https://wodolei.ru/catalog/mebel/
Я думаю, что...
– Каких брильянтов? – перебил я его.
Так оно и шло. Он тряс меня крепче, чем Джервис, так как был более опытен и искусен. Он не лгал, был последователен и настойчив, как надоедливая пчела. Принесли воду – графин и стакан. Я наполнил стакан и жадно выпил. Затем налил еще.
Бранскилл наблюла за мной.
– Может, хватит? – спросил он.
Я кивнул. Он аккуратно взял стакан двумя пальцами и вынес его из комнаты. Вернувшись, он с сожалением посмотрел на меня.
Я не думал, что вы так легко попадетесь. Вы должны знать, что мы не можем снять с вас отпечатки пальцев, пока не предъявлено формальное обвинение. Почему вы позволили это сделать?
– Я устал...
– Это плохо, – произнес он с сочувствием. – Ладно, вернемся к нашим брильянтам...
Через некоторое время в комнату вошел Джервис и кивком головы подозвал Бранскилла. Они стояли у двери и вполголоса о чем-то говорили. Потом Бранскилл повернулся ко мне и сказал:
– Послушайте, Риарден. Мы вас заарканили. У нас достаточно улик, чтобы засадить вас лет на десять. Но если вы поможете найти брильянты, это облегчит вашу участь.
– Какие брильянты? – в который раз спросил я усталым голосом.
Он сжал губы.
– Ладно. Пошли со мной.
Я двинулся из комнаты, как начинка в бутерброде, между ним и Джервисом. Они препроводили меня в большое помещение, где находилось около десятка человек, стоявших у стены. Джервис сказал:
– Нет нужды объяснять вам, в чем дело, Риарден. Но таков закон. Это – опознание. Три свидетеля должны вас увидеть. Становитесь в этот ряд, куда хотите, и можете поменять место в промежутке между свидетелями. Понятно?
Я кивнул и, подойдя к стене, стал третьим среди стоявших там людей. После некоторой паузы в комнату вошла маленькая пожилая женщина, вероятно, чья-то любимая мама. Она прошлась вдоль ряда, затем подошла и ткнула мне рукой в грудь.
– Вот этот.
Я ее видел впервые.
Она вышла. Я оставался на том же месте – менять его смысла не было. Я уже понял, что, как выразился Бранскилл, меня заарканили.
Следующий – молодой человек лет восемнадцати, – сразу же подошел ко мне и сказал:
– Это он. Он это сделал.
У третьего свидетеля тоже сомнений не было. Не успел он войти, как уже завопил:
– Вот, вот этот негодяй! Ну, приятель, надеюсь, ты здесь теперь по гроб жизни! – Уходя, он время от времени прикладывал руку к затылку. Это был почтальон – далеко не на волоске от смерти, как уверял Джервис.
Опознание закончилось. Меня отвели обратно. По дороге я сказал Джервису:
– Вы просто чудодей. Как это вам удалось так быстро вернуть к жизни почтальона?
Он остро взглянул на меня, и улыбка расплылась на его лице.
– А откуда вы знаете, что это почтальон?
Я пожал плечами. Моя песенка все равно была спета, как ни крути. Я спросил Бранскилла:
– Какой же подлец заложил меня?
Его лицо приняло невозмутимое выражение.
– Будем говорить так: – мы получили информацию, и все. Завтра вам предъявят обвинение, Риарден, и скоро вы окажетесь перед судом. О вашем адвокате я позабочусь.
– Благодарю, – сказал я. – Как его зовут?
– Господи, ну и хладнокровие у вас. Ваш адвокат – мистер Маскелл.
– Еще раз благодарю.
Бранскилл свистнул сержанта, который препроводил меня в камеру. Там мне дали еды, после чего я растянулся на койке и тут же заснул.
День был тяжелым.
Глава вторая
1
Маскелл оказался невысоким полным человеком с умными карими глазами и очень гордым и независимым видом. Его представили мне незадолго до предъявления обвинения, и он нисколько не смутился тем обстоятельством, что ему придется работать с уголовником. Юриспруденция вообще странная профессия, обыденная мораль с трудом уживается с ней. Респектабельный и популярный адвокат как тигр борется за своего клиента – убийцу и насильника, и будет принимать искренние поздравления, если того оправдают. А потом, вернувшись домой, сядет сочинять письмо в редакцию газеты «Таймс» о росте преступности. Шизофреническая профессия.
Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:
– Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача – вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.
Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:
– Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, – начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, – значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.
Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:
– О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.
В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия – нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании «Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед», на сумму 173000 фунтов стерлингов.
Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, – если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:
– Ну, что теперь?
– Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. – Он потер подбородок. – Тут такая сумма замешана... Нашли они брильянты?
– Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.
– Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.
Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.
– Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.
– Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? – спросил судья.
– Безусловно, – твердо сказал Бранскилл. – И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.
Тут он немного перестарался.
– Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? – спросил судья с вежливым недоумением. – Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.
Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.
Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.
– Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.
Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален – ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного – он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.
Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.
Я собрался ему ответить, но он поднял руку.
– Об этом потом. Сначала вот, что. У вас есть деньги?
– Около ста пятидесяти фунтов. Я, правда, не заплатил по счету в отеле, не успел. Мне не хотелось бы жалоб из отеля, так что в моем распоряжении, скажем, фунтов сто.
Маскелл кивнул.
– Вы, наверное, знаете, что мне оплата этого дела гарантирована. Но защищать вас в суде должен защитник, а защитники, особенно такого ранга, который понадобится в вашем случае, стоят дорого. Сто фунтов – сумма явно для этого недостаточная.
Я пожал плечами.
– К сожалению, это все, чем я располагаю. – Это было не совсем так, но я прекрасно понимал, что никакой защитник не поможет мне в этом деле, так что не имело смысла бросать деньги на ветер.
– Понятно. Что ж, в таком случае вам назначат защитника в суде. Только уж не по вашему выбору. Впрочем, я постараюсь, используя свое влияние, нажать кое на какие пружины, и, может, вам достанется нужный человек. – Он взял папку и раскрыл ее. – А теперь расскажите мне подробно как провели то утро. – Он помолчал. – Мне, в частности, уже известно, что вы тогда не завтракали в отеле.
– Я плохо спал ночью, поэтому встал рано и вышел погулять.
Маскелл вздохнул.
– Куда же вы направились, мистер Риарден?
Я подумал.
– Я направился в Гайд-парк и дошел до Круглого пруда. Там расположен Кенсингтонский дворец, – интересное здание. К сожалению в тот ранний час он был еще закрыт.
– Я понимаю, что рано утром в Гайд-парке и в Кенсингтон-гарденс народу немного. И все же, говорили вы с кем-нибудь по дороге? Расспрашивали о чем-нибудь? О времени открытия дворца, например?
– Да нет, некого было расспрашивать.
– Хорошо. Что вы делали дальше?
– Я вернулся на угол Гайд-парка и затем пошел к Грин-парку. Затем по Бонд-стрит к Оксфорд-стрит; шел и глазел на витрины.
– Это в какое время было?
– Точно не знаю. Что-то девять пятнадцать, может быть. Я ведь просто так прогуливался. Посмотрел на Берлингтонскую аркаду, потом опять по Бонд-стрит. Смотрел на витрины, как я сказал. Замечательно. Ничего подобного в Южной Африке нет.
– И ни с кем не разговаривали?
– Если в я знал, что мне понадобится алиби, то, конечно, поговорил бы, – сокрушенно сказал я.
– Разумеется, – сказал Маскелл. – Итак, вы пришли на Оксфорд-стрит. Дальше что?
– Так. Я ведь не завтракал, так что нашел какую-то забегаловку, взял несколько бутербродов, пива. Поговорил с барменом, ирландцем. Он должен помнить меня.
– И когда это было?
– Наверное, после десяти. Заведение-то ведь уже открылось. Скажем, десять тридцать.
– Это алиби запоздало, – сказал Маскелл. – Оно не имеет значения. – Он взглянул на бумагу, вынутую им из папки. – Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей, и у них есть, чем подкрепить ее. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Нужно ли мне напоминать вам о нежелательности лжи в разговоре со мной, вашим адвокатом?
– Я не лгу, – возмутился я.
Он заговорил серьезным тоном:
– Мистер Риарден, позвольте мне сказать вам, что вы в чрезвычайно опасном положении. Я полагаю, что во время суда вы будете настаивать на своей невиновности, но улики против вас таковы, что вы проиграете дело. Общественное мнение весьма обеспокоено преступлениями с применением насилия, и это отразится на суровости приговора. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Как юрист, я сейчас не могу предсказать результат процесса, но хочу сказать вам следующее: если брильянты будут возвращены и вы признаете себя виновным, суд может проявить снисходительность и, по моему мнению, вам дадут не больше, чем пять лет, а, может быть, даже три. Вы сможете сократить этот срок примерным поведением и выйти на свободу всего через два года.
С другой стороны, если брильянты не будут возвращены, а вы не признаете себя виновным, судья использует закон на всю катушку, выражаясь разговорным языком. Он запрет вас в камере, а ключ забросит в море. Полагаю, что вы получите не меньше четырнадцати лет. Поверьте, у меня большой опыт в таких делах, и я не любитель трепать языком. – Он откашлялся. – Ну, что вы теперь скажете, мистер Риарден? Что будем делать?
– Единственные брильянты, которые я видел в то утро, лежали в витринах магазинов на Бонд-стрит, – сказал я отчетливо.
Он долго смотрел на меня, потом покачал головой.
– Очень хорошо, – сказал он тихо. Я займусь своими делами и вашими – но без особой надежды на успех. Предупреждаю вас, что в распоряжении полиции такие улики, что защите их будет очень трудно опровергнуть.
– Я не виновен, – упрямо повторил я.
Он ничего не сказал, собрал свои бумаги и вышел из комнаты, не оглядываясь.
2
И вот я очутился на скамье подсудимых в Главном уголовном суде, Олд-Бейли. Там было много помпы, этикета, мантий, париков, поклонов и знаков почтения, – и я, вылезший из чрева Земли на скамью подсудимых, словно царь демонов в пантомиме, сразу привлек к себе внимание. Впрочем, у меня был соперник – Судья. Складывалось впечатление, что если человеку выпадает сидеть на председательской скамье, то он чувствует себя обязанным стать записным шутником и из всех сил старается заставить всех покатываться со смеха от своего остроумия. Хуже, чем судья, выступают, по моим воспоминаниям, только в мюзик-холле. Впрочем, это как-то рассеивает мрачную атмосферу зала. Кроме того, главный комик настроен обычно не предвзято – его шуточки целят и в обвинение, и в защиту в одинаковой степени. В общем, мне все это даже понравилось, и я смеялся вместе со всеми.
Маскелл, конечно, был в зале, но его роль сводилась к минимуму. Защиту вел человек по имени Роллинс. Незадолго до суда Маскелл еще раз попытался убедить меня в том, что я должен признать себя виновным. Он сказал:
– Мистер Риарден, я хочу, чтобы вы еще раз продумали последствия проигрыша вашего дела. Помимо того, что вы получите большой срок, есть еще кое-какие обстоятельства. Заключенные, имеющие длительные сроки, всегда считаются особо опасными, – прежде всего те, за которые предполагается финансовое обеспечение. При отсутствии брильянтов на сумму 173000 фунтов вы, несомненно, попадете в эту категорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Каких брильянтов? – перебил я его.
Так оно и шло. Он тряс меня крепче, чем Джервис, так как был более опытен и искусен. Он не лгал, был последователен и настойчив, как надоедливая пчела. Принесли воду – графин и стакан. Я наполнил стакан и жадно выпил. Затем налил еще.
Бранскилл наблюла за мной.
– Может, хватит? – спросил он.
Я кивнул. Он аккуратно взял стакан двумя пальцами и вынес его из комнаты. Вернувшись, он с сожалением посмотрел на меня.
Я не думал, что вы так легко попадетесь. Вы должны знать, что мы не можем снять с вас отпечатки пальцев, пока не предъявлено формальное обвинение. Почему вы позволили это сделать?
– Я устал...
– Это плохо, – произнес он с сочувствием. – Ладно, вернемся к нашим брильянтам...
Через некоторое время в комнату вошел Джервис и кивком головы подозвал Бранскилла. Они стояли у двери и вполголоса о чем-то говорили. Потом Бранскилл повернулся ко мне и сказал:
– Послушайте, Риарден. Мы вас заарканили. У нас достаточно улик, чтобы засадить вас лет на десять. Но если вы поможете найти брильянты, это облегчит вашу участь.
– Какие брильянты? – в который раз спросил я усталым голосом.
Он сжал губы.
– Ладно. Пошли со мной.
Я двинулся из комнаты, как начинка в бутерброде, между ним и Джервисом. Они препроводили меня в большое помещение, где находилось около десятка человек, стоявших у стены. Джервис сказал:
– Нет нужды объяснять вам, в чем дело, Риарден. Но таков закон. Это – опознание. Три свидетеля должны вас увидеть. Становитесь в этот ряд, куда хотите, и можете поменять место в промежутке между свидетелями. Понятно?
Я кивнул и, подойдя к стене, стал третьим среди стоявших там людей. После некоторой паузы в комнату вошла маленькая пожилая женщина, вероятно, чья-то любимая мама. Она прошлась вдоль ряда, затем подошла и ткнула мне рукой в грудь.
– Вот этот.
Я ее видел впервые.
Она вышла. Я оставался на том же месте – менять его смысла не было. Я уже понял, что, как выразился Бранскилл, меня заарканили.
Следующий – молодой человек лет восемнадцати, – сразу же подошел ко мне и сказал:
– Это он. Он это сделал.
У третьего свидетеля тоже сомнений не было. Не успел он войти, как уже завопил:
– Вот, вот этот негодяй! Ну, приятель, надеюсь, ты здесь теперь по гроб жизни! – Уходя, он время от времени прикладывал руку к затылку. Это был почтальон – далеко не на волоске от смерти, как уверял Джервис.
Опознание закончилось. Меня отвели обратно. По дороге я сказал Джервису:
– Вы просто чудодей. Как это вам удалось так быстро вернуть к жизни почтальона?
Он остро взглянул на меня, и улыбка расплылась на его лице.
– А откуда вы знаете, что это почтальон?
Я пожал плечами. Моя песенка все равно была спета, как ни крути. Я спросил Бранскилла:
– Какой же подлец заложил меня?
Его лицо приняло невозмутимое выражение.
– Будем говорить так: – мы получили информацию, и все. Завтра вам предъявят обвинение, Риарден, и скоро вы окажетесь перед судом. О вашем адвокате я позабочусь.
– Благодарю, – сказал я. – Как его зовут?
– Господи, ну и хладнокровие у вас. Ваш адвокат – мистер Маскелл.
– Еще раз благодарю.
Бранскилл свистнул сержанта, который препроводил меня в камеру. Там мне дали еды, после чего я растянулся на койке и тут же заснул.
День был тяжелым.
Глава вторая
1
Маскелл оказался невысоким полным человеком с умными карими глазами и очень гордым и независимым видом. Его представили мне незадолго до предъявления обвинения, и он нисколько не смутился тем обстоятельством, что ему придется работать с уголовником. Юриспруденция вообще странная профессия, обыденная мораль с трудом уживается с ней. Респектабельный и популярный адвокат как тигр борется за своего клиента – убийцу и насильника, и будет принимать искренние поздравления, если того оправдают. А потом, вернувшись домой, сядет сочинять письмо в редакцию газеты «Таймс» о росте преступности. Шизофреническая профессия.
Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:
– Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача – вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.
Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:
– Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, – начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, – значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.
Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:
– О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.
В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия – нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании «Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед», на сумму 173000 фунтов стерлингов.
Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, – если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:
– Ну, что теперь?
– Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. – Он потер подбородок. – Тут такая сумма замешана... Нашли они брильянты?
– Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.
– Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.
Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.
– Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.
– Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? – спросил судья.
– Безусловно, – твердо сказал Бранскилл. – И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.
Тут он немного перестарался.
– Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? – спросил судья с вежливым недоумением. – Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.
Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.
Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.
– Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.
Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален – ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного – он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.
Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.
Я собрался ему ответить, но он поднял руку.
– Об этом потом. Сначала вот, что. У вас есть деньги?
– Около ста пятидесяти фунтов. Я, правда, не заплатил по счету в отеле, не успел. Мне не хотелось бы жалоб из отеля, так что в моем распоряжении, скажем, фунтов сто.
Маскелл кивнул.
– Вы, наверное, знаете, что мне оплата этого дела гарантирована. Но защищать вас в суде должен защитник, а защитники, особенно такого ранга, который понадобится в вашем случае, стоят дорого. Сто фунтов – сумма явно для этого недостаточная.
Я пожал плечами.
– К сожалению, это все, чем я располагаю. – Это было не совсем так, но я прекрасно понимал, что никакой защитник не поможет мне в этом деле, так что не имело смысла бросать деньги на ветер.
– Понятно. Что ж, в таком случае вам назначат защитника в суде. Только уж не по вашему выбору. Впрочем, я постараюсь, используя свое влияние, нажать кое на какие пружины, и, может, вам достанется нужный человек. – Он взял папку и раскрыл ее. – А теперь расскажите мне подробно как провели то утро. – Он помолчал. – Мне, в частности, уже известно, что вы тогда не завтракали в отеле.
– Я плохо спал ночью, поэтому встал рано и вышел погулять.
Маскелл вздохнул.
– Куда же вы направились, мистер Риарден?
Я подумал.
– Я направился в Гайд-парк и дошел до Круглого пруда. Там расположен Кенсингтонский дворец, – интересное здание. К сожалению в тот ранний час он был еще закрыт.
– Я понимаю, что рано утром в Гайд-парке и в Кенсингтон-гарденс народу немного. И все же, говорили вы с кем-нибудь по дороге? Расспрашивали о чем-нибудь? О времени открытия дворца, например?
– Да нет, некого было расспрашивать.
– Хорошо. Что вы делали дальше?
– Я вернулся на угол Гайд-парка и затем пошел к Грин-парку. Затем по Бонд-стрит к Оксфорд-стрит; шел и глазел на витрины.
– Это в какое время было?
– Точно не знаю. Что-то девять пятнадцать, может быть. Я ведь просто так прогуливался. Посмотрел на Берлингтонскую аркаду, потом опять по Бонд-стрит. Смотрел на витрины, как я сказал. Замечательно. Ничего подобного в Южной Африке нет.
– И ни с кем не разговаривали?
– Если в я знал, что мне понадобится алиби, то, конечно, поговорил бы, – сокрушенно сказал я.
– Разумеется, – сказал Маскелл. – Итак, вы пришли на Оксфорд-стрит. Дальше что?
– Так. Я ведь не завтракал, так что нашел какую-то забегаловку, взял несколько бутербродов, пива. Поговорил с барменом, ирландцем. Он должен помнить меня.
– И когда это было?
– Наверное, после десяти. Заведение-то ведь уже открылось. Скажем, десять тридцать.
– Это алиби запоздало, – сказал Маскелл. – Оно не имеет значения. – Он взглянул на бумагу, вынутую им из папки. – Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей, и у них есть, чем подкрепить ее. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Нужно ли мне напоминать вам о нежелательности лжи в разговоре со мной, вашим адвокатом?
– Я не лгу, – возмутился я.
Он заговорил серьезным тоном:
– Мистер Риарден, позвольте мне сказать вам, что вы в чрезвычайно опасном положении. Я полагаю, что во время суда вы будете настаивать на своей невиновности, но улики против вас таковы, что вы проиграете дело. Общественное мнение весьма обеспокоено преступлениями с применением насилия, и это отразится на суровости приговора. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Как юрист, я сейчас не могу предсказать результат процесса, но хочу сказать вам следующее: если брильянты будут возвращены и вы признаете себя виновным, суд может проявить снисходительность и, по моему мнению, вам дадут не больше, чем пять лет, а, может быть, даже три. Вы сможете сократить этот срок примерным поведением и выйти на свободу всего через два года.
С другой стороны, если брильянты не будут возвращены, а вы не признаете себя виновным, судья использует закон на всю катушку, выражаясь разговорным языком. Он запрет вас в камере, а ключ забросит в море. Полагаю, что вы получите не меньше четырнадцати лет. Поверьте, у меня большой опыт в таких делах, и я не любитель трепать языком. – Он откашлялся. – Ну, что вы теперь скажете, мистер Риарден? Что будем делать?
– Единственные брильянты, которые я видел в то утро, лежали в витринах магазинов на Бонд-стрит, – сказал я отчетливо.
Он долго смотрел на меня, потом покачал головой.
– Очень хорошо, – сказал он тихо. Я займусь своими делами и вашими – но без особой надежды на успех. Предупреждаю вас, что в распоряжении полиции такие улики, что защите их будет очень трудно опровергнуть.
– Я не виновен, – упрямо повторил я.
Он ничего не сказал, собрал свои бумаги и вышел из комнаты, не оглядываясь.
2
И вот я очутился на скамье подсудимых в Главном уголовном суде, Олд-Бейли. Там было много помпы, этикета, мантий, париков, поклонов и знаков почтения, – и я, вылезший из чрева Земли на скамью подсудимых, словно царь демонов в пантомиме, сразу привлек к себе внимание. Впрочем, у меня был соперник – Судья. Складывалось впечатление, что если человеку выпадает сидеть на председательской скамье, то он чувствует себя обязанным стать записным шутником и из всех сил старается заставить всех покатываться со смеха от своего остроумия. Хуже, чем судья, выступают, по моим воспоминаниям, только в мюзик-холле. Впрочем, это как-то рассеивает мрачную атмосферу зала. Кроме того, главный комик настроен обычно не предвзято – его шуточки целят и в обвинение, и в защиту в одинаковой степени. В общем, мне все это даже понравилось, и я смеялся вместе со всеми.
Маскелл, конечно, был в зале, но его роль сводилась к минимуму. Защиту вел человек по имени Роллинс. Незадолго до суда Маскелл еще раз попытался убедить меня в том, что я должен признать себя виновным. Он сказал:
– Мистер Риарден, я хочу, чтобы вы еще раз продумали последствия проигрыша вашего дела. Помимо того, что вы получите большой срок, есть еще кое-какие обстоятельства. Заключенные, имеющие длительные сроки, всегда считаются особо опасными, – прежде всего те, за которые предполагается финансовое обеспечение. При отсутствии брильянтов на сумму 173000 фунтов вы, несомненно, попадете в эту категорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31