Это было нечестно и…
– О подобных делах нельзя судить как о честных или бесчестных, – негромко сказал Алек, бросая на Миру быстрый предупреждающий взгляд. – Я не отношусь к понятию «честность» столь небрежно, моя дорогая, и сожалею, что до сих пор оно не имело места в наших отношениях.
Среди свойств, которые ты пробуждаешь в мужчине, нет места ни благородству, ни честности. Я хорошо понимаю, что сделал я и что сделал Саквиль и почему.
– Ты сморишь на меня так, будто во всем виновата я, – зло сказала Мира. Алек, как всегда, говорил обидные вещи, но какое же это удовольствие – иметь возможность разговаривать с кем-нибудь столь откровенно! Он был единственным на свете человеком, которому она могла сказать все, что думает. Они понимали друг друга, потому что были близки; она могла говорить с ним так, как никогда не пыталась говорить ни с кем, даже с Розали. – Это так похоже на тебя: обвинять меня в том, что сделал ты с Саквилем, но я ожидала от тебя более справедливого отношения.
– Почему же? – сухо спросил Алек.
– Ты не вправе судить меня, потому что сам далеко не безупречен.
– Замечание принято.
– Хорошо, а теперь я не хотела бы говорить на эту тему.
– Ты сама начала этот разговор.
– Мы говорили о Беркли, – заметила Мира, пытаясь перевести разговор на другую тему. Она не хотела тратить выпавшие им несколько часов на обмен взаимными обвинениями.
– Да, ты говорила, что думаешь о них. Они хорошо к тебе относятся?
Мира кинула на Алека быстрый взгляд, удивленная вопросом. Казалось, ему на самом деле интересно услышать ответ, но когда она встретила его взгляд, он был безразличным.
– Они хорошо ко мне относятся, – ответила она, – но за исключением графа и леди Беркли, все они кажутся мне очень…
– Осуждающими?
– Да, именно такими. Когда Розали нет поблизости, они меняют свое отношение, ищут во мне всевозможные недостатки.
– Если это все, ты зря беспокоишься. Такое поведение характерно для Беркли. Они не выделяют никого и критикуют всех подряд.
– Приятно сознавать, что я не одинока. Но жить с ними под одной крышей нелегко.
– Считай, что тебе повезло. Я живу в семье Фолкнеров, а они куда хуже, чем Беркли. Фолкнеры любят спорить и играть на чужих недостатках, у них всех жуткий характер.
– Как твой?
– Гораздо хуже моего. Я самый кроткий в семье.
Мира искренне рассмеялась:
– Господи, ты здорово напугал меня этим замечанием!
Откуда взялись такие ужасные характеры?
– Во всем виноват мой отец. Он был ужасно вспыльчивым, тогда как мать всегда гордилась своим хладнокровием и практичностью. С возрастом она стала немного мягче, но в молодости была одной из самых волевых женщин в Англии.
– Как же случилось, что она вышла замуж за такого человека, как твой отец?
– Он победил ее своим упорством. Она окончательно сдалась после одного случая, произошедшего на турнире в Стаффордшире лет тридцать назад. Это было грандиозное действо, устроенное на средства Эдварда Перкина, известного любителя средневековой истории, вообразившего себя современным рыцарем. На этом турнире разыгрывались схватки в соответствующих костюмах, по всем средневековым правилам…
– Разыгрывались? Но ведь это могло быть опасно даже на ненастоящем турнире?
– Я думаю, все зависело от того, насколько каждый участник увлекался игрой. Перкин отличался особым энтузиазмом, потому что был заинтересован в двух вещах. История была одной из них.
– А вторая?
– Вечно ускользающая женщина с необычайно сильной волей. Моя мать, Джулиана Перкин.
– Перкин… Они были родственниками?
– Двоюродные брат и сестра. После смерти первого мужа Джулиана собиралась снова выйти замуж; она остановила свой выбор на Эдварде. Это могла быть превосходная партия, но один молодой человек, Джон Фолкнер, решил, что она должна принадлежать ему, и неотступно добивался ее руки. Она ничего не могла с ним поделать.
– Почему же?
– Мой отец был младше на четыре года и имел горячий характер. Моя мать – хладнокровная натура – считала, что их союз не приведет ни к чему хорошему. Кроме того, Джон был вторым сыном герцога, а это означало, что он вряд ли получит титул и деньги.
– А кого из них она любила?
– Она любила моего отца, – ответил Алек после минутного раздумья, – но не хотела из-за этого менять свое решение выйти за Эдварда. Она не была романтической особой.
– В это невозможно поверить! Я еще не встречала женщину, которая бы не была в душе романтичной, даже если умело скрывала это качество.
– Ты не видела Джулиану.
Мира покачала головой и улыбнулась:
– Вернемся к турниру…
– Было приглашено около семисот человек, в том числе король и члены королевской семьи. Мой отец записался среди участников сражения под именем рыцаря Белой Розы. Он должен был сразиться с самым сильным противником на турнире – рыцарем Красного Льва.
– Который был, вероятно, Эдвардом, кузеном Джулианы?
– Совершенно верно. Джулиана сидела на трибуне и наблюдала за состязанием. Она была избрана Королевой красоты и должна была надеть венец на голову победителя. После того как противники сходились несколько раз и успели нанести друг другу несколько хороших ударов тупым копьем, Эдвард победил моего отца и выиграл турнир. Перкин был героем дня, а мой отец лежал на поле со слегка поврежденной рукой и смертельно уязвленной гордостью.
– И Джулиана бросилась к нему? – тихо спросила Мира.
– По словам моих тетушек, которые рассказывали мне эту семейную легенду, она упала на колени рядом с ним и молилась за спасение его души. Она думала, что он опасно ранен и, возможно, даже умирает по ее вине. – Алек посмеивался, представляя себе эту сцену. – Боже, жаль, что меня там не было.
– Разыгрывать из себя несчастных – фамильный талант мужчин в вашей семье, – коротко заметила Мира.
– Это сработало, – подтвердил он. – Об их помолвке было объявлено на балу в тот же вечер.
Мира усмехнулась:
– Я думаю, что, несмотря на твои уверения, твоя мать все же романтическая женщина.
– Не такая, как ты.
Хотя Мира постаралась не обращать внимания на его провокационное замечание, она ощутила, как теплая волна пробежала но ее телу.
– Одного я все же не понимаю, – сказала она. – Как ты унаследовал дворянский титул, если твой отец был младшим сыном?
– Мой дядя умер, не оставив наследника, отец погиб в результате несчастного случая на скачках почти десять лет назад.
Мира с пониманием молча кивнула. Тут она заметила, что во время разговора Алек придержал коня, и теперь они находились в самом конце процессии.
– Почему мы едем так медленно? Неужели лошадь устала?
В глазах Алека появился дьявольский блеск, вызвавший у нее недоверие.
– Мы срежем часть пути.
– Ты не спросил на это моего разрешения.
– Я говорил тебе однажды – не люблю спрашивать разрешения.
– Как ты хочешь срезать?
– Все объезжают лес по дороге, которая ведет обратно в поместье Стамфорд. Мы поедем по другой дороге, направо, и присоединимся ко всем с другой стороны.
– Послушайте меня, милорд. Возможно, вам нравится рисковать своей репутацией, но я…
– Я однажды уже просил называть меня Алеком…
– С тех пор многое переменилось.
– ..и никто не заметит нашего отсутствия.
– Розали обязательно заметит!
– Ты думаешь, она скажет что-нибудь, даже если заметит? – спросил Алек и стегнул коня. – Если только она не боится, что о ее встрече с Брумелем будет известно всему Лондону.
– Ты действительно будешь шантажировать ее? – потребовала ответа Мира, крепче держась за спинку саней, когда они свернули и быстро покатили в сторону от остальных.
– Я предпочитаю смотреть на это, как на обмен моего молчания на ее.
– Ты негодяй! Неудивительно, что она сказала, что ты…
– Что я? – подхватил Алек, улыбаясь тому, как Мира мгновенно замолчала. Сани проносились мимо заснеженных сосен. – Не беспокойся, я угадаю. Я стесняю ее, не так ли?
Она не доверяет мне…
– Похоже, что она чрезвычайно проницательна.
– ..и она не хочет, чтобы я находился рядом с ее подопечной. С ее бедной, беззащитной Мирой, которая носит такие интересные игрушки в своем ридикюле.
– Больше не ношу.
– Сегодня ты без ножа?
– Да!
– Не важно, – сказал он резко, останавливая сани посреди заснеженного леса. – Своими словами ты можешь нанести более глубокие раны.
Тишину зимнего леса нарушал хруст наста и веток. Это был мир вне времени, хрупкий и красивый.
– Они не могут ранить тебя. Мои слова отскакивают от тебя, как тупые стрелы. – Мира говорила негромко в тишине заснеженного леса.
Алек покачал головой, его улыбка исчезла. Внезапно он стал серьезным и нежным. Он смотрел на нее так, будто только что понял нечто, чего не понимал до сих пор.
– Совсем нет. Они попадают в цель, ранят глубоко, и мне не удается избавиться от них.
– Алек, – прошептала она, – боюсь, что я не верю тебе.
– Твой голос дрожит. Чего ты боишься?
– Я замерзла.
– Я не причиню тебе зла. – Он приблизился, взяв ее за подбородок и повернув к себе ее лицо.
Мира опустила глаза, почувствовав холодное прикосновение его руки в перчатке. Она замерла от предчувствия, когда Алек склонил к ней свою темноволосую голову.
Его губы коснулись ее, поцелуй был горячим и медленным. Она ощущала его всем своим существом. Плотные зимние одежды были преградой между их телами. Все, что могла ощущать Мира, был горячий, глубокий поцелуй, нежно и страстно обжигавший ей губы. – .Этим долгим поцелуем он заставил ее пережить нечто совершенно особенное, почувствовать себя единственной на свете женщиной, которую он желал. Мира дрожала, мысли ее путались, все вокруг исчезло, все, кроме Алека, и она страстно ответила на его поцелуй.
Мира перевела прерывающееся дыхание, и холодный зимний воздух наполнил легкие. Желая быть ближе к нему, она высвободила руку из муфты и коснулась пальцами его щеки, провела рукой по выбритой щеке, подбородку, наслаждаясь свободой прикосновений. Алек крепко обнял ее, стремясь снова ощутить вкус ее губ, и прильнул к ним в поцелуе. Мира почувствовала, что не в состоянии сдерживать переполняющие ее чувства, и отстранилась.
– Почему ты уехала, не сказав мне ни слова? – прошептал он, обжигая ее горячим дыханием. В его голосе звучала растерянность и еще что-то, чего Мира не понимала. Она закрыла глаза и вспомнила, как ей было тяжело в тот день, когда она покидала Саквиль-Мэнор.
– Ты не оставил мне другого выхода, – ответила она. – Беркли оказались там и предложили мне поехать с ними. А Саквиль потребовал, чтобы я покинула Саквиль-Мэнор в течение нескольких дней.
– Ты не говорила мне об этом.
– Разве это изменило бы что-нибудь? Ты не обещал мне ничего. Ты не предложил мне никакого выхода из ситуации, в которой я оказалась, даже после той ночи…
– Ты знала, что надо попросить меня о помощи, – спокойно сказал Алек, отодвигаясь от нее и внимательно глядя на нее. – Я бы предоставил тебе убежище, где ты могла бы жить…
– ..в том случае, если бы я согласилась стать твоей любовницей, – горько улыбнулась Мира. – И я была настолько глупа, что скорее всего приняла бы это предложение. Но сейчас я не приму его ни за какие деньги. Я изменилась с тех пор и начинаю думать, что я хочу куда больше, чем ты можешь предложить мне.
Алек сжал ее своими сильными руками, словно тисками.
– Какого предложения ты ждешь от меня? – воскликнул он с внезапным гневом и отчаянием в голосе. – Ты знаешь, в каком положении я нахожусь… Ты знаешь об обязанностях, которыми я не вправе пренебрегать.
Боже, я, как и прежде, хочу тебя – ты не можешь не знать этого, – но я Фолкнер. Я старший сын. Я должен заботиться о всей семье, у меня должен быть наследник, достойный носить нашу фамилию. Если бы ты была другой… Если бы я был другим…
– Я понимаю, – спокойно ответила Мира, чувствуя, как растет ледяной холод в душе. – Я все понимаю.
– Тогда почему ты не можешь принять то, что я могу дать тебе? Я могу дать тебе все, все, кроме моего имени. Я могу сделать тебя счастливой…
– Нет, ты не можешь, – быстро перебила она. – Возможно, ты мог сделать это тогда, но не сейчас. Это не твоя вина.., просто все изменилось. Мне не нужны дорогие одежды и деньги, чтобы быть счастливой. Мне не нужны ложа в театре и балы. Мне не нужна страсть. Мне не нужен ослепительный блеск. Все, чего я хочу, – это спокойной жизни и собственной семьи. Я сделаю все, чтобы добиться этого, и. может быть, если это угодно Богу, мне это удастся. Не знаю, почему я поехала с тобой сегодня. Конечно, я не должна была этого делать. Розали права: я была бы гораздо счастливее с кем-нибудь вроде Онслоу. – Она чувствовала его нервное напряжение, но продолжала тираду:
– Я не хочу больше разговаривать с тобой, после того как мы присоединимся к остальным и вернемся в Стамфорд. К счастью, я не посещу больше одной или двух вечеринок вплоть до весны, поэтому все, о чем я прошу, – позаботься, чтобы мы больше не встречались.
– Да, так будет лучше, – с вежливой холодностью согласился Алек и взял поводья, чтобы присоединиться к общей процессии.
Весь оставшийся путь Мира сидела, отодвинувшись от него как можно дальше. Они не обменялись ни единым словом, даже когда Алек помог ей выйти из саней и проводил к особняку. Оказавшись внутри, он тут же оставил ее одну и за целый вечер ни разу не взглянул в ее сторону.
– Я прошу прощения, – сказала Мира Розали, как только им предоставилась возможность поговорить наедине. В ее голосе звучала искренность, которая совершенно обезоружила леди Беркли, готовую сделать строгий выговор подруге. – Я совершила ужасную ошибку. Я не должна была ехать с ним. Ты была права.
– Мне не доставляет никакого удовольствия ни моя правота, – ответила Розали, – ни то, что ты выглядишь такой расстроенной.
* * *
Зима прошла вовсе не так медленно, как опасалась Мира.
Нашлось более чем достаточно занятий, заполнивших время.
Не последним из этих дел было лечение разнообразных недомоганий и хворей гостей и родственников, живших в Беркли-Холле. Холодный сырой воздух проникал сквозь одежду и, казалось, пробирал до самых костей, и даже самая горячая еда, самые крепкие напитки и постоянно горящие камины не могли прогреть человека, проведшего на улице несколько часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44