Надо будет сказать дворецкому, что к ужину будет на одного человека меньше. Глава 10 Мери торопливо вошла в большую гостиную: удобные бриджи и высокие сапоги для верховой езды не стесняли ее движений. Она кивнула в знак приветствия Генри Шерлоку, который тут же начал вещать о чем-то, что совершенно ее не интересовало. Все утро она объезжала поля и была недовольна тем, что ее позвали, чтобы встретиться с Генри. Наверняка он собрался сообщить ей какие-нибудь плохие новости. «У него это так хорошо всегда получается», — со вздохом подумала она.Она не стала садиться, а направилась через всю комнату к большому, до блеска отполированному зеркалу, висевшему над старым, изрезанным, но тоже отполированным столиком. Возможно, Колтрейн-Хаус и разрушается, но Хани Максвелл по крайней мере старается содержать эти руины в чистоте.Мери вполуха слушала монотонный рассказ Генри Шерлока о финансовом состоянии дел. Посмотрела на себя в зеркало, состроила гримасу и небрежно потрогала свои встрепанные кудри. Она отращивала волосы, чтобы они спускались ниже плеч и их можно было либо распускать, либо перевязывать кожаным ремешком. Сегодня она явно совершила ошибку, не перевязав их. После ванны ей придется потратить несколько часов, чтобы распутать это гнездо.Мери наклонилась поближе к зеркалу, вынула из кармана носовой платок и уголком стала доставать из глаза попавшую туда соринку. Потом поплевала на платок и потерла пятно грязи на щеке. Вообще-то она избегала зеркал. Глаза у нее слишком большие, слишком голубые, а уж рот — шире не бывает. В отличие от Джека ее не брал загар, зато веснушек было хоть отбавляй, и это всегда ее раздражало. Надо все-таки надевать шляпу, когда светит солнце, подумала она. Но как неохота даже думать об этом!Засовывая носовой платок в карман узких бриджей, она заметила, что белая мужская рубашка слишком облегает ее полную грудь. Она недовольно поморщилась: наверное, следует надевать сверху жилет даже в такую теплую погоду, как сегодня. Грудь была сейчас гораздо больше, чем в то время, когда она только набухала, вызывая у Джека отвращение. Сколько ей тогда было лет? Тринадцать? Четырнадцать? Казалось, это было так давно. Или только вчера.Против обыкновения, Мери, оценивая себя, довольно долго смотрела в зеркало. Скоро она вступит в зрелый возраст. Ей исполнится двадцать два. В это трудно было поверить, но через три месяца ей стукнет двадцать два. Или через пять месяцев, а может, и через один. Мери не знала на самом деле точную дату своего рождения.Праздновали его тридцать первого июля. Клэнси и Клуни выбрали эту дату, потому что никто не хотел спрашивать Августа, знает ли он, когда она родилась. В ее памяти остались воспоминания о чудесных днях рождения, о вечеринках, которые устраивали в ее честь, о глупых, но трогательных подарках, которые она получала. А в день, когда ей исполнилось тринадцать лет, Клэнси, Клуни и все слуги специально для нее сыграли в большой гостиной «Сон в летнюю ночь». Джек сыграл роль Пака. Как же много было у нее приятных воспоминаний!Она заморгала, сдерживая слезы, которые всегда наворачивались, когда она вспоминала Клэнси и Клуни. Своих дорогих, дорогих друзей. Они были ее единственной семьей, но ей и не нужна была другая.А потом, отвернувшись от зеркала, она улыбнулась и обхватила себя руками. Да, ее дорогие друзья умерли. Но они не ушли. Однако она не смела ни с кем этим поделиться, а то еще, чего доброго, подумают, что она от горя свихнулась. Но она была уверена, что Клуни и Клэнси были здесь, в Колтрейн-Хаусе, потому что они все еще, как и она, ожидают возвращения Джека.Всю свою жизнь она ждала Джека.Она крепко сжала полные губы. Неужели ей скоро будет двадцать два? Как далеко двадцать два от пяти, от двенадцати, от семнадцати. Но она прожила все эти тяжелые годы, и возврата к прошлому нет. Ни ради Джека, ни ради кого-либо другого. Она сказала себе это в ту ночь, когда легла в свою одинокую постель. И все же она ждала Джека, думала о нем, беспокоилась о нем, скучала по нему всем сердцем.Она глянула на Генри Шерлока — этот человек всегда был в ее жизни. Он, как и Кипп, остался в отличие от того человека, который уехал. Шерлок сидел на одном из диванов, стоявших друг против друга по краям низкого круглого стола. Под потолком висела большая люстра, освещавшая скудную обстановку. Ей следовало бы распорядиться передвинуть мебель. Люстра висела прямо над головой Шерлока, а она должна освещать стол. Ладно. После того как починят погреб и она проследит за уборкой урожая, у нее будет время заняться перестановкой мебели в салоне.О чем она только думает? Надо послушать, что говорит Генри. Но она никак не могла заставить себя слушать.Сердитый, верный и скучнейший Генри! Ему, должно быть, не меньше пятидесяти. При абсолютно седой голове его тело было на удивление мускулистым, крепко сбитым. От него почему-то всегда пахло лимонными каплями, и он знал о Колтрейн-Хаусе все — как о поместье, так и о его финансовом положении. Во всяком случае, гораздо больше, чем она когда-нибудь надеялась узнать.Она никогда не считала его другом, даже когда он был моложе. Он был и всегда оставался Генри Шерлоком, всегда под рукой, когда это было нужно, и всегда в стороне, когда его услуги не требовались. Она считала его частью Колтрейн-Хауса и частью Августа Колтрейна. Она начала его замечать последние два года, потому что он стал лучше одеваться — как лондонский джентльмен, а не как деревенский житель или незаметный управляющий.Лично она считала, что он становится все более странным: зачем ему продолжать трудиться в Колтрейн-Хаусе, если он унаследовал немалые деньги от своей тетушки и построил собственный дом неподалеку?Все же она была ему благодарна за то, что, даже неожиданно разбогатев, он продолжал выполнять у нее обязанности управляющего. Он вел бухгалтерию, занимался уплатой оставшихся долгов Колтрейна, давал советы, как вести дела поместья, когда она к нему обращалась. Он даже отказался принимать плату за свои услуги. Она всегда будет ему благодарна за то, что он сделал для нее, для Джека. Он спас их. Спасал не единожды.Она предполагала, что это дает ему некоторые права в отношении ее. Он был из тех аккуратных людей, которые желали, чтобы все было в полном порядке, все на своих местах. Однако все чаще она ловила себя на том, что ей не хочется, чтобы он поучал ее, наставлял, как она должна себя вести, где ее место в жизни — в том смысле, как это понимал Генри Шерлок. Это означало стать зрелой дамой в двадцать два года. Ей не нравилось, когда ей указывали — для ее же пользы, разумеется, — что для нее хорошо, а что — нет.Она вздохнула и попыталась сосредоточиться на том, что говорил Генри… Еще один долг Августа, еще один неоплаченный им счет. Неужели он не может просто расплатиться по счету, не докладывая ей об этом, особенно после того, как она так славно поскакала по полям? Он же знает, что она доверяет ему. Где бы она была, если бы не доверяла Генри?Вдруг из монотонного бормотания Шерлока она выхватила слово, которое до сих пор от него не слышала.— Минуточку, Генри. Простите, что я вас перебиваю. Вы как будто употребили слово «расторжение», хотя я в этом не уверена. И при этом вы упомянули имя Джека. Или мне показалось?Генри Шерлок посмотрел на нее своими странными бесцветными глазами, и уголки его губ опустились. Обычно она только смеялась, когда он пытался быть с ней строг, но его последние слова отнюдь не показались ей поводом для веселья.Шерлок откашлялся и сказал медленно, но решительно:— Мы обсуждаем Джона в общем смысле, Мередит, и то, какую он собой представляет проблему в смысле твоего благосостояния. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я и затронул, в частности, вопрос о расторжении вашего с Джеком брака. Я тщательно все изучил и считаю, что оно возможно. Но ты меня не слушаешь, Мередит. Я же вижу.Мери натянуто улыбнулась. Уж лучше обсуждать старые долги Августа или какие-либо новые проблемы, касающиеся поместья. Ни для кого не было секретом, что она не желала обсуждать Джека.— Извините, Генри. Я признаю, что была немного рассеянна. Но я не могу согласиться на расторжение брака, если вы это имели в виду. Это невозможно. Если я на это соглашусь, куда мне деваться? Колтрейн-Хаус принадлежит ему, и только через него — мне. Я потеряю Колтрейн-Хаус, а это мой дом, Генри, и я никуда отсюда не хочу. А теперь, когда мы с этим покончили, что еще вы хотели бы со мной обсудить? Крыша в западном крыле снова протекает. Мне нужно знать, сколько я могу потратить на ремонт.Люстра над головой Генри Шерлока нежно позвякивала, а в носу у Мери защекотало от легкого запаха камфоры. Она взглянула на люстру и вздохнула.— Ты можешь потратить двадцать фунтов на ремонт в этом квартале, Мередит, не более.— Спасибо, Генри, — вежливо ответила она. — Я надеялась на большее, но уверена, вы лучше меня знаете, как распределять расходы.Генри нахмурил брови, и Мери поняла, что он собирается вернуться к тому, что заботило его так же сильно, как страшило се.— Да, Мередит, Колтрейн-Хаус принадлежит Джеку. Все принадлежит ему. Ему, а не тебе. Вот о чем я хотел бы поговорить.Мери не понимала, что Генри имеет в виду. Он не открыл ей ничего нового.— Выпейте чашку чаю, Генри, — предложила она, садясь на противоположный диван у столика, куда Хани по приезде Генри поставила серебряный чайный сервиз. — Я положу вам в чашку побольше сахара, чтобы подсластить ваше настроение. Или вас еще что-то беспокоит?Она взяла чашку и подставила ее под носик чайника.Горячий чай наполнил чашку… потом перелился через край, замочив вышитую салфеточку, отчего та сразу стала коричневой.— Что вы сказали? — рассеянно спросила Мери, поставив чайник на поднос. — Повторите, пожалуйста, то, что вы только что сказали, Генри, будьте так добры.— Ах, — промурлыкал Шерлок, развалившись на диване и закинув нога за ногу. Ей вдруг захотелось ударить его. — По крайней мере сейчас ты меня слушаешь. Тебя, по-видимому, не заботит, что фонды для поддержания Колтрейн-Хауса почти исчерпаны. Для тебя, похоже, не имеет значения, что главный кредитор твоего покойного опекуна грозит пагубными последствиями, если мы не заплатим ему значительную сумму до конца года. На тебя не производят никакого впечатления глупые усилия поддержать разваливающийся дом, в котором мы сейчас с тобой находимся. И вправду эти усилия ни к чему не приведут: дом перейдет к кредиторам Августа, то есть теперь кредиторам твоего мужа. Однако стоило мне упомянуть имя Джона, и ты вдруг не просто меня слушаешь, ты просишь повторить, что я сказал!Склонив голову, Мери постаралась взять себя в руки, не желая, чтобы управляющий обрушил на нее одну из своих нотаций.— Извините, Генри, я действительно невнимательно вас слушала. Но разве вы не сказали, что Джек возвращается домой? Вы не могли такого сказать. Или?..Громадная люстра над их головами снова зазвенела, на этот раз громче.Генри вскочил и посмотрел на потолок.— Ты слышала? Мередит, эта люстра разваливается. Я не удивлюсь, если однажды этот монстр свалится нам прямо на голову.— Вам на голову, Генри. Мне кажется, меня она не заденет: я сижу слишком далеко. — Мери салфеткой промокала разлитый чай. Ей хотелось плакать, рыдать, скрежетать зубами — все, что делают женщины в минуту большого волнения. Но ее другая суть — сидевший в ней глупый ребенок — хотела танцевать и прыгать. Клуни и Клэнси, конечно, предпочли бы в таком случае танцевать.Но правда ли это? Неужели Джек действительно возвращается домой? Она отказывалась в это верить. Или, лучше сказать, не смела в это поверить.— Возможно, вы и правы насчет люстры, Генри, — сказала она, все еще стараясь взять себя в руки. — Август и его гости частенько пользовались ею как мишенью для стрельбы. Видите следы от пуль в потолке? Загляните в свои книги и посмотрите, нельзя ли выкроить несколько фунтов, чтобы укрепить люстру.— Несколько фунтов? Сначала ты хочешь починить крышу, теперь — люстру. Да у тебя не только фунта, пенса на все это не найдется, Мередит. Август заложил эту руину по самую крышу, а я работал за десятерых все эти годы, сдерживая кредиторов пустячными выплатами. Я не люблю жаловаться, Мередит, но это, знаешь ли, было нелегко.— И вы замечательно справились, Генри. Я вам так благодарна, — уверила его Мери. — Вернемся к тому, о чем вы говорили. До вас, видимо, дошел какой-то слух? Сколько слухов мы слышали за эти годы! Не меньше дюжины. Ни один из них не подтвердился. Почему же вы сейчас так уверены? Неужели вы поверили им? Это на вас не похоже, Генри.— На сей раз это не просто слух, Мередит. — Генри погладил подчеркнуто опрятные кружева вокруг ворота рубашки и снова сел, поглядывая на люстру. — Я был крайне удивлен, получив сегодня утром письмо из Лондона. От Джона. Он вернулся в Англию и объявил о своем решении прибыть в Колтрейн-Хаус через десять дней.— Письмо? От Джека? Вы говорите совершеннейшую неправду, Генри. — В ушах у нее громко зазвенело. — Если бы это было правдой, вы сказали бы мне об этом, как только я вошла в комнату.— Все в свое время, Мередит. Брак удастся расторгнуть, хотя это будет нелегко. Но когда сюда вернется Джек… Ах, Мередит, ты же помнишь, он уехал, потому что не был с тобой счастлив. Я только пытаюсь продемонстрировать тебе наличие выбора. Например, тебя может не быть здесь, когда он приедет.Мери постаралась справиться с дыханием и посмотрела на люстру. Она просто висела под потолком. Никакого звона.— Понимаю, — тихо сказала она онемевшими губами. — Джек возвращается домой, а вы советуете мне убраться, так как считаете, что он не захочет меня видеть. Неужели вы думаете, он может причинить мне боль? Я не знала, Генри, что вы такого плохого мнения о Джеке.— Наоборот, он мне всегда нравился, Мередит. Но мы все знаем его скверный характер. Я не хочу, чтобы ты снова страдала. Ты растрачиваешь свою молодость, заботясь о собственности Джека. Ты сможешь снова выйти замуж. Думаю, не слишком ошибусь, если скажу, что виконт Уиллоуби будет рад…— Я замужем, — глухим голосом ответила Мери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35