Иди, покупай свою газету. О, не купишь ли и для меня заодно?
Газету для нее? Но какую?.. Ведь ему полагается знать, какую газету она предпочитает. Недаром говорят, что, запутавшись в паутине лжи, из нее не выберешься.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
С газетами в руке Ворд почти побежал к машине. Уладить дела в отеле и опять вернуться к дому Анны – это потребовало куда больше времени, чем он рассчитывал. Что касается газет для Анны, он нашел спасительный выход: купил те, что обычно читала его мать.
Когда Ворд уже собрался садиться в машину, внимание его привлекли свежесрезанные цветы, выставленные на продажу. Он прошел было мимо, но вдруг остановился и подошел к симпатичной молодой продавщице.
Через несколько минут Ворд садился в машину с чудным букетом – прямо-таки художественно оформленная композиция; нежно-кремовые розы в окружении темно-зеленых листьев и тяжелых гроздьев сочно-фиолетовой сирени. Какие цветы нравятся Анне, он не имел ни малейшего представления, но несомненно, что вот эти очень хороши, а пахнут…
Только в машине, подъезжая к дому Анны, Ворд задался вопросом, почему, собственно, он хочет подарить цветы женщине, которую, как он убедил себя, любить не может, более того, совсем недавно презирал. Наверно, потому, что считает необходимым просто-напросто соблюсти некую джентльменскую галантность – никаких нежных чувств. У нее есть основания ожидать с его стороны такого жеста, вот он и сделает его. Он же не купил ей букет красных роз… Одна мысль о какой-то иной причине своего поступка погрузила Ворда в мрачное настроение. Достал вещи из машины, подошел к двери дома и позвонил, так и не избавившись от чувства неловкости.
В отсутствие Ворда Анна не теряла времени даром: приняла душ, надела мягкие, просторные брюки и удобную белую рубашку и, спустившись вниз, стала готовить завтрак.
Первое, что почувствовал Ворд, когда Анна открыла ему дверь, – аппетитный, дразнящий аромат свежезаваренного кофе, а в следующий момент – легкий, свежий запах ее духов. Он вручил ей букет. Голова у него слегка закружилась, пришлось прислониться спиной к двери; наверно, просто от голода.
– О, Ворд, цветы… Как они прекрасны! И ты выбрал мои самые любимые… О, Ворд… – В глазах ее заблестели слезы. – Все время, пока тебя не было, я думала о том, как счастлива!
Ворд закрыл глаза и отвернулся – ни к чему ей видеть сейчас его лицо. Казалось бы, ему должен быть приятен ее столь эмоциональный отклик, то, что она так доверчиво отдавала ему себя, целиком покоряясь его силе. Но почему-то им владело смешанное чувство злости и боли; пожалуй, злости – потому что она вела себя так безрассудно, оставаясь беззащитной перед ним, а боли… У него нет никаких соображений по этому поводу; нет, скорее, он просто не желает в это вникать.
– А где же твои ключи? – Анна вернулась на кухню.
Его ключи – подумать только! Он собрался уже возразить, что у него нет своих ключей, но тут же передумал.
– У тебя есть время пойти наверх и побриться до завтрака. – Анна вдруг опечалилась. – Я тут искала, что бы такое для тебя придумать, но, увы, выбора не оказалось. Наверно, я как раз вчера собиралась запастись продуктами.
Анну ужасно обескуражило, когда она не нашла в холодильнике ничего существенного, чтобы приготовить завтрак для такого огромного мужчины, как Ворд. Потеряла она память или нет, но здорово сомневалась, что его устроят биойогурт и фрукты. Есть еще хлеб и яйца; к своему большому облегчению, она обнаружила копченого лосося и баранью ногу. Так, на ленч баранина, а завтра она поедет в магазин и купит то, что нужно мужчине. Да, но что нужно Ворду? Странная все-таки штука – память. Где находятся магазины, как приготовить еду – помнит, а что любит Ворд – нет.
– Буду есть то, что ты приготовила, – ответил Ворд почти резко.
Дома он ел так же просто, как и жил. Если нужно – он мог вкусно готовить, но кулинарные изыски для одного себя – нет, это его не вдохновляло. Ворд предпочитал полуфабрикаты, что-нибудь готовое из супермаркетов или просто перекусить где-то вне дома.
Пока он был наверху, Анна поставила в вазу цветы, счастливо мурлыча что-то себе под нос. Изумительный букет – ее любимые оттенки, и так прелестно, изысканно подобраны.
Наверху, в спальне, где они провели предыдущую ночь, Ворд умышленно обходил вниманием аккуратно убранную кровать. Он все еще не осознал как следует все произошедшее. Вообще-то возможность, которую она ему подарила, соблазнительна, что и говорить. И не стоит лгать себе, что это только ее инициатива. Ворд привык контролировать себя, умерять свои желания. От матери и отчима он навсегда унаследовал значимость и важность уважения себя и других. Случайный секс – конечно, он приобрел этот опыт во времена сумасшедшей юности – никогда особенно не привлекал его.
Он тяжело вздохнул, взял бритву и пошел в ванную. Даже сейчас воспоминания о прошлой ночи живо преследуют его, будоражат чувства, побуждают надеяться… Ворд стиснул зубы. Нет! Все равно из этого не выйдет то, что ему нужно! Прошлая ночь – ошибка, и он ее не намерен повторять.
Правда, Анна полагает, что они любовники, и ждет, что они и дальше будут делить ложе. Пусть так, это не значит, что он должен касаться ее, гладить ее шелковую кожу, целовать мягкие, нежные губы; это вовсе ничего не значит…
Черт возьми! Почему опять он думает о ней с обожанием? Это ведь случайность, или ошибка, или заблуждение, это не должно было произойти и уж точно не случится вновь.
– Надеюсь, тебе понравится завтрак – копченый лосось и яйца всмятку… – неуверенно проговорила Анна, когда Ворд вошел на кухню.
Как он привлекателен, свежевыбритый, чуть-чуть пахнет лимоном… Ей по вкусу, что он не пользуется тяжелым, с сильным запахом лосьоном после бритья. И даже сейчас, умытый и готовый к завтраку, он какой-то особенный – в нем есть нечто эротическое, глубоко личное, волнующее… и напоминает о том, как он пахнул прошлой ночью…
Анна смутилась немного – вот куда занесли ее воспоминания…
Боже мой, да предложи Ворд позабыть про завтрак и заняться совершенно другим – она сразу согласилась бы. Ее поведение прошлой ночью совсем на нее не похоже, напротив, она крайне удивлена. Но Анна не могла не признать, что бесконечно наслаждалась неизведанным – исследованием своей чувственности.
Копченый лосось и яйца всмятку! Ворд изумился – да ведь это одно из его любимых блюд на завтрак.
– Чудесно! – ответил он Анне, не находя в себе сил отвести глаза от ее лица и замечая, как оно озарилось от его слов.
Невозможно ведь, чтобы такая женщина расцвела от удовольствия, получив одобрение по поводу приготовленного завтрака!
А она могла бы ему это легко объяснить: немного счастья, чувственное настроение – и она обычно пылает как роза, а тут… Оставить бы завтрак – и в постель! Там и позавтракать. Вот бы предложить ему… Вместо этого она сообщила, чуть задыхаясь:
– А я тут… э-э… нашла в холодильнике бутылку шампанского. Если ты ее откроешь, мы бы вы пили по бокалу.
Шампанское! Брови Ворда удивленно взметнулись.
– Что ж… я… э-э… – неожиданно хрипло пробормотал он.
Что такое случилось с его голосом? – испугалась Анна. Должно быть, она слишком экстравагантна, эмоциональна и расточительна. Жаль, что ничего не помнит про него из предыдущего опыта их совместной жизни – что он любит, что ненавидит…
– Но это не обязательно, если не хочешь, – поспешила она согласиться с ним.
И вдруг подумала: а зачем она так, ведь честность – необходимое условие их отношений, насколько она понимает, просто иногда надо все смягчать. Анна подняла голову.
– Понимаешь, мне хотелось… что-то особенное, запоминающееся. – И опять порозовела. – Ты сделал прошлую ночь особенной для меня. Пусть я не припомню всего, что было раньше между нами, Ворд, но… наши новые отношения… они прекрасны. Для меня это утро – первый праздник нашей любви, нашего единения… Хотя, конечно, дело вовсе не в шампанском… – Помолчала и закончила со смущенной улыбкой: – Если тебе это кажется…
Несколько минут Ворд просто не мог ничего ответить. Слова, что она произнесла, чувства, которые проявила при этом, побуждали его осознать с громадным стыдом, что же он наделал. Сейчас она не настоящая, не такая, как всегда, с величайшим усилием уговаривал он себя. В обычной жизни слова эти ничего не значили, а чувства просто не существовали. Да они и не могут рождаться у женщин такого типа. Как она могла так сильно измениться? Нет, у него нет ответа на этот вопрос; надо было поподробнее побеседовать с консультантом в больнице о ее состоянии. По правде говоря, он и в мыслях не держал провозглашать тост за несуществующее их единение, поднимать бокал с шампанским за несуществующую любовь; разделять интимный завтрак с, женщиной, не ведающей, что происходит, не подозревающей об истинных их отношениях.
Но, глядя в ее открытое, счастливое лицо, он сознавал: нет на свете силы, что заставит его разочаровать ее, лишить эти черты дивного выражения простодушной радости.
Завтрак съели в солнечной оранжерее Анны; рядом в корзинке возилась Мисси, грелся на солнышке важный кот Виттейкер.
– Я помогу тебе убрать, – предложил Ворд, когда они закончили.
Улыбаясь ему, она встала; цветы его стояли рядом, на маленьком садовом столике, и Анна всякий раз, поглядывая на них, чуть-чуть улыбалась. Вместо того чтобы убирать со стола, она подошла и прижалась к Ворду, положив одну руку на его плечо, а другой нежно, почти невесомо касаясь его лица; потом подняла голову и поцеловала его.
– Спасибо тебе, милый, за чудесные цветы!
Это не был поцелуй страсти, полный чувственности, – обычное прикосновение ее нежных губ, ничего больше, убеждал он себя позже. Не было у него причин обнимать ее, опускать к себе на колени, накрывая своим ртом ее губы, проводить стремительно рукой по ее стройному телу, страстно ласкать обнаженную шею, снова и снова окунаться в жадную пучину поцелуев.
Анна чувствовала, что еще немного – и она лишится чувств. Когда она его целовала, конечно, надеялась – он ответит ей, но собственная страстность и желание ответа превысили все ее ожидания. Она забыла, что ей уже тридцать семь и желания ее как будто давно уже скорее в голове, чем в теле. Губы ее раскрылись навстречу. Она положила руку ему на грудь – и ощутила бешеное биение его сердца. Теплый воздух оранжереи наполнился их ненасытной страстью и шепотом Анны, непрерывно произносившей его имя.
Все ее существо уже пело, стонало от желания слиться с ним, страстные, всепоглощающие, неуправляемые чувства наполняли ее восторгом.
Рука его, наткнувшись на пуговки ее рубашки, быстро с ними справилась – опустила ее с плеч. Теперь он мог наслаждаться, целуя хрупкую теплоту ее кожи. Крошечные молоточки удовольствия были ее реакцией на это, и сквозь прозрачные кружева лифчика Ворд заметил, как напряглись и затвердели соски. Полностью поглощенный желанием, он крепко прижимал ее мягкую грудь к своей, дрожа и бессознательно произнося ее имя.
Когда он наклонил к ней голову, Анна увидела: солнечный луч, коснувшись загорелой обнаженной шеи, озарил сиянием темные жесткие волоски; шея у него такая крепкая, мускулистая и в то же время мучительно беззащитная – у нее на ресницах выступили слезы. Очень нежно она коснулась его затылка – так мать касается своего ребенка. Дитя и мать – этот образ молнией пронесся в голове. А каким Ворд был ребенком? А если у нее будет его ребенок?
Губы Ворда все ласкали ее обнаженную кожу, отодвигая края лифчика; пальцы, проникнув под кружево, прикасались к податливой теплоте соска. Повторяющимися судорогами удовольствия отвечало ее тело на эти ласки. Ворд взял ее сосок губами, и все существо Анны наполнилось страстью, призывом.
Стулья совсем не предназначены для происходящего. У Ворда расстегнута рубашка, выбилась из брюк… неудобно здесь…
– Ворд, Ворд! – прошептала Анна страстно ему на ухо. – Пойдем наверх, в постель…
Звук ее голоса внезапно вернул Ворда к реальности. Что же, черт возьми, он делает? А она?.. Тело его яростно протестовало, когда он выпустил ее сладкий сосок изо рта, поправил лифчик у нее на груди и поднял ее с коленей. Надо что-то сделать, сказать, и побыстрее. Если только они поднимутся наверх… Его тело уже почти вышло из повиновения, оно требует, чтобы Анна немедленно вернулась к нему, а лучше туда, где они были прошлой ночью, – на постель, в его объятия, так чтобы ее тело было окутано лишь испепеляющим пожаром желания.
Ворд взял Анну за руки. Она смотрела на него затуманенным взором – что он собирается сказать?..
Ворд проговорил тихо, задумчиво:
– Я… я не могу, Анна.
Почему, Боже мой?.. Она не сразу поняла, что это означает: они ведь не молодая пара, в расцвете сексуальной энергии, и прошлая ночь, и утро, и все, что произошло между ними тогда… Для женщины все по-другому.
По чуть заметному быстрому взгляду, который Анна бросила на него, Ворд догадался, конечно, о чем она подумала. Интересно, а как она прореагирует, скажи он, что не только полностью способен к любви с ней сейчас, но и очень сомневается, что, поднимись они наверх, одного раза окажется достаточно, чтобы унять желание? Барьер, который удерживает его, не физический, о нет, а моральный. Но едва ли он ей скажет. Пусть думает так.
Убрали вместе посуду после завтрака, и Ворд предложил:
– Сегодня хороший день. Не хочешь куда-нибудь выйти прогуляться или поехать на машине?..
– Конечно, поедем. Знаешь, давай позвоним в садовый центр: мне нужны еще цветы, чтобы тут все закончить. Когда ты уходил сегодня утром, я поняла, что, должно быть, сажала растения, когда все это случилось. На другой стороне города – хороший садовый центр; можно недалеко от реки оставить машину и погулять по дорожкам… если хочешь, конечно.
Услышав слово «погулять», Мисси выпрыгнула из корзинки и громко залаяла.
– Что ж, почему бы и нет, – уныло согласился Ворд.
– Какие у тебя интересы, что ты любишь? – чуть поколебавшись, спросила Анна часа через полтора, по дороге, когда сидела с ним рядом в его машине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16