тумба с раковиной под стиральную машину
Не только экономическая, но и
эстетическая независимость от чучмеков этих с нефтью ихней. И вообще
в пандан Риму с его терракотой... А только в шахте, думаю, было
все-таки лучше. В смысле - не было надежд этих, бессознательно с
прозрачностью связанных. Синь эта, даль... холмы... Умбрия. Альпы.
Особенно в хорошую погоду. Тем более весной. Ультрамарин
и прочее. Hа кареглазых такие вещи особенно сильно действуют...
Мечтательность развивается. Не то что в шахте. На это, видать,
Тиберий и рассчитывал. Вместо того, чтоб на стенку лезть, воображение
разыгрывается. За счет, ясное дело, ярости... Звезды эти к тому же.
Вега и Кассиопея. Орион и Медведицы. Сконцентрироваться невозможно.
Тот же Сириус... Того гляди, про лебедя и двойника сочинять
примешься... Удивительно, Туллий, что ты не пробовал. При таком-то
виде.
Т у л л и Й. Я пробовал. Не далее как вчера.
П у б л и й. Ну?
Т у л л и й.
Вид, открывающийся из окна,
Девять восемьдесят одна.
П у б л и й. Девять восемьдесят чего? Девять восемьдесят одна?..
Это чего такое?
Т у л л и Й. Ускорение свободного падения.
П у б л и й. Макабр. Помноженное на 500 метров, если не больше.
Макабр... Значит, ты тоже об этом думаешь?
Т у л л и и. О чем? Публий. Ну... об этом (указывает глазами на
потолок) ...сам понимаешь.
Т у л л и Й (смотрит на потолок). Над нами только этот... как
его?.. ресторан. И антенна телевизионная.
П у б л и й. Да я не про то!.. (Обрывает себя на полуслове.
Следует отчаянная пантомима. Возводя глаза горе, Публий одновременно
тычет пальцем вниз. Затем, убедившись, что смысл его жестикуляции не
доходит до Туллия, меняет тактику и, тыча пальцем в потолок, косит
глазами в пол. После чего следует комбинация того и другого, в итоге
которой он окончательно запутывается и, поняв это, кричит - смесь
шепота и крика.) О побеге! Или... или - о (с расширенными глазами) о
самоубийстве!
Т у л л и й. Очень благородная римская традиция. Сенека и
Лукреций. Марк Антоний... Это с какой же стати я о самоубийстве
думать должен?
П у б л и й. Ну как же1 Это ж - это же - выход!
Т у л л и Й. Самоубийство, Публий, не выход, а слово "выход", на
стенке написанное. Как сказано у поэта, Только и всего.
П у б л и й. У какого?
Т у л л и Й. Не помню. У восточного.
П у б л и й. Это где?
Т у л л и Й. Тоже в Западной Азии. Наблюдательный они народ...
П у б л и й. Тогда - о... о (подбегает к умывальнику, отво-
рачивает кран и свистящим шепотом) о побеге?
Т у л л и Й. Совершенный ты дикарь, душка Публий. Самоубийство,
побег. Детский сад какой-то. Куда бежать? В Рим - из Башни? Но это
все равно, что из Истории - в Антропологию. Или лучше: из Времени - в
историю. Мягко говоря, деградация. Со скуки окочуриться можно.
П у б л и й. А здесь чем лучше? Там хоть что-то происходит.
Петушиные бои. Гетеры. Гладиаторы. Сенат, в конце концов.
Законодательство. Да я бы снова в легион записался. Ко всем чертям. В
Ливию, в Персию! Если не поэт, то хотя бы в истории участвовать! В
географии, по крайней мере. Особенно когда морем путешествуешь.
Т у л л и Й. Его отсюда тоже видать. В хорошую погоду особенно.
П у б л и й. Как и бои петушиные. Записанные на пленку. Для
потомства.
Т у л л и Й. Или в трансляции. Хочешь, включим?
П у б л и й. Ладно, чего там...
Над мусоропроводом загорается лампочка.
Т у л л и Й. Публий!
П у б л и й. Чего?
Т у л л и Й. Жену тебе привезли.
П у б л и й. А?
Т у л л и Й. Тумбочка твоя новая. По-моему, доставили.
П у б л и й (замечая лампочку и поднимаясь с лежанки.) Груб ты,
вот что...
Т у л л и Й. Помочь?
П у б л и й. Да ладно, я сам.
Открывает дверцу: оттуда выплывает новая, из хромированной стали,
тумбочка.
Т у л л и Й. Красавица, а?
П у б л и й. Ничего, действительно.
Т у л л и Й. Из того же материала, что и сама Башня. Не
как-нибудь.
П у б л и й. Н-да, ничего... Только в ней все отражается.
(Устанавливает тумбочку около кровати, отходит на два шага.) Как в
кривом зеркале. Но - зеркале.
Т у л л и Й. Нет лебедя без отражения... Может, это тебя охладит
малость. Южный темперамент. Либо наоборот распалит.
П у б л и й. Да оставь ты... Завидуешь, небось. Конечно, в твоем
возрасте. Да и в моем тоже... Раньше, бывало, сунешь пенис в ведро -
вода кипит. А теперь (машет рукой)...
Т у л л и Й. Я это ведро тебе на своем с первого этажа на пятый
поднесу. С петухами особенно.
П у б л и й. Кончай хлестаться.
Т у л л и й. Пари?
П у б л и й. На что?
Т у л л и Й. На твое снотворное. На неделю вперед.
П у б л и й. Ты сначала ведро найди. Не выпускают их больше...
Т у л л и Й. Ну, это претору позвонить можно; он разыщет.
П у б л и й. И ступеньки...
Пауза. Публий исследует внутренности тумбочки.
Т у л л и Й. Странно. Как вещи из моды выходят. То же ведро,
например.
П у б л и й. Ну, в сельской-то местности им еще, поди, поль-
зуются. В Ливии, например, я помню...
Т у л л и й. Так то в Ливии... Не ты, так я о Ливии и не вспомнил
бы. И о сельской местности. Вообще - о мире... Так, место
горизонтальное. Зеленовато-коричневое с синим. Грады и веси. Формы
эти - кубики, треугольники. Крестики, нолики. Ниточки синенькие. Поля
распаханные.
П у б л и й. Хочешь, претору позвоним - карту Империи закажем.
Т у л л и Й. Или - обои. Что то же самое... Смысл Империи,
Публий, в обессмысливании пространства... Когда столько завоевано -
все едино. Что Персия, что Сарматия, Ливия, Скифия, Галлия - какая
разница. Тиберий-то и был первый, кто это почувствовал... И программы
эти космические - то же самое. Ибо чем они кончаются? Когортой на
Сириусе, колонией на Капонусе. А потом что? - возвращение. Ибо не
человек пространство завоевывает, а оно его эксплуатирует. Поскольку
оно неизбежно. За угол завернешь - думаешь, другая улица. А она - та
же самая: ибо она - в пространстве. То-то они фасады и украшают -
лепнина всякая - номера навешивают, названиями балуются. Чтоб о
горизонтальной этой тавтологии жуткой не думать. Потому что, все -
помещение: пол, потолок, четыре стенки. Юг и Север, Восток и Запад.
Все - метры квадратные. Или, если хочешь, кубические. А помещение
есть тупик, Публий. Большой или малый, петухами и радугой
разрисованный, но - тупик. Нужник, Публий, от Персии только размером
и отличается. Хуже того, человек сам и есть тупик. Потому что он
сам - полметра в диаметре. В лучшем случае. Кубических или
анатомических, или чем там объемы меряются...
П у б л и й. Пространство в пространстве то есть?
Т у л л и й. Ага. Вещь в себе. Клетка в камере. Оазис ужаса в
пустыне скуки. Как сказано у поэта.
П у б л и й. Какого?
Т у л л и й. Галльского... И все одинаковые. Анатомически то
есть. Близнецы или двойники эти самые. Лебеди. Природа в том смысле
мать, Публий, что разнообразием не балует. Из дому выйти надумаешь,
но взглянешь в зеркало - и дело с концом. Или в тумбочку эту...
даром, что кривая... То-то они так за тряпки хватаются - тоги эти
пестрые разнообразные...
П у б л и й. Туники...
Т у л л и й. Хитоны.
П у б л и й. (Живо). Это что такое?
Т у л л и й. Одежда верхняя легкая. Но - поверх туники. Тоже
греческая... Hеважно... Только чтоб на самих себя не нарваться...
Чтоб помещение не узнать... Весь ужас в том, что у людей больше
общего, чем разного. И разница-то эта только в сантиметрах и
выражается. Голова, руки, ноги, причинное место; у баб - титьки еще.
Но с точки зрения пространства, Публий, с точки зрения пространства,
когда ты на бабу забираешься, происходит нечто однополое. Как если бы
и не на бабу. Топографическое извращение какое-то место имеет.
Топо-сексуализм, если угодно. Тавтология. Тиберий это потому и понял,
что - цезарь. Потому что подданных в массе привык рассматривать.
Потому что цезарь - он что? он общий знаменатель всегда ищет.
П у б л и й. Ну, первому это, я думаю. Богдыхану Китайскому в
голову пришло. У егонных подданных все же больше общего. И
знаменатель, и числитель... Потому, видать, у них даже и республики
не было. Один всех и представляет.
Т у л л и Й. Да их же там миллиард с лишним, Публий. Даже если б
от каждого миллиона по сенатору избиралось, можешь себе Сенат этот
представить, а? Или результаты голосования. Скажем, 70% за, 30% -
против. То есть триста миллионов в меньшинстве.
П у б л и й. Да, некоторые цезарями становились и при более
скромных исходных.
Т у л л и й. Не в этом дело! не в этом дело, Публий! Не в цифрах.
Конечно, миллиард - это уже пространство. Особенно если их плечом к
плечу поставить. Но они еще и друг на друга взбираются.
Совокупляются... Это - пространство не только к самовоспроизводству,
но еще и к расширению склонное... То-то они там на Востоке и вырезают
друг друга с таким безразличием. Потому что - много, а раз много, то
взаимозаменимо. Этот, как его, в Скифии, который? ну, последний век
христианства - верней, постхристианства - он же так и утверждал: у
нас незаменимых нет... Не в цифрах дело. Дело в пространстве, которое
тебя пожирает. В образе весты или в образе тебе подобного... И
побежать некуда, от этого спасенья нет, кроме как только во Время.
Вот что имел в виду Тиберий. Он один это понял! Ни Богдыхан
Китайский, ни все сатрапы восточные не просекли, Публий. А Тиберий -
да. И отсюда - Башня. Ибо она не что иное как форма борьбы с
пространством. Hе только с горизонталью, но с самой идеей. Она
помещение до минимума сводит. То есть как бы физически тебя во Время
выталкивает. В чистое Время, километрами не засранное; в хронос...
Ибо отсутствие пространства есть присутствие Времени. Для тебя это -
камера, темница, узилище; потому что ты - варвар. Варвару всегда
Лебенсраум подай... мослами чтоб шевелить... пыль поднимать... А для
римлянина это - орудие познания Времени. Проникновения в оное... И
орудие, заметь, совершенное: со всем для жизни необходимым...
П у б л и й. Да уж это точно. Дальше ехать некуда. В смысле -
этой камеры лучше быть не может.
Т у л л и Й. Одиночная, наверно, лучше. Там пространства еще
меньше. Особенно анатомического... дальше, конечно, только гроб. Где
пространство кончается, и сам Временем становишься. Хотя кремация еще
даже и лучше... Но то от претора зависит.
П у б л и й. А урну с прахом куда? Родственникам?
Т у л л и Й. Лучше в мусоропровод. Так хоть в Тибр попадет. Опять
же места занимать не будет. Пространства о есть... От претора,
конечно, зависит.
П у б л и й. Нет, я лучше родственникам... Октавиан хоть нать
будет, где папка валяется. А то - как не было меня. Только пенсия...
Не святым, дескать, духом...
Т у л л и Й. Да, не любил Тиберий длиннополых...
Пауза.
П у б л и й. Если бы ты мне дал, мы бы пространство сократили.
Спали бы вместе.
Т у л л и Й. Ну да, сократили бы. На десять сантиметров.
П у б л и й. На пятнадцатать! Вынуть?
Т у л л и Й. Да перестань. Я видел. Десять от силы и будет.
П у б л и й. Пятнадцатать! Спорим?
Т у л л и Й. На твое снотворное.
П у б л и й (смешавшись). Зато - диаметр! И обрезаный. Десять
сантиметров тоже, знаешь, не валяются.
Т у л л и й. И не сократили бы, а увеличили...
П у б л и й. Даже если только на десять?
Т у л л и Й. Даже если только на десять.
П у б л и й. Ну и пшел ты... Не больно-то и хотелось...
(Раздражаясь.) На твоем очке свет клином не сошелся. Подумаешь...
Когда мы в Ливии когортой стояли, я одного араба знал. Так он за пару
сестерциев с ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был,
пространство экономил. А как клиент кончит, так он сморкался... От
катара верхних дыхательных путей и помер.
Т у л л и й. Лучше домой позвони.
П у б л и й. Сам звони! Домой!.. Куда хрен вернешься. С таким же
успехом в Грецию Древнюю звонить можно. Либо - В Иудею Библейскую...
"Домой"! Ты еще "мама" скажи. Я бы им урну эту уже сейчас послал. Они
бы я роверять не стали. Для них "пожизненно" куда больший, чем для
нас, смысл имеет. Потому что у них там жизнь происходит. А тут...
Может, в шахматы сыграем?..
Т у л л и Й. Шахматы мы, Публий, ..... на Горация давеча
обменяли.
П у б л и й. А-а, совсем из головы вылетело.
Т у л л и Й. Меньше бы ты себя на тумбочку изводил.
П у б л и й. Может, пофехтуем?
Т у л л и Й. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.
П у б л и й. И то сказать... Неужто так всегда будет! Ведь - до
конца дней. А он еще когда наступит. При ихней диете... И когда
наступит, тоже, говорят, не заметишь... Всегда. И через десять лет.
И, может, через двадцать. И когда фехтовать уже сил не будет... Не
говоря уже про шахматы. И вся камера будет... бюстов полна... То есть
"всегда" - это когда забудешь, сколько их сегодня было... с Горацием
или без?.. И ведь уже завтра и забуду. Или послезавтра... Завтра-то,
может, это и есть, когда "всегда" начинается. И может, оно уже
наступило. (Кричит.) Я же не помню, сколько их вчера было!
Шестнадцать? Четырнадцать? С или без Горация?.. От этого же можно с
ума сойти!
Т у л л и Й. Затем нас вместе и посадили, чтоб этого не
случилось.
П у б л и й. ?
Т у л л и Й. Как в браке. И потом: они же на пленку записывают. И
на два разделенная мысль всегда понятней... Не говоря о том, что не
так ужасна.
П у б л и й. Ты хочешь сказать, что мы тут... это... в назидание
потомству... Как свинки морские?..
Т у л л и й. Да нет же... Потом, свинки морские - у них дара речи
нет. Их же интерпретировать приходится... Бехейворизм называется...
Да ни у какого потомства и времени не будет нами заниматься.
Пожизненно все-таки... Просто некоторые мысли в голове не умещаются.
Им, чтобы мыслью стать, больше чем один мозг требуется... Ум - как
это там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
эстетическая независимость от чучмеков этих с нефтью ихней. И вообще
в пандан Риму с его терракотой... А только в шахте, думаю, было
все-таки лучше. В смысле - не было надежд этих, бессознательно с
прозрачностью связанных. Синь эта, даль... холмы... Умбрия. Альпы.
Особенно в хорошую погоду. Тем более весной. Ультрамарин
и прочее. Hа кареглазых такие вещи особенно сильно действуют...
Мечтательность развивается. Не то что в шахте. На это, видать,
Тиберий и рассчитывал. Вместо того, чтоб на стенку лезть, воображение
разыгрывается. За счет, ясное дело, ярости... Звезды эти к тому же.
Вега и Кассиопея. Орион и Медведицы. Сконцентрироваться невозможно.
Тот же Сириус... Того гляди, про лебедя и двойника сочинять
примешься... Удивительно, Туллий, что ты не пробовал. При таком-то
виде.
Т у л л и Й. Я пробовал. Не далее как вчера.
П у б л и й. Ну?
Т у л л и й.
Вид, открывающийся из окна,
Девять восемьдесят одна.
П у б л и й. Девять восемьдесят чего? Девять восемьдесят одна?..
Это чего такое?
Т у л л и Й. Ускорение свободного падения.
П у б л и й. Макабр. Помноженное на 500 метров, если не больше.
Макабр... Значит, ты тоже об этом думаешь?
Т у л л и и. О чем? Публий. Ну... об этом (указывает глазами на
потолок) ...сам понимаешь.
Т у л л и Й (смотрит на потолок). Над нами только этот... как
его?.. ресторан. И антенна телевизионная.
П у б л и й. Да я не про то!.. (Обрывает себя на полуслове.
Следует отчаянная пантомима. Возводя глаза горе, Публий одновременно
тычет пальцем вниз. Затем, убедившись, что смысл его жестикуляции не
доходит до Туллия, меняет тактику и, тыча пальцем в потолок, косит
глазами в пол. После чего следует комбинация того и другого, в итоге
которой он окончательно запутывается и, поняв это, кричит - смесь
шепота и крика.) О побеге! Или... или - о (с расширенными глазами) о
самоубийстве!
Т у л л и й. Очень благородная римская традиция. Сенека и
Лукреций. Марк Антоний... Это с какой же стати я о самоубийстве
думать должен?
П у б л и й. Ну как же1 Это ж - это же - выход!
Т у л л и Й. Самоубийство, Публий, не выход, а слово "выход", на
стенке написанное. Как сказано у поэта, Только и всего.
П у б л и й. У какого?
Т у л л и Й. Не помню. У восточного.
П у б л и й. Это где?
Т у л л и Й. Тоже в Западной Азии. Наблюдательный они народ...
П у б л и й. Тогда - о... о (подбегает к умывальнику, отво-
рачивает кран и свистящим шепотом) о побеге?
Т у л л и Й. Совершенный ты дикарь, душка Публий. Самоубийство,
побег. Детский сад какой-то. Куда бежать? В Рим - из Башни? Но это
все равно, что из Истории - в Антропологию. Или лучше: из Времени - в
историю. Мягко говоря, деградация. Со скуки окочуриться можно.
П у б л и й. А здесь чем лучше? Там хоть что-то происходит.
Петушиные бои. Гетеры. Гладиаторы. Сенат, в конце концов.
Законодательство. Да я бы снова в легион записался. Ко всем чертям. В
Ливию, в Персию! Если не поэт, то хотя бы в истории участвовать! В
географии, по крайней мере. Особенно когда морем путешествуешь.
Т у л л и Й. Его отсюда тоже видать. В хорошую погоду особенно.
П у б л и й. Как и бои петушиные. Записанные на пленку. Для
потомства.
Т у л л и Й. Или в трансляции. Хочешь, включим?
П у б л и й. Ладно, чего там...
Над мусоропроводом загорается лампочка.
Т у л л и Й. Публий!
П у б л и й. Чего?
Т у л л и Й. Жену тебе привезли.
П у б л и й. А?
Т у л л и Й. Тумбочка твоя новая. По-моему, доставили.
П у б л и й (замечая лампочку и поднимаясь с лежанки.) Груб ты,
вот что...
Т у л л и Й. Помочь?
П у б л и й. Да ладно, я сам.
Открывает дверцу: оттуда выплывает новая, из хромированной стали,
тумбочка.
Т у л л и Й. Красавица, а?
П у б л и й. Ничего, действительно.
Т у л л и Й. Из того же материала, что и сама Башня. Не
как-нибудь.
П у б л и й. Н-да, ничего... Только в ней все отражается.
(Устанавливает тумбочку около кровати, отходит на два шага.) Как в
кривом зеркале. Но - зеркале.
Т у л л и Й. Нет лебедя без отражения... Может, это тебя охладит
малость. Южный темперамент. Либо наоборот распалит.
П у б л и й. Да оставь ты... Завидуешь, небось. Конечно, в твоем
возрасте. Да и в моем тоже... Раньше, бывало, сунешь пенис в ведро -
вода кипит. А теперь (машет рукой)...
Т у л л и Й. Я это ведро тебе на своем с первого этажа на пятый
поднесу. С петухами особенно.
П у б л и й. Кончай хлестаться.
Т у л л и й. Пари?
П у б л и й. На что?
Т у л л и Й. На твое снотворное. На неделю вперед.
П у б л и й. Ты сначала ведро найди. Не выпускают их больше...
Т у л л и Й. Ну, это претору позвонить можно; он разыщет.
П у б л и й. И ступеньки...
Пауза. Публий исследует внутренности тумбочки.
Т у л л и Й. Странно. Как вещи из моды выходят. То же ведро,
например.
П у б л и й. Ну, в сельской-то местности им еще, поди, поль-
зуются. В Ливии, например, я помню...
Т у л л и й. Так то в Ливии... Не ты, так я о Ливии и не вспомнил
бы. И о сельской местности. Вообще - о мире... Так, место
горизонтальное. Зеленовато-коричневое с синим. Грады и веси. Формы
эти - кубики, треугольники. Крестики, нолики. Ниточки синенькие. Поля
распаханные.
П у б л и й. Хочешь, претору позвоним - карту Империи закажем.
Т у л л и Й. Или - обои. Что то же самое... Смысл Империи,
Публий, в обессмысливании пространства... Когда столько завоевано -
все едино. Что Персия, что Сарматия, Ливия, Скифия, Галлия - какая
разница. Тиберий-то и был первый, кто это почувствовал... И программы
эти космические - то же самое. Ибо чем они кончаются? Когортой на
Сириусе, колонией на Капонусе. А потом что? - возвращение. Ибо не
человек пространство завоевывает, а оно его эксплуатирует. Поскольку
оно неизбежно. За угол завернешь - думаешь, другая улица. А она - та
же самая: ибо она - в пространстве. То-то они фасады и украшают -
лепнина всякая - номера навешивают, названиями балуются. Чтоб о
горизонтальной этой тавтологии жуткой не думать. Потому что, все -
помещение: пол, потолок, четыре стенки. Юг и Север, Восток и Запад.
Все - метры квадратные. Или, если хочешь, кубические. А помещение
есть тупик, Публий. Большой или малый, петухами и радугой
разрисованный, но - тупик. Нужник, Публий, от Персии только размером
и отличается. Хуже того, человек сам и есть тупик. Потому что он
сам - полметра в диаметре. В лучшем случае. Кубических или
анатомических, или чем там объемы меряются...
П у б л и й. Пространство в пространстве то есть?
Т у л л и й. Ага. Вещь в себе. Клетка в камере. Оазис ужаса в
пустыне скуки. Как сказано у поэта.
П у б л и й. Какого?
Т у л л и й. Галльского... И все одинаковые. Анатомически то
есть. Близнецы или двойники эти самые. Лебеди. Природа в том смысле
мать, Публий, что разнообразием не балует. Из дому выйти надумаешь,
но взглянешь в зеркало - и дело с концом. Или в тумбочку эту...
даром, что кривая... То-то они так за тряпки хватаются - тоги эти
пестрые разнообразные...
П у б л и й. Туники...
Т у л л и й. Хитоны.
П у б л и й. (Живо). Это что такое?
Т у л л и й. Одежда верхняя легкая. Но - поверх туники. Тоже
греческая... Hеважно... Только чтоб на самих себя не нарваться...
Чтоб помещение не узнать... Весь ужас в том, что у людей больше
общего, чем разного. И разница-то эта только в сантиметрах и
выражается. Голова, руки, ноги, причинное место; у баб - титьки еще.
Но с точки зрения пространства, Публий, с точки зрения пространства,
когда ты на бабу забираешься, происходит нечто однополое. Как если бы
и не на бабу. Топографическое извращение какое-то место имеет.
Топо-сексуализм, если угодно. Тавтология. Тиберий это потому и понял,
что - цезарь. Потому что подданных в массе привык рассматривать.
Потому что цезарь - он что? он общий знаменатель всегда ищет.
П у б л и й. Ну, первому это, я думаю. Богдыхану Китайскому в
голову пришло. У егонных подданных все же больше общего. И
знаменатель, и числитель... Потому, видать, у них даже и республики
не было. Один всех и представляет.
Т у л л и Й. Да их же там миллиард с лишним, Публий. Даже если б
от каждого миллиона по сенатору избиралось, можешь себе Сенат этот
представить, а? Или результаты голосования. Скажем, 70% за, 30% -
против. То есть триста миллионов в меньшинстве.
П у б л и й. Да, некоторые цезарями становились и при более
скромных исходных.
Т у л л и й. Не в этом дело! не в этом дело, Публий! Не в цифрах.
Конечно, миллиард - это уже пространство. Особенно если их плечом к
плечу поставить. Но они еще и друг на друга взбираются.
Совокупляются... Это - пространство не только к самовоспроизводству,
но еще и к расширению склонное... То-то они там на Востоке и вырезают
друг друга с таким безразличием. Потому что - много, а раз много, то
взаимозаменимо. Этот, как его, в Скифии, который? ну, последний век
христианства - верней, постхристианства - он же так и утверждал: у
нас незаменимых нет... Не в цифрах дело. Дело в пространстве, которое
тебя пожирает. В образе весты или в образе тебе подобного... И
побежать некуда, от этого спасенья нет, кроме как только во Время.
Вот что имел в виду Тиберий. Он один это понял! Ни Богдыхан
Китайский, ни все сатрапы восточные не просекли, Публий. А Тиберий -
да. И отсюда - Башня. Ибо она не что иное как форма борьбы с
пространством. Hе только с горизонталью, но с самой идеей. Она
помещение до минимума сводит. То есть как бы физически тебя во Время
выталкивает. В чистое Время, километрами не засранное; в хронос...
Ибо отсутствие пространства есть присутствие Времени. Для тебя это -
камера, темница, узилище; потому что ты - варвар. Варвару всегда
Лебенсраум подай... мослами чтоб шевелить... пыль поднимать... А для
римлянина это - орудие познания Времени. Проникновения в оное... И
орудие, заметь, совершенное: со всем для жизни необходимым...
П у б л и й. Да уж это точно. Дальше ехать некуда. В смысле -
этой камеры лучше быть не может.
Т у л л и Й. Одиночная, наверно, лучше. Там пространства еще
меньше. Особенно анатомического... дальше, конечно, только гроб. Где
пространство кончается, и сам Временем становишься. Хотя кремация еще
даже и лучше... Но то от претора зависит.
П у б л и й. А урну с прахом куда? Родственникам?
Т у л л и Й. Лучше в мусоропровод. Так хоть в Тибр попадет. Опять
же места занимать не будет. Пространства о есть... От претора,
конечно, зависит.
П у б л и й. Нет, я лучше родственникам... Октавиан хоть нать
будет, где папка валяется. А то - как не было меня. Только пенсия...
Не святым, дескать, духом...
Т у л л и Й. Да, не любил Тиберий длиннополых...
Пауза.
П у б л и й. Если бы ты мне дал, мы бы пространство сократили.
Спали бы вместе.
Т у л л и Й. Ну да, сократили бы. На десять сантиметров.
П у б л и й. На пятнадцатать! Вынуть?
Т у л л и Й. Да перестань. Я видел. Десять от силы и будет.
П у б л и й. Пятнадцатать! Спорим?
Т у л л и Й. На твое снотворное.
П у б л и й (смешавшись). Зато - диаметр! И обрезаный. Десять
сантиметров тоже, знаешь, не валяются.
Т у л л и й. И не сократили бы, а увеличили...
П у б л и й. Даже если только на десять?
Т у л л и Й. Даже если только на десять.
П у б л и й. Ну и пшел ты... Не больно-то и хотелось...
(Раздражаясь.) На твоем очке свет клином не сошелся. Подумаешь...
Когда мы в Ливии когортой стояли, я одного араба знал. Так он за пару
сестерциев с ноздрю давал. Тоже, видать, привередливый был,
пространство экономил. А как клиент кончит, так он сморкался... От
катара верхних дыхательных путей и помер.
Т у л л и й. Лучше домой позвони.
П у б л и й. Сам звони! Домой!.. Куда хрен вернешься. С таким же
успехом в Грецию Древнюю звонить можно. Либо - В Иудею Библейскую...
"Домой"! Ты еще "мама" скажи. Я бы им урну эту уже сейчас послал. Они
бы я роверять не стали. Для них "пожизненно" куда больший, чем для
нас, смысл имеет. Потому что у них там жизнь происходит. А тут...
Может, в шахматы сыграем?..
Т у л л и Й. Шахматы мы, Публий, ..... на Горация давеча
обменяли.
П у б л и й. А-а, совсем из головы вылетело.
Т у л л и Й. Меньше бы ты себя на тумбочку изводил.
П у б л и й. Может, пофехтуем?
Т у л л и Й. На ночь глядя? Как сказала девушка легионеру.
П у б л и й. И то сказать... Неужто так всегда будет! Ведь - до
конца дней. А он еще когда наступит. При ихней диете... И когда
наступит, тоже, говорят, не заметишь... Всегда. И через десять лет.
И, может, через двадцать. И когда фехтовать уже сил не будет... Не
говоря уже про шахматы. И вся камера будет... бюстов полна... То есть
"всегда" - это когда забудешь, сколько их сегодня было... с Горацием
или без?.. И ведь уже завтра и забуду. Или послезавтра... Завтра-то,
может, это и есть, когда "всегда" начинается. И может, оно уже
наступило. (Кричит.) Я же не помню, сколько их вчера было!
Шестнадцать? Четырнадцать? С или без Горация?.. От этого же можно с
ума сойти!
Т у л л и Й. Затем нас вместе и посадили, чтоб этого не
случилось.
П у б л и й. ?
Т у л л и Й. Как в браке. И потом: они же на пленку записывают. И
на два разделенная мысль всегда понятней... Не говоря о том, что не
так ужасна.
П у б л и й. Ты хочешь сказать, что мы тут... это... в назидание
потомству... Как свинки морские?..
Т у л л и й. Да нет же... Потом, свинки морские - у них дара речи
нет. Их же интерпретировать приходится... Бехейворизм называется...
Да ни у какого потомства и времени не будет нами заниматься.
Пожизненно все-таки... Просто некоторые мысли в голове не умещаются.
Им, чтобы мыслью стать, больше чем один мозг требуется... Ум - как
это там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10