтение к великим подавляет природное чувство юмора.
ШАГ ТУДА И ОБРАТНО
От великого до смешного и от смешного до великого - вот два пути в сфере комического. Потому что юмор способен как возвысить, так и развенчать.
От смешного до великого - и перед нами бессмертный и нестареющий Дон-Кихот. От великого до смешного - перед нами щедринские градоначальники.
Вся история человечества - между великим и смешным. Между великим, которое становится смешным, и смешным, которое становится великим.
ДОСПЕХИ ДОН-КИХОТА
Между доспехами и успехами Дон-Кихот выбирает доспехи.
Другие выбирают успехи, потому что мода на доспехи давно прошла.
Мода на доспехи обычно либо прошла, либо еще не пришла.
А на успехи - всегда сохраняется.
ЩИТ И СМЕХ
Дон-Кихот - это поднятый на смех Иисус Христос, которому нет места внизу, на среднежитейском уровне. То его поднимают на щит, то поднимают на смех, - в те редкие удачные времена, когда не поднимают на Голгофу...
РОЖДЕНИЕ КНИГИ
Вот сколько ответственных лиц принимало участие в запрещении издания одной-единственной книги одного-единственного автора;
Исполняющий должность начальника Главного управления по делам печати (подпись неразборчива),
Председательствующий член совета Главного управления по делам печати (подпись неразборчива),
Исполняющий должность отдельного цензора (подпись неразборчива),
Секретарь исполняющего должность правителя дел (подпись неразборчива),
И даже какой-то Верно (подпись неразборчива).
1 2 3 4 5 6 7 8