- Нет.
- Ничего страшного ты не увидишь, не бойся.
- А вдруг там кто-то есть?
- Не думаю.
- А вдруг?!
Стоял и смотрел на окно своей комнаты. Перевел взгляд на мальчика.
- Если хочешь, подожди здесь.
- Не хочу. Ты всегда так говоришь.
- Извини.
- Я не обижаюсь. Но ты всегда так говоришь.
Они скинули рюкзаки, и оставили их на веранде, и, раскидывая мусор
ногами, вошли в дом через кухонную дверь. Мальчик не отпускал его
руку. Внутри ничего не изменилось. Пустые комнаты. В небольшой комнате
рядом со столовой - голая панцирная сетка, складной металлический
стол. Все та же чугунная решетка небольшого камина. Исчезли сосновые
панели со стен, остались только рейки. Он продолжал осматривать
комнату. В деревянной каминной полке нащупал большим пальцем дырочки
от гвоздиков, на которых сорок лет назад висели чулки с подарками.
"Когда я был маленьким, мы в этой комнате праздновали Рождество".
Повернулся и посмотрел в окно на безжизненный двор. Заросли мертвой
сирени. Остатки "живой" изгороди. "Холодными зимними вечерами, когда
из-за бури гасло электричество, сидели с сестрами здесь, перед огнем,
и делали домашние задания". Мальчик наблюдал за ним. Смотрел, как
невидимые тени из прошлого обступают отца.
- Давай пойдем, пап. Пора.
- Да-да.
Но с места не сдвинулся.
Пересекли столовую с ее девственно чистым очагом - мать не
допускала, чтобы копоть зачернила желтые кирпичи. Пол вспучился от
дождя. В гостиной аккуратная кучка - косточки какого-то небольшого
животного, вероятнее всего кошки. Стеклянный бокал около двери.
Мальчик вцепился в его руку. Поднялись по лестнице на второй этаж,
повернули и пошли по коридору. Пирамидки влажной известки на полу,
оголенная обрешетка крыши. Он стоял на пороге своей комнаты. Тесное
пространство под скатом крыши. "Я здесь спал. У этой стены стояла
кровать". Сколько снов ему приснилось в этой комнате за те бессчетные
ночи! Сны, рожденные воображением ребенка, переносили в прекрасные или
страшные миры. Ни тем, ни другим не суждено было стать реальностью.
Распахнул дверцу стенного шкафа, втайне надеясь увидеть вещи из
детства. Ничего, только холодный дневной свет, пробивающийся из
пролома крыши. Мрачный, как его душа.
- Пойдем отсюда, пап. Пойдем, а?
- Да, пошли.
- Мне страшно.
- Я вижу. Прости.
- Мне очень страшно.
- Все в порядке. Не надо было сюда приходить.
Три ночи спустя у подножия гор, тянущихся на восток, его разбудили
непонятные звуки. Он лежал в темноте, вытянув руки вдоль тела. Земля
дрожала. Что-то двигалось прямо на них.
- Папа?! Папа?!
- Тс-с-с. Не волнуйся.
- Что это, пап?
Гул приближался, нарастал, все вокруг тряслось. А потом волна
прокатилась под ними, как поезд в тоннеле под землей, и бесследно
канула в темноту. Мальчик - весь в слезах - прижался к нему и спрятал
лицо у него на груди.
- Ш-ш-ш. Все прошло.
- Я боюсь...
- Я знаю. Не бойся. Все в порядке.
- Что это было, пап?
- Землетрясение. Все позади. Обошлось. Ш-ш-ш.
В самые первые годы дороги были забиты беженцами. Закутанные с ног
до головы, в масках, в защитных очках, они брели по дороге или сидели
на обочине, как потерпевшие аварию авиаторы. Горы тряпья на тачках.
Тянут за собой повозки или тележки. Ярким блеском горят глаза.
Безучастные коконы, ковыляющие по тракту, словно переселенцы в
лихорадочном бреду. Бренность мира наконец-то становится очевидной.
Давние проблемы остаются нерешенными, растворяются в ночи. Были - и
нет их. Выключен свет, пусто. Оглянись вокруг. "Вечность" занимает
много времени. Но мальчик знал всему цену: "вечность" - безвременна.
Пока ребенок спал, он сидел около мутного окна в заброшенном доме
и при тусклом предзакатном свете читал старую газету. Курьезы. Забытые
тревоги. В восемь часов первоцвет закрывает лепестки. Время от времени
он смотрел на спящего сына. "Ты сможешь это сделать, когда наступит
час? Сможешь?"
Они расположились прямо на дороге и съели холодные рис и бобы,
которые приготовили еще два дня назад. Уже забродившие. Не нашлось
места, где можно было бы, оставшись незамеченными, разжечь огонь.
Спали в обнимку, закутавшись в зловонные одеяла, в темноте, на холоде.
Он прижал мальчика к себе. Кожа да кости. "Сердце мое, - сказал он. -
Сердце мое". Он понимал, что оказался хорошим отцом. Но понимал также,
что она во многом была права. Говорила, что он цепляется за мальчика,
чтобы не умереть самому. Это правда.
А потом он утратил счет месяцам. Решил, что у них достаточно еды
для перехода через горы, но наверняка сказать невозможно. Преодолеть
перевал на высоте в пять тысяч футов, да еще в такой холод... Повторял,
что спасение ждет их на побережье, и в то же время, шагая в ночи,
знал, что выдавал желаемое за действительное. С большей вероятностью
они просто погибнут в горах, и на этом все закончится.
Дорога привела их к руинам курортного городка. Они продолжали
двигаться строго на юг. Сожженные леса по склонам гор тянулись на
многие мили, а на земле, чего он никак не ожидал, уже лежал снег.
Никаких следов на дороге, ни одного живого существа. Закопченные
валуны среди деревьев, по форме и размеру похожие на медведей. Он
остановился на каменном мосту в том месте, где вода не торопясь
разливалась и, лениво крутясь, превращалась в серую пену. В том месте,
где когда-то наблюдал, как стайка форели резвилась в воде, как на
каменистом дне мелькали тени рыб. Пошли дальше, мальчик устало тащился
позади. Всем телом налегая на тележку, отец толкал ее зигзагами вверх
по склону, Высоко в горах продолжались лесные пожары, и по ночам они
видели яркие оранжевые всполохи там, где огонь отражался в носящихся в
воздухе хлопьях сажи. Становилось все холоднее, приходилось ночь
напролет жечь костер. По утрам, отправляясь в путь, и не думали его
тушить. Обернули ноги кусками дерюги и перевязали бечевкой. Земля была
только-только присыпана снегом, но он понимал, что, если начнется
настоящий снегопад, тележку придется бросить. Уже и так стало трудно
ее толкать, он часто останавливался перевести дух. Доковыляв до
обочины, повернувшись спиной к сыну, стоял, упираясь руками в колени,
и кашлял. Выпрямлялся, из глаз текли слезы. От крови снег превратился
из серого в грязно-розовый.
Устроились на привал под боком огромного валуна: воткнули палки в
землю и натянули на них полиэтилен. Он разжег костер, и они стали
таскать ветки, чтобы хватило на всю ночь. Бросили на снег подстилку из
сухих стеблей болиголова и устроились на ней, завернувшись в одеяла и
допивая остатки какао из старых запасов. Опять пошел снег, мягкие
снежинки падали из темноты. От тепла его разморило. Мальчик вернулся с
новой охапкой веток, его тень промелькнула над отцом. Сквозь
полуопущенные веки он наблюдал, как мальчик подбросил веток в костер.
Огнедышащий дракон, ниспосланный Богом. Искры взвились в небо и
погасли в беззвездной черноте. Не всем предсмертным словам можно
верить. Благословен огонь, хоть и недолговечен.
Проснулся незадолго до наступления рассвета. Костер потух,
остались только угли. Вышел на дорогу. Все вокруг было освещено. Будто
заблудавшееся солнце наконец-то вернулось домой. Снег оранжевый, весь
в блестках. Лесной пожар двигался по сухостою у них над головами,
взвиваясь и переливаясь на фоне туч, будто северное сияние. Он
простоял так довольно долго, не обращая внимания на стужу. Что-то
давно забытое всколыхнулось в груди при виде этого цвета. Прочти
литанию. Запомни.
Наступили настоящие холода. В этом заоблачном мире все застыло в
неподвижности. Над дорогой повис густой запах дыма. Толкал тележку по
снегу. Несколько миль в день. Не представлял, далеко ли до перевала.
Ели по чуть-чуть, постоянно мучил голод. Стоял и смотрел на
раскинувшиеся внизу дали. На ленту реки. Как высоко они уже забрались?
Ему приснилось, что она заболела, а он за ней ухаживает. Во сне
это смахивало на акт самопожертвования, но он отогнал эту мысль. Не
помог он ей, и она умерла в одиночестве, во тьме. Нет никаких других
снов, нет пробуждения, и не о чем рассказывать.
На этой дороге не встретить Божьих избранников. Пропали, остался я
один, и мир исчез вместе с ними. Загадка: чем отличается "никогда" в
настоящем от "никогда" в прошлом?
Темное пятно невидимой луны. Ночи стали немного светлее. Днем
солнце обходит землю, как скорбящая мать со свечой.
На рассвете на обочинах сидели люди - полуживые, в дымящейся
одежде. Будто несостоявшиеся фанатики-самоубийцы. Другие старались им
помочь. Год спустя на мостах жгли костры и раздавались безумные
песнопения. Крики жертв. Днем вдоль дороги стояли стеной колья с
телами. В чем их вина? Подумал, что за всю историю человечества
наказаний было больше, чем преступлений. Слабое утешение.
Дышать становилось все труднее, решил, что до перевала рукой
подать. Может, завтра доберутся. Завтра наступило и закончилось, а до
перевала они так и не дошли. Снегопад прекратился, но волочь тележку
по глубокому, дюймов шесть, снегу сил не было. Он сказал себе, что
придется, наверно, ее бросить. Интересно, сколько они смогут на себе
унести? Остановился, посмотрел вдаль. Пепел падал на снег, пока все не
почернело.
За каждым поворотом ему чудилось, что они у цели. Однажды вечером
он остановился, огляделся и понял: вот и перевал. Расстегнул куртку на
шее, и опустил капюшон, и стал вслушиваться. Шум ветра в стеблях
сухого болиголова. Пустая парковка рядом с обзорной площадкой. Мальчик
стоял сбоку. Он сам однажды зимой там стоял, только со своим отцом,
много лет назад.
- Что это, пап?
- Перевал. Мы дошли.
Утром они продолжили путь. Жуткий холод. В середине дня опять
пошел снег. Привал устроили раньше обычного, и залегли под навесом из
полиэтилена, и смотрели, как падают снежинки в костер. К утру снега
навалило по колено, но небо расчистилось, и стало так тихо, что можно
было различить биение собственных сердец. Навалил сучьев на угли,
раздул огонь и поковылял по сугробам выкапывать тележку. Перебрал
банки, пошел назад. Потом они с мальчиком сидели у костра и доедали
последние крекеры с сосисками из алюминиевой банки. В кармане своего
рюкзака он обнаружил ополовиненный пакетик с порошком какао, развел
его для сына, а себе налил кипятку, сел и стал дуть на край кружки.
- Ты ведь обещал так не делать, пап.
- Чего не делать?
- Сам знаешь.
Вылил кипяток обратно в кастрюлю, забрал у сына кружку, отлил себе
чуть-чуть какао и вернул кружку.
- Все время приходится за тобой следить.
- Да, нехорошо.
- Если ты не держишь слово в мелочах, то обязательно нарушишь в
главном. Ты сам так сказал.
- Знаю, знаю. Больше не буду.
Преодолев перевал, весь день с трудом спускались по южному склону.
Несколько раз тележка застревала в глубоком снегу. Тогда он, одной
рукой таща ее за собой и размахивая для равновесия другой, прокладывал
дорогу по сугробам. Где угодно, но только не здесь, в горах, можно
найти что-нибудь подходящее, чтобы сделать санки, будь то старый
придорожный знак или лист кровельного железа. Обернутые кусками дерюги
ноги промокли насквозь, высушить их или согреть возможности не было.
Время от времени он опирался на тележку отдышаться, а мальчик стоял и
терпеливо ждал. Откуда-то сверху донесся громкий треск. Потом еще раз.
"Дерево упало, всего навсего. Не бойся", - успокоил он мальчика. Тот
всматривался в мертвые деревья по краям дороги.
- Не бойся. Все деревья свалятся рано или поздно, но не на нас.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю, и все.
Один раз наткнулись на огромный завал из деревьев. Пришлось все из
тележки вытряхивать и по отдельности перетаскивать и ее, и вещи через
поваленные деревья, а потом укладывать все обратно. Мальчик нашел
игрушки, про которые уже давно забыл. Достал желтую машинку, примостил
ее поверх узла, так и тронулись в путь.
Вблизи дороги на противоположной стороне замерзшего ручья увидели
пригорок. Расположились там на ночлег. Ветер унес весь пепел с черного
как уголь льда, и ручей напоминал высеченную в базальте дорогу,
вьющуюся в лесу. Дрова для костра собирали на северном склоне - там
было посуше. Валили целые деревья и затем оттаскивали к месту привала.
Развели огонь, натянули полиэтилен и развесили на кольях вокруг костра
одежду, от которой скоро пошел пар и вонь. Сами сидели голышом,
завернувшись в одеяла, согревались, он упер ноги мальчика себе в живот
и грел их теплом своего тела.
Ночью ребенок проснулся весь в слезах, отец крепко прижал его к
себе.
- Ш-ш-ш. Все хорошо.
- Мне приснился плохой сон.
- Я так и подумал.
- Рассказать?
- Если хочешь.
- У меня был заводной пингвин. Такой, знаешь, который машет
крыльями и смешно переваливается. Мы сидели в нашем старом доме, а он
появился из-за угла. Но его ведь никто не заводил! Стало так страшно!
- Еще бы.
- Намного страшнее, чем я тебе рассказываю.
- Знаю, сны иногда бывают очень страшными.
- А почему он мне приснился?
- Этого я не знаю. Но теперь уже нечего бояться. Я подкину веток в
костер, а ты постарайся уснуть.
Мальчик помолчал, а потом сказал:
- А у него даже заводной ключ не поворачивался.
Понадобилось четыре с лишним дня, чтобы преодолеть заснеженный
склон горы. Да и потом еще кое-где попадались скопления снега на
особенно крутых поворотах, а сама дорога была черная и мокрая из-за
того, что сверху потоками сползала жидкая грязь; в некоторых местах
она затопила полотно дороги и текла вниз по откосу.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4