С той
стороны каюты, где был чужак, послышался странный хрюкающий звук. Он
обеспокоил меня сильнее, чем если бы это был человеческий стон. Вторая
ударная волна была настолько мощной, что я закричала от ужаса. И тут в
глазах у меня потемнело.
Видимо, я недолго была без сознания. Прежде я никогда не вырубалась
во время взлета, и я почувствовала в первый момент некоторое смущение.
Потом до меня дошло, что корабль перешел уже в свободный полет и наступило
состояние невесомости, потому что надо мной в воздухе парил тот самый
матрос, который предупреждал нас о скором старте. Он казался
обеспокоенным.
- У вас все в порядке, мисс Варгас? - заботливо спросил он. - Взлет
был несколько более резким, чем обычно.
- Да вроде все нормально, - уверила я его. Мои плечи дернулись и
дыхательный аппарат издал свистящий звук, когда я, приподнявшись, начала
трясущимися пальцами отсоединять трубки.
- Как там терадианин? - спросила я. - Его аппарат не был присоединен.
Вы плохо позаботились о нем.
Матрос заговорил медленно и спокойно:
- Минуточку, мисс Варгас, - сказал он. - Вы, видимо, забыли? Почти
все время, пока я был здесь, я провел возле терадианина, застегивая ремни
и подключая дыхательный аппарат.
Он подал мне руку, чтобы помочь подняться, однако я оттолкнула ее
настолько резко, что сама отлетела к противоположной стене каюты. Я
схватилась за скобу, вделанную в стену, и взглянула вниз, на гамак, где
лежал терадианин.
Хаалфордхен был недвижим, расплющенный под аппаратурой. Его острая
мордочка эльфа была сморщенной и вызывала страх, рот казался сплошным
кровоподтеком. Я наклонилась ближе, а затем резко отшатнулась, так что
меня швырнуло назад через всю каюту, чуть ли не в объятия матроса.
- Вы только что пристегнули его ремни, - сказала я обвиняющим тоном.
- Перед взлетом они не были закреплены. Это преступная небрежность, и если
Хаалфордхен умер...
Матрос ответил мне ленивой, презрительной улыбкой:
- Мое слово против вашего, и только, сестричка.
- Из уважения к правилам приличия, из человеколюбия... - я
почувствовала, как срывается и дрожит мой голос, и не стала продолжать.
- Я думал, вы обрадуетесь, - сказал матрос без тени улыбки, - если
эта вонючка помрет при взлете. Вы так сильно беспокоитесь об этой вонючке
- странно все это.
Я схватилась за раму гамака и заякорилась. Я была еще слишком слаба,
и говорить мне было тяжело.
- Вы что же, - выдавила я наконец, - хотели убить терадианина?
Злобный взгляд матроса впился в меня.
- Может, вам лучше заткнуться? - спокойно произнес он, но зловещий
тон не предвещал мне ничего хорошего. - Если вы не будете молчать, то мы
найдем способ заставить вас. Мне не нравятся те, кто водит дружбу с
вонючками.
Я несколько раз беззвучно открыла и вновь закрыла рот, пока наконец
не нашла, что сказать.
- Вы, надеюсь, понимаете, что я буду вынуждена обратиться к капитану?
- Делайте, как знаете. - Он презрительно отвернулся и двинулся к
входному люку. - С нашей стороны было бы для вас одолжение, если бы
вонючка умер во время старта. Впрочем, поступайте, как знаете. Кстати,
сдается мне, ваш вонючка жив. Их не так просто убить.
Я упала на гамак, силы оставили меня и я лишь проводила его взглядом,
когда он протискивался через диафрагму, закрывшуюся за ним.
Ну что ж, мрачно размышляла я, я знала, на что шла, когда давала
согласие на полет в одной каюте с чужаком. И поскольку все уже произошло,
я могла бы по крайней мере удостовериться, жив ли Хаалфордхен, или он уже
мертв. Я решительно зависла над его гамаком, использовав возможности,
которые дала мне невесомость.
Он не был мертв. Я удостоверилась в этом, увидев, как подергиваются
его посиневшие и кровоточащие "руки". Внезапно он издал тихий скрипучий
звук. Я ощутила свое бессилие и во мне возбудилось сострадание.
Я изогнулась, чтобы дрожащей рукой взяться за аппарат Гаренсена, на
этот раз надежно и искусно закрепленный на теле чужака. Я ужасно злилась
оттого, что впервые в своей жизни умудрилась потерять сознание. Если бы не
это, матросу бы не удалось так просто скрыть свою небрежность. А так - все
обстоятельства сложились против Хаалфордхена.
- Ваши чувства вызывают доверие! - услышала она бесцветный голос,
почти шепот. - Если я еще раз посягну на вашу доброту - сможете ли вы
отстегнуть эти инструменты?
Я подтвердила, что постараюсь, спросив беспомощно, прежде чем
выполнить его просьбу:
- Вы уверены, что с вами все в порядке?
- Очень сильно не в порядке, - губы чужака шевелились медленно, а
голос по-прежнему был невыразителен.
У меня создалось впечатление, что он был страшно недоволен, что ему
приходится говорить, но не думаю, что смогла бы еще раз выдержать его
телепатическое прикосновение. Глаза-щелки инопланетянина наблюдали за
мной, пока я осторожно отсоединяла аспирационные трубки и противоударное
устройство. Вблизи я видела, что его глаза стали бесцветными, а
кровоточащие, лишенные кожи, "руки" были дряблыми, сморщенными. Шея и
голова чужака покрылись белыми пятнами. Он сказал с усилием:
- Мне следовало принять лекарство; теперь слишком поздно. Аргха
мати... - он замолк, белые пятна на его шее все еще пульсировали, а руки
дергались в агонии, которая казалась еще страшнее в наступившем безмолвии.
Я схватилась за гамак, встревоженная интенсивностью своих чувств. Я
ждала, что Хаалфордхен еще что-нибудь произнесет, но внезапно в моем мозгу
раздался резкий повелительный сигнал:
"Прокаламин!"
В первое мгновенье я просто ощутила удар - удар и еще отвращение к
телепатическому прикосновению. Теперь не оставалось никаких сомнений в
том, что терадианин борется за свою жизнь. Отчаянный возглас в моем мозгу
повторился:
"Дай мне прокаламин!"
И тут я с беспокойством отдала себе отчет в том, что большинство
гуманоидов для того, чтобы выдержать состояние невесомости, нуждаются в
приеме специальных лекарств, запас которых обычно имеется на всех
звездолетах. У некоторых гуманоидных рас функционирование сердца основано
на том же принципе, что и у людей, то есть зависит от сокращения сердечной
мышцы. У терадиан же циркуляция жидкости, обеспечивающей их
жизнедеятельность, зависит от наличия гравитации. Прокаламин - вещество,
которое вызывает искусственный спазм мышц, - обеспечивает тем самым
перекачку их "крови".
Я поспешно, оттолкнувшись от гамака, пронеслась по воздуху к
диафрагмальному отверстию, проникла в ванную комнату, нашла шкафчик с
надписью "Первая медицинская помощь" и, отвинтив болты, открыла крышку.
Под прозрачным пластиком были аккуратно разложены стерильные бинты,
антисептики с четкой надписью "для гуманоидов" и, отдельно, для трех типов
негуманоидных рас, пластиковые шарики со стимуляторами.
Я взяла два фосфоресцирующих пурпурных шарика с надписью
"прокаламин", и прочла предупреждение: "для использования только
квалифицированным персоналом". Я была сильно озадачена, у меня похолодело
под ложечкой. Что делать: связаться с капитаном "Весты" или вызвать
кого-нибудь из команды? И тут меня охватила холодная решимость. Если я
позову кого-нибудь - Хаалфордхен наверняка не получит стимулятора. Надо
действовать самой!
Я взяла фосфоресцирующую иглу, предназначенную для введения лекарств
через наружный покров негуманоидов, проколола шарик и набрала шприцем дозу
прокаламина. После этого, зажав в кулаке пластиковый шарик со все еще
погруженным в него кончиком иглы, я скользнула обратно в каюту, к чужаку,
все еще недвижимо распластанным в своем гамаке.
Паника вновь стала овладевать мной, когда до меня дошло, что
неизвестно, куда вводить стимулятор, а самое главное - как это сделать в
условиях невесомости. Ведь это, наверное, непросто даже для обученного
человека. Тем не менее, у меня не было выбора и я осторожно приподняла
одну из лишенных кожи "рук". Я не переставая размышляла о том, как мне
узнать, правильно ли выбрано место для инъекции. Мне удалось преодолеть
отвращение, хотя инстинкт из отдаленного прошлого землян подсказывал мне,
что лучше будет бросить нечеловеческую плоть, съежиться от ужаса и
завопить, как сделали бы на моем месте мои обезъяноподобные предки.
Покрытая слизью мембрана была горячей и неприятно скользкой на ощупь. Я
боролась с подступающей к горлу тошнотой, одновременно пытаясь найти
место, куда следовало ввести иглу.
В невесомости нет ни постоянства, ни направления. Шприц для
подкожного введения, как известно, действует по принципу поршня, но
задачей номер один было проколоть оболочку плоти. От парения в невесомости
у меня закружилась голова и я поняла, что если в ближайшие минуты не
сделаю инъекцию, то не смогу ее сделать совсем.
Мгновение я колебалась, из глубин подсознания поднялись мысли о том,
что если чужак умрет, я лишусь мерзкого соседа и мое межпланетное
путешествие станет вполне сносным. Но я быстро справилась с соблазном и,
крепко сжимая шприц, попыталась преодолеть дурноту и нарушение
пространственной ориентации, из-за чего терадианин казался то над, то подо
мной.
Мой центр тяжести переместился куда-то вниз и я боролась с
приобретенным мною во время предыдущих полетов желанием свернуться в
клубок и так парить в невесомости. Я приблизилась к терадианину. Я
понимала, что если бы смогла сблизиться с ним на минимальное расстояние,
то наши два тела создали бы совместный центр притяжения масс и я смогла бы
наконец сориентироваться в пространстве и ввести терадианину лекарство.
Маневр был не из приятных, поскольку чужак был без сознания, его тело
было дряблым и контакт с ним вызывал тошноту. Ощущение толстой, покрытой
слизью конечности, слабо вздрагивающей в моей руке, было омерзительным. В
конце-концов мне удалось сблизиться с ним достаточно, чтобы образовался
общий центр тяжести - ось, вокруг которой я парила, подвешенная в
невесомости.
Я подтянула в этот центр, то есть в узкий зазор между собой и
терадианином, его "руку", поднесла к ней шприц и решительно уколола.
К несчастью, мое движение оказалось слишком резким, оно нарушило
слабое искусственное притяжение, и тело Хаалфордхена снова опустилось в
гамак. "Рука" поплыла вниз и игла выскочила из нее. Я едва подавила в себе
вскрик отчаяния, злость обуяла меня, я взмахнула рукой и... кубарем
полетела через всю каюту к противоположной стене.
Возвращалась я медленно и осторожно, сцепив зубы. Со злости я
схватила "руку" терадианина, которая уже почти не вздрагивала, и плавно -
каждое резкое движение снова отбросило бы меня от него - завела ее под
ремень и затянула его.
Терадианин, наверное, еще ощущал боль, потому что его конечность
дернулась, и я чуть было не отлетела назад. Но мне удалось зацепиться
ногами под рамой гамака, а свободной рукой я крепко держалась за ремень,
которым был прикован чужак.
Так я продолжала безуспешно тыкать иглой в "руку" чужака, пока,
совсем отчаявшись, я уразумела, что единственная надежда - надавить на
шприц всей массой своего тела. Я рванулась вперед и это судорожное
движение кинуло меня к телу терадианина. Хотя в невесомости вес у меня
отсутствовал, но за счет момента движения удалось вонзить иглу глубоко в
плоть руки чужака. Я до отказа вдавила поршень шприца, затем медленно
приподняла голову и... увидела матроса, который, просунув голову в дверной
люк, с отвращением смотрел на меня. С места, где он стоял, получалось, что
я нахожусь под терадианином, прижавшись к нему.
Под его ледяным, полным презрения взглядом, я онемела. Я потихоньку
вытащила иглу из тела терадианина. Холодный осуждающий взгляд матроса
изменился. Теперь он глядел на меня с выражением, средним между ужасом и
обвинением.
Мне казалось, что время застыло, и прошли века, пока он торчал в
дверях, с лицом, вытянувшимся над тесным воротничком его черной кожаной
униформы. Затем, так и не сказав ни слова, он не торопясь убрал голову из
люка, диафрагма сжалась за ним, оставив меня наедине с тошнотворным
ощущением гадливости и почти истерической вины.
Я свернулась в клубок, продолжая сжимать иглу в высоко поднятой руке,
мои нервы не выдержали и я разрыдалась как последняя дурочка.
Я долго не могла совладать со своими нервами, и не успела даже
удостовериться, жив ли еще Хаалфордхен, когда раздался сигнал, означавший,
что наступило время приема пищи и обед послан по пневмопроводу в мою
каюту. Я апатично отодвинула дверцу в стене.
Все еще думая о том, какой же дурой я себя выставила, я перенесла
свой обед к гамаку и установила его в специальные гнезда. После этого,
взглянув на фигуру, безжизненно свисавшую на ремнях безопасности в
соседнем гамаке, я пожала плечами, оттолкнулась и снова отправилась по
воздуху через всю каюту, чтобы принести Хаалфордхену фосфоресцирующие
тюбики.
Негуманоид издал усталый звук, который я приняла за признание.
Чувствуя, что еще немного, и я сойду с ума, я закрепила рядом с ним тюбики
и вернулась к своему гамаку, чтобы заняться непростой проблемой приема
пищи в условиях невесомости.
Поев, я отправила тюбики обратно в желоб пневмопровода. Я прекрасно
понимала, что мне предстоит весь путь провести в каюте. На звездолетах
пространство ограничено до минимума. Здесь не предусмотрено помещений для
прогулок пассажиров, всюду теснота и оборудование, требующее
квалифицированного и осторожного обращения, а команда обычно слишком
занята, чтобы следить за томящимися бездельем туристами.
1 2 3