Она не доверяла ему, не доверяла самой себе, ощущала каждой клеточкой своего тела протянувшиеся через разделяющее их пространство нити пламенной страсти.— Винченцо… Я совсем не собиралась…— И подумать только, что я мог уберечься от этого, — простонал он. — В первый же день, когда ты пришла наниматься на работу, я решил, что не стоит брать на работу женщину, при виде которой у меня сразу возникает желание сорвать с нее платье и бросить ее на ближайшую кровать!Марша непроизвольно подняла голову. Она не могла поверить своим ушам.— Я провел с тобой кошмарное собеседование… но ты прошла его, — сознался Винченцо, все еще не желая поверить в подобную силу воли и выдержку у слабой женщины.— Ты пытался отпугнуть меня? — удивленно спросила Марша.— Я оказался кретином и принял тебя…Уголки губ Марши грустно опустились вниз. Значит, его с самого начала влекло к ней, но он не показывал этого. Он играл, выжидая и без сомнения предвкушая в конце этой маленькой игры перспективу охотной и благодарной капитуляции с ее стороны.— Но теперь, по крайней мере, я знаю, с какой женщиной имею дело! — заявил Винченцо, все больше возбуждаясь.Вернувшись к реальности, Марша обнаружила: теперь он подошел к ней так близко, что она могла ощущать тепло, исходящее от его тела, а ее спина уже упиралась в находящееся позади окно.— Ты ничего не знаешь обо мне, — дрожащим голосом возразила она.— Ты меня возбуждаешь, а что еще может иметь значение? — хрипло произнес он, сверля ее испепеляющим взглядом с высоты своего роста.Марша ощутила предательскую дрожь, предчувствие бешеной вспышки эротического чувства. Но она из всех сил пыталась бороться со своим вероломным телом, ее испуганное лицо покрылось ярким румянцем.— Но я тебе даже не нравлюсь… ты называешь меня воровкой! — наконец выдавила она. — Как же ты после этого можешь?..— …Желать тебя? — докончил за нее Винченцо, опуская руки на ее узкие плечи и показывая этим, что все уже решено. — Секс все равно что аппетит. Если я голоден, я ем. Если мне хочется спать, я сплю. Если я…— Заткнись и выпусти меня! — Марша дрожала всем телом. Она с затаенным страхом чувствовала притягательную силу его опаляющего взора. Голова кружилась, тело как будто уже не принадлежало ей. — Не смей меня трогать…— Ты боишься этого… — Он легко, едва касаясь кожи, провел указательным пальцем вдоль выреза ее летнего платья, но ей казалось, что его прикосновение обжигает. У нее перехватило дыхание, кровь бешено заструилась по венам. — Разве это не интересное открытие? — довольным голосом пробормотал он. — Значит, у тебя все-таки есть ахиллесова пята, дорогая. Твой расчетливый мозг не может справиться с чувствами, которые я в тебе вызываю, и, естественно, это тебя пугает.— Не надо…— Не надо чего? — Одним лениво-плавным движением он опустил руки на ее округлые бедра и привлек Маршу в свои объятия. В пронзающем ее насквозь взоре зажегся огонек дикого торжества. — Не надо касаться тебя, потому что ты боишься, что я пойму, как отчаянно ты жаждешь моих ласк? Или потому, что ты можешь не справиться с собой и отдаться мне бесплатно? — Он откинул свою темноволосую голову и громко рассмеялся. — И ты сделаешь это. От меня ты не получишь и ломаного гроша!— Отпусти меня! — крикнула она, почувствовав прорвавшуюся сквозь заволакивающую ее мозг чувственную пелену ярость.Но тут он поцеловал ее, и этот поцелуй длился до тех пор, пока ей не показалось, что бешено бьющееся сердце вот-вот выскочит из грудной клетки. Марша все еще безнадежно пыталась сопротивляться желанию, которое он возбуждал в ней, больше всего боясь того, что он действительно прав и она не сможет справиться со своим предательски восприимчивым телом. Но Винченцо продолжал целовать ее с дикой, необузданной страстью, так что она даже почувствовала на губах вкус крови, и вдруг, когда он, преодолевая ее сопротивление, уже начал прокладывать языком дорогу к нежной внутренности ее рта, ее потряс болезненный разряд этого самого неконтролируемого желания, и она застонала, как угодившее в капкан раненое животное.Когда Винченцо отпустил ее, перед глазами от недостатка воздуха все плыло, во всем теле, сотрясающемся от такого порыва чувств, ощущалась слабость, как будто ее только что сшиб автомобиль. Теперь она лежала поперек его колен на собственной постели. Длинные смуглые пальцы, казавшиеся особенно темными на фоне ее белой кожи, быстро расстегивали перламутровые пуговицы платья. В ужасе от этого зрелища она ухватилась своей маленькой рукой за его кисть, пытаясь остановить.— Нет! — простонала она.— Ты моя, — хрипло пробормотал Винченцо, крепко удерживая ее одной рукой, и легко выдернул другую руку из-под ее ладони. Он скользнул ею под разошедшиеся края платья и медленно провел по твердой выпуклости одной из ничем не прикрытых грудей.Она так давно не испытывала столь интимного прикосновения, что от беспомощного возбуждения, вызванного этой лаской, даже стиснула зубы. Ее рука, ослабев, безвольно упала. Расстегнув платье, он обнажил гладкую белую плоть, которую так желал. С бесстыдным голодным стоном Винченцо начал ласкать пальцами твердый розовый сосок, наблюдая за тем, как тот набухает, словно распускающаяся почка.Глаза Марши были закрыты.— Нет… нет, — бормотала она, откинувшись на его сильную руку и по-прежнему пытаясь справиться с расслабляющим действием чувственных волн, пронизывающих все ее тело от его прикосновений.— Само совершенство… Твое тело вспоминает меня, даже когда это расчетливое маленькое сердце того не хочет, — бормотал Винченцо. Его дыхание щекотало ей щеку.На каком-то другом уровне сознания она почувствовала прохладу, охватившую ее тело, — это Винченцо раздел ее. Теперь она лежала на спине, а он, навалившись на нее, в порыве дикого, ничего не стыдящегося желания, вновь до боли крепко прижался своим ртом к ее губам. Ее руки, инстинктивно стремясь почувствовать до сих пор памятную ей шелковистую гладкость его кожи, вцепились в скрытую под тканью рубашки спину. Она почувствовала рельеф его напрягшихся мышц, и тут он неожиданно оторвался от ее губ.Марша открыла затуманенные глаза. Он снимал рубашку. Эта сцена была ей уже знакома, но теперь уже она не испытывала никакой тревоги. Прошлое и настоящее перемешались. Его бугрящаяся мускулами бронзовая грудь была покрыта угольно-черными завитками волос. Как будто под гипнозом, она еще глубже утонула в черной глубине его глаз.— Ты так красива, — негромко произнес он с сильным акцентом.Ей захотелось ответить ему тем же, но она обнаружила, что не в состоянии выговорить ни слова и, медленно подняв руку, положила ладонь на его грудь, почувствовав, как бешено бьется сердце Винченцо. Он снова наклонился к ней, провел кончиком языка по ее набухшей нижней губе и лег рядом.— Винченцо… — Это было признанием полной капитуляции, такой полной, что больше добавить было нечего.Увидев ее зовущий, трепетный, алый как спелый гранат рот, он ответил на приглашение с такой энергией, что она захлестнула ее. Запустив пальцы в его шелковистые волосы. Марша погладила эту прекрасной формы голову, и все ее тело наполнилось радостью. Одним нетерпеливым движением Винченцо сорвал узкую полоску ткани — последнее, что прикрывало ее бедра, — и убрал ее со своей дороги, подняв ноги Марши вверх.Она дрожала и извивалась под непрекращающейся яростной атакой его рта, а он тем временем, разведя ее ноги, проложил дорогу к горячему, влажному центру ее естества. Охваченная неописуемым блаженством, отбросив всякий стыд, Марша издала глубокий гортанный стон. Ответив ей не менее выразительным возбужденным восклицанием, Винченцо, в последний раз, как будто подтверждая обладание ею, впился в ее рот грубым поцелуем и встал над ней на колени.Попытавшись сразу же войти в нее одним мощным движением, он сильными руками подтащил тело Марши к себе. От вспышки мгновенной боли она даже прикусила язык, вновь почувствовав на губах привкус крови. Винченцо, пробормотав что-то по-итальянски, положил руки на ее бедра и, преодолевая сопротивление нежной плоти, начал входить внутрь. Ощущение было столь мучительно прекрасным, что от удивления и радости она даже застонала — ведь до того она так хотела избавиться от прошлого, что заставила себя забыть, забыть то, что когда-то переживала в его объятиях.Но сейчас Винченцо снова был внутри нее. И она крепко обхватила его руками, принимая и приветствуя, снова следуя за ним в том же первобытном ритме, а он все двигался с неутомимой энергией, не дающей выйти из охватившего ее бешеного водоворота страсти. Пока в одном поражающем воображение всплеске наслаждения, — когда она подумала, что после этого и умереть не жалко, — он не достиг наконец долгожданного пика своего триумфа.После этого Винченцо тяжело рухнул на нее, чуть было окончательно не раздавив, но почти сразу же перекатился и лег рядом на узкой кровати, прижав ее к своему горячему, влажному от пота телу. Ее щека лежала на его смуглом, гладком плече, а ноздри раздувались, ощущая пряный мужской запах. Она чувствовала себя на седьмом небе, в голове по-прежнему не было ни единой мысли.Поглаживая рукой низ ее живота, он нащупал тонкий рубец и замер.— Откуда это у тебя? — спросил он неожиданно напряженным голосом.Мысли Марши вновь ожили. Вся она встрепенулась в предчувствии опасности. Винченцо уже поворачивал ее к себе, желая, по всей видимости, тщательно осмотреть рубец. И прежде чем она успела схватить что-нибудь и прикрыться, он достиг своей цели. Осмотрев шрам, оставшийся у нее после кесарева сечения, Винченцо побледнел.— Тебе делали операцию, — сказал он, пока Марша, сев на кровати и впопыхах схватив валявшееся на полу платье, старалась прикрыть им все, что могла. — Серьезную операцию…— Да нет, обычные маленькие женские неприятности, — в отчаянии солгала она, избегая его пытливого взгляда.— Это выглядит гораздо серьезнее. Что с тобой было? — допытывался он.— Я же сказала, так, ерунда, ничего… особенного.— Не похоже на то, что это просто ерунда. Шрам слишком велик.— Но это именно так и есть, и жаль, что он показался тебе таким уродливым, — огрызнулась она, готовая сказать и сделать все, что угодно, лишь бы отвлечь его от этой темы.— Я вовсе не считаю его уродливым, но мое желание все знать о тебе вполне естественно, — неловко попытался объяснить свое любопытство Винченцо, — потому что если этот шрам-всего лишь последствие маленьких женских неприятностей, значит, ты побывала в руках совсем уж неумелого хирурга.Он спрыгнул с кровати, очевидно совершенно не осознавая своей наготы. Марша промолчала. Она вспоминала день, когда родился Сэмми. Роды были длинными и тяжелыми, именно поэтому врачи и решились на кесарево сечение, хотя она была молода и крепка. Но, как ей потом сказали, бедра у нее были такими узкими, что разродиться самостоятельно она бы не смогла. Кстати, она так никому, кроме Айрис, и не призналась, кто отец Сэмми. А сестра поклялась хранить ее тайну.И все же после всего пережитого она вновь оказалась в постели с Винченцо. Этот неожиданный возврат к реальности вновь вверг ее в пучину стыда. Инстинктивно, с единственной мыслью спрятаться от окружающего мира, она скорее скользнула под покрывало и, перевернувшись на живот, уткнула пылающее лицо в подушку. Она предала саму себя, и ей нечего сказать в свою защиту.— Я раздумал жить вместе с тобой, — вдруг прозвучал в напряженной тишине комнаты подчеркнуто сухой голос Винченцо.Ничего удивительного, подумала она, судорожно пожав плечами. Он уже получил то, чего хотел, и это стоило ему минимум труда. Теперь только полный идиот решился бы предлагать ей жить под одной крышей! Соблазнение, полумрак, музыка и прочие приемы не потребовались, так же как и в прошлый раз! Винченцо утолил свой сексуальный аппетит, не прибегая к тем уловкам, которые другие женщины, вероятно, приняли бы как должное. Она получала какое-то мазохистское удовлетворение от того, что растравляла свои душевные раны.— Если ты попадешь в роскошное окружение, если тебе будут прислуживать, то, чего доброго, опять возомнишь, что сумеешь получить от жизни все, что тебе нужно, используя секс как плату, — объявил Винченцо, как будто произнося приговор гулящей женщине, которую за ее распутство должны были провести в позорном виде по улицам, выпороть у столба, а потом изгнать из города. Так, кажется, поступали с развратницами у них на Сицилии?— Я хочу, чтобы ты ушел, — раздался заглушенный подушкой ответ. Она хотела, чтобы он ушел до того, как она начнет рвать на себе волосы и истерически рыдать. Никогда еще ей не было так плохо.— Когда я удостоверюсь, что ты действительно истратила все мои деньги до копейки, я буду готов помочь тебе перебраться в какое-нибудь жилище, которое будет немного меньше похоже на одиночную камеру, — холодно заявил Винченцо. — Но я не собираюсь брать тебя на содержание. Ты должна будешь найти себе работу, любую приличную работу, на которой не будет соблазна заработать деньги нечестным путем.Выслушав все это. Марша оторвала голову от подушки и впилась в него пронзительным взором потемневших от горя глаз.— И что прикажешь мне делать? — проговорила она неверным, дрожащим голосом. — Стать уборщицей? Или прачкой?Винченцо не удостоил ее взглядом.— Мне все равно, лишь бы это был честный труд.— Программа исправления. — К горлу уже подкатывал истерический хохот. Она пыталась сдержать его, но не смогла, и мрачную тишину комнатки нарушили раскаты идиотского смеха.Злобно выругавшись по-итальянски, Винченцо стал трясти ее за плечи.— Прекрати немедленно! — прошипел он.— Н-не могу! — выдавила она, но гневный огонек в его черных глазах подействовал на нее, как холодный душ.— Постарайся! — В устремленном на нее взгляде появилось опасное выражение. К своему ужасу, Марша почувствовала, что у нее из глаз потекли слезы. В попытке скрыть их она отвела от него взгляд. Он заклеймил ее как преступницу, заставил бросить работу, лишил заработанного с таким трудом повышения, а она заплатила за все эти оскорбления своим телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19