И кровь у нее опять пылала в жилах. И мыслительные процессы были не в лучшем состоянии. Она едва успела прикусить язык, чтобы не прошептать, что тоже по нему скучала.— Питер! — радостно вскрикнула она. — Ты вернулся! Я так и решила, что розы были от тебя, хоть ты и забыл подписать карточку.Дэмион буркнул что-то отрывистое и невежливое.— Ты прекрасно знаешь, что это не Питер, — резко сказал он. — Почему ты не ответила на мое приглашение, Санди?— А с чего это я стану отвечать на такую высокомерную записку? Почему ты не подписался? Ты считаешь, что, кроме тебя, меня никто не приглашает?— Нет, — ответил он. — Но я надеялся, что я единственный, кто для тебя важен.Она задержала дыхание в ожидании его ответа и теперь шумно выдохнула в трубку.— Так же, как я важна тебе, Дэмион? Настолько важна, что в течение двух дней после того, как мы впервые любили друг друга, ты был слишком занят, чтобы мне позвонить?— Санди, это был особый случай. Позволь мне с тобой встретиться, и я объясню…— Я и так все понимаю, Дэмион. — Ее гнев вдруг куда-то испарился, оставив после себя только усталость и опустошенность. — Когда речь идет о кино, случаи всегда особые.— Не говори мне, что у тебя на работе никогда не бывает кризисов. Наверняка случается, что потребности твоих пациентов оказываются важнее всего остального. Так и должно быть, если ты настоящий профессионал и любишь свою работу.— Конечно, у нас в клинике бывают кризисы, — согласилась Санди. — Но они редко продолжаются в течение двух дней и случаются крайне редко. А киноиндустрия существует в состоянии постоянного и непрерывного кризиса.Наступило недолгое молчание.— Это не телефонный разговор, Санди. Нам надо разобраться слишком со многими недоразумениями. Ты будешь дома завтра вечером?Ее сердце нашептывало ей единственно правильный ответ, что она всегда будет дома для него, но ее ум оставался более практичным. После одной только ночи с Дэмионом она чуть не умерла от боли. А что произойдет, если она допустит, чтобы их отношения продолжались? Как она переживет неизбежный разрыв, если позволит себе еще сильнее привязаться к Дэмиону?— Нет, Дэмион, — твердо сказала она. — Завтра вечером меня дома не будет.Санди повесила трубку и переключила телефон на режим автоответчика. Потом продемонстрировала себе, какой может быть благоразумной: рыдала целый час и незаметно заснула.
Санди была в восторге, когда ее мать выписалась из больницы в назначенный срок и достаточно демонстративно возвратилась в свой любимый номер в отеле «Бел Эйр». Четыре медсестры и два врача не жалели сил и времени, чтобы она всегда получала необходимые внимание и заботу, и Габриэла быстро поправлялась. Ее покоряющая красота скоро восстановилась, хотя физических сил ей все еще не хватало.Вскоре после выписки она пригласила Санди пообедать у нее в номере. Идти куда-то нет никакого смысла, объявила Габриэла, раз ей не разрешают есть ничего, что походило бы на настоящую еду. Санди, которая в последнее время совершенно не замечала, что именно кладет в рот, апатично согласилась, что обед в номере ее вполне устроит.Габриэла заказала отварную грудку цыпленка с рисом и морковным пюре. Санди, у которой не было энергии выбрать что-то другое, присоединилась к ее выбору.— Еда для младенцев, — фыркнула Габриэла, когда им доставили обед.Взявшись за вилку, она положила кусочек цыпленка в рот, стараясь не встречаться взглядом с дочерью. У Санди появилось странное впечатление, будто ее мать, которая, конечно же, была одной из самых уверенных в себе женщин мира, чувствует себя неловко.— Сегодня днем ко мне заходил Дэмион Тэннер, — неожиданно объявила Габриэла.Санди с досадой почувствовала, что краснеет. Казалось, что она не встречается с ним уже страшно давно, и тем не менее всякий раз, когда кто-нибудь упоминал его имя, у нее начинали подгибаться ноги.Она взяла хлебную палочку и резко откусила.— Вот как? — сказала она, отчаянно стараясь говорить небрежно. — Очень мило. Его новый фильм уже запущен?— Понятия не имею. Я помню даты съемок собственного фильма, и этого с меня больше чем достаточно.Габриэла отпила глоток воды, и Санди стала нетерпеливо ждать, чтобы мать продолжила рассказ. Она была равнодушна к еде и питью, но жаждала известий о Дэмионе.— Мне нравится твоя новая прическа, — сказала Габриэла, страшно раздосадовав Санди. — Линия мягкая, но все равно идет к твоим классическим чертам лица. И платье на тебе тоже очень привлекательное. Этот нежный оттенок сиреневого подчеркивает цвет твоих глаз и свежесть кожи.— Да? — Санди встала из-за стола и начала взволнованно ходить по комнате. — Я рада, что тебе понравилось мое платье, — сказала она. — Я решила, что мой гардероб необходимо сделать немного интереснее.— В кои-то веки наши мнения сходятся, — сухо заметила Габриэла.Санди начала мять пальцами салфетку, а потом, поймав себя на этом, швырнула ее на стул.— А… э-э… Дэмион рассказал тебе что-нибудь интересное, когда был сегодня у тебя?— О да, конечно же! Что за странный вопрос! Дэмион всегда бывает очень интересным собеседником.— Он… он что-нибудь говорил обо мне? — упрямо спросила Санди, чувствуя, как пылают ее лицо и шея.— Уверена, что говорил, — отозвалась Габриэла. — Было бы странно, если бы он пришел меня навестить и не упомянул твоего имени. Скажи, что ты думаешь о моем пеньюаре? Правда, очень интересный голубой цвет? Я пытаюсь решить, не заказать ли мне платье такого же цвета.— Чудесный оттенок, — сказала Санди, удрученно опускаясь на стул. — Но тебе всегда очень идет голубой. Тебе вообще все цвета к лицу.Габриэла взглянула на дочь, и ее губы тронула чуть заметная улыбка.— А вот в этом, милая моя девочка, ты сильно ошибаешься. Есть масса фасонов и цветов, в которых я выгляжу просто ужасно. Просто у меня хватает благоразумия не надевать такие вещи, которые не льстят моей внешности.— Никакого благоразумия у тебя нет, — мрачно сказала Санди. — В нашей семье благоразумной всегда была я.— Ну а это, милочка, как посмотреть. Между прочим, меня пригласили участвовать в программе Марка Клайна в среду утром. Ты обязательно должна посмотреть эту передачу.Санди подняла голову, немного удивившись сообщению матери.— Ты обычно не любишь появляться в прямом эфире. Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь?— Совершенно уверена. — Габриэла снова улыбнулась. Она закончила обедать и казалась весьма довольной собой. — Возьмешь что-нибудь на десерт? — спросила она.— Да! — бесшабашно решила Санди, готовясь выслушать от матери длинную лекцию о вреде животного жира и сахара. — Я хочу мороженое с шоколадной подливкой и двойной порцией сбитых сливок и орехов.— Ну, тогда обязательно закажи, — неожиданно сказала Габриэла. — Хотя лично я никогда не замечала, чтобы шоколад помогал при разбитом сердце.Санди направилась к телефону и молча набрала номер ресторана. У нее хватило ума не спрашивать, что имеет в виду мать.В среду Санди сидела за завтраком, когда вдруг вспомнила, что в этот день ее мать должна была участвовать в программе Марка Клайна. Она взяла чашку кофе и прошла в гостиную к телевизору. Семь сорок пять. Программа началась уже пятнадцать минут назад.— Здравствуйте еще раз. — Благообразное лицо Марка Клайна приветственно улыбалось с экрана. — Сегодня мы счастливы приветствовать у нас великую актрису и знаменитую кинозвезду. Габриэла Барини недавно перенесла небольшую операцию и на следующей неделе начинает работу над новым фильмом. — Марк Клайн повернулся к своей гостье, и камера показала дивное светящееся лицо Габриэлы. — Расскажите нам о вашем новом фильме, — попросил он. — Насколько я понял, ваша новая роль будет немного необычной.Габриэла одарила его одной из своих ослепительных улыбок.— Мой новый фильм действительно очень интересен, — сказала она. Даже по телевизору ощущалось, как в ее голосе бьется обещание страсти. В отличие от некоторых звезд она прекрасно умела держаться во время интервью. — Но сегодня я слишком счастлива, чтобы говорить о моих профессиональных планах. Сегодня мне хотелось бы выступить не в роли актрисы, а в качестве матери!Ресницы ее затрепетали — Габриэла каким-то чудом превратилась в воплощение материнской гордости. Глядя на экран, Санди ощутила, что у нее вдруг оборвалось сердце в предчувствии надвигающейся катастрофы.— Я говорю о моей дочери Алессандре Хоукинс, рожденной от моего брака с Ричардом Хоукинсом. — Габриэла доверительно понизила голос. Ее теплая манера приглашала десять миллионов телезрителей разделить с ней секреты ее семейной жизни. — В некотором отношении я в душе — типичная мать, и при этом придерживающаяся старомодных правил. Так что можете представить себе, с какой радостью я объявляю о том, что моя дорогая дочь собирается выйти замуж.— Выйти замуж! — слегка растерянно воскликнул Марк Клайн. Было заметно, что интервью идет совсем не так, как он задумал.Санди рухнула в ближайшее кресло. Видя самодовольное лицо матери, она не сомневалась в том, что худшее еще впереди.— Да! — Габриэла сентиментально вздохнула. — На следующей неделе моя дочь выходит замуж за Дэмиона Тэннера. Они любят друг друга! Так трогательно видеть их вместе!Санди обхватила обеими руками чашку с остывающим кофе, а потом наклонилась вперед и с крайней осторожностью поставила ее на стол. Закончив это важное дело, она резко вскочила и яростно заорала, обращаясь к изображению матери на телеэкране.— Ты что, с ума сошла? — кричала она на мать. — Уж не вырезал ли доктор Мэ-тьюс у тебя не только желчный пузырь, но и мозги? Как ты могла устроить мне такое? Как ты могла быть такой жестокой?Тут она поняла, что за всем своим криком пропустила по крайней мере три вопроса Марка Клайна. Она замолчала и как раз успела услышать, что мать объясняет: несмотря на то, что церемония будет очень скромной, только для близких, все уже запланировано, а «милая Алессандра» собирается как раз сегодня днем идти покупать подвенечное платье. Если верить Габриэле, то «милая Алессандра» собирается быть в белом и держать букет из бледно-розовых полураспущенных роз.— Моя дочь очень консервативна, конечно, — пробормотала Габриэла. — Она хочет, чтобы в ее браке все было традиционным. У нее в жизни будет только один любимый, и я глубоко счастлива, что им оказался такой интересный и необычный человек.В глазах Санди потемнело от ярости. Она стремительно кинулась к телевизору и злобно его отключила. Еще несколько секунд невероятной лжи матери — и она за себя не отвечает. Целых пять минут она блаженствовала, решая, будет ли варить мать в кипящем масле или отдаст на растерзание хищным волкам, а потом отправилась на кухню, налила себе большой стакан воды и залпом его осушила.Начал звонить телефон, но Санди не стала снимать трубку. Она не могла бы сейчас говорить не то что вежливо, но даже просто внятно. Пройдя в спальню, она быстро разделась, но потом вспомнила, что ей следовало уже отправляться на работу, и снова оделась. Санди сражалась с перекрутившимися колготами, когда ее гнев немного схлынул и она смогла нормально мыслить.Почему она так разгневалась на мать? Ведь более нормальной реакцией было бы недоумение или, максимум, легкое раздражение. В конце концов выступление Габриэлы никому не причинило серьезного вреда. Конечно, отрицать ее слова будет бессмысленно: журналисты просто решат, что она пытается скрыть место и время церемонии. Но она давно уже научилась сбивать со следа неотвязных репортеров и при должной решимости без особого труда расправится с этой уткой. И у голливудских сплетен есть одно утешительное свойство: они касаются только самых последних событий. Закончившаяся любовная связь заинтересует их даже меньше, чем та, которая не начиналась.У ее гнева была гораздо менее очевидная причина, грустно призналась она себе. Она пришла в ярость потому, что ей отчаянно хотелось бы, чтобы слова Габриэлы были правдой.Санди вынула шпильки из волос, начала их расчесывать и только тогда вспомнила, что уже приводила их в порядок. Задача заново закалывать их в узел показалась ей вдруг невыносимо трудной. Она застыла у туалетного столика, парализованная чувством мучительной потери.Услышав звонок в дверь, она машинально отправилась ее открывать и только в последнюю секунду сообразила, что сейчас ей меньше всего на свете хотелось бы принимать посетителей. Рука, уже потянувшаяся к цепочке, снова упала.Звонок звенел не переставая.— Санди, открывай эту чертову дверь! Сию секунду!Она с трудом разлепила пересохшие губы:— Не могу. Меня нет.— Вот и прекрасно, — неожиданно ласково отозвался он, — значит, я тебя не ударю, когда буду вышибать дверь.— Дэмион, ты этого не сделаешь!— Вот увидишь, — отрывисто пообещал он.Она не стала утешать себя тем, что дверь сделана из прочного дуба и стали. Судя по тому, насколько решительно звучит его голос, Дэмион вполне может отыскать топор. Санди отперла дверь.На нем были вылинявшие джинсы, стоптанные мокасины и мешковатый растянувшийся хлопчатобумажный свитер.Санди показалось, что он еще никогда не выглядел настолько привлекательным. Глаза у него блестели от гнева, тело было напряжено, как туго натянутая пружина. Он вошел в ее гостиную, окруженный почти видимой атмосферой ярости. Ей так хотелось броситься к нему и крепко обнять, что она с силой прижала руки к груди.— Что за чертовщину вы с Габриэлой задумали? — спросил он, расхаживая по ее гостиной. — Ты больше недели отказываешься со мной видеться и разговаривать, а потом я — и еще несколько миллионов телезрителей — вдруг узнают, что мы собираемся пожениться! Тебе что, и в голову не пришло, что сначала стоило поговорить об этом со мной? Или ты собиралась меня схватить и силой тащить к алтарю?Санди отвернулась, стараясь заставить себя рассердиться. Она безрадостно решила, что так будет несколько солиднее, чем если она разрыдается и начнет умолять его, чтобы он ее поцеловал.— Ничего подобного я не замышляла, — напряженно сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23