– Я прибыл к вам с приветствием из Лейдена от доктора Сильвия, сударь, – сказал я. – Он предположил, что, поскольку я еду в Англию, вы можете дозволить мне представиться вам.Я считал и считаю, что рекомендательные письма составляют одну из щекотливейших областей этикета. Естественно, они существуют и будут существовать. Как иначе незнакомец может быть принят, если не благодаря представлению, исходящему от почтенного человека, могущего за него поручиться? Однако по большей части достаточно самого их существования; если их и прочитывают, то уже после того, как знакомство состоялось. Я уповал, что письмо доктора Сильвия, столь же прославленного в области медицины, как Бойль – в области химии, обеспечит мне радушный прием. Однако мне было известно, сколь глубоки их расхождения, да и моя религия могла стать причиной, по которой меня отвергнут. Англия ведь еще совсем недавно находилась в тисках сектантов-фанатиков, и я знал, что их влияние отнюдь не угасло – мои спутники в оксфордской почтовой карете со злорадством сообщили мне о новых законах против нас, которые Парламент принудил короля подписать.Бойль не просто взял письмо и начал его читать, но и комментировал вслух его содержание, так что я робел все больше и больше. Я увидел, что послание это было довольно длинным. Мы с Сильвием не всегда во всем соглашались, и я очень опасался, что значительная часть письма нелестна для меня.И пока Бойль читал, впечатление слагалось именно такое.– Хм-м… – сказал он. – Послушайте, Лоуэр. Сильвий говорит, что ваш друг горяч, щедр на возражения и склонен ставить под сомнение признанные авторитеты. Дерзок и подлинный овод, когда дело касается его интересов.Я хотел защитить себя, но Лоуэр сделал мне знак помолчать.– Из семьи почтенного венецианского купца, э? – продолжал Бойль. – Папист, я полагаю.Сердце у меня упало.– Истинный демон в жажде крови, – читал Бойль дальше, словно вовсе меня не замечая. – Постоянно возится с полными ее ведрами. Но ножом владеет как будто хорошо, и прекрасный рисовальщик. Хм-м…Утверждения Сильвия меня оскорбили. Назвать мои опыты возней! Я преисполнился жаркого негодования. Я ведь приступил к ним продуманно и действовал, как мне казалось, логически. В конце-то концов, не моя вина, что поручение моего отца заставило меня покинуть Лейден прежде, чем я пришел к каким-либо весомым выводам.Так как это имеет некоторое отношение к моей истории, мне следует объяснить, что мой интерес к крови был не случайной прихотью, но к этому времени она уже давно меня занимала. Я даже не помню, когда этот интерес у меня возник. Однажды в Падуе мне довелось присутствовать на лекции о крови, которую читал рабский последователь Галена, и на следующий же день мне одолжили блистательный трактат Гарвея о кровообращении. Он был таким ясным, таким простым и настолько очевидно излагал истину, что у меня дух захватило. Ничего подобного мне с тех пор испытать не довелось. Однако даже я видел, что истина эта не полная. Гален показал, что кровь начинается в сердце, затем обращается по всему телу и возвращается туда, откуда началась. Но он не установил, почему она движется, а без этого наука немногого стоит. И он не вывел из своих наблюдений ничего полезного для врачевания. Быть может, дерзновенно, но с глубочайшим почтением я посвятил много месяцев в Падуе и почти все мое время в Лейдене исследованию этого предмета и как раз довел бы до конца некоторые важные опыты, не подчинись я желаниям моего отца и не отправься в Англию.– Отлично, – наконец сказал Бойль, аккуратно складывая письмо и убирая его в карман. – Добро пожаловать, сударь. И ваш приезд, полагаю, должен особенно обрадовать мистера Лоуэра, ибо его неутолимая страсть к внутренностям сравнима как будто только с вашей.Лоуэр ухмыльнулся мне и протянул чашечку с кофе, который совсем остыл, пока Бойль читал письмо. Казалось, меня испытали и нашли достойным. Я чуть не закачался от охватившего меня облегчения.– Должен сказать, – продолжал Бойль, щедро насыпая сахар в кофе, – я тем более рад приветствовать вас из-за вашего поведения.– Моего? – переспросил я.– Ваше предложение помочь молодой Бланди – вы ее помните, Лоуэр? – было милосердным и христианским, – сказал Бойль. – Хотя и неблагоразумным.Меня изумили его слова, настолько я был убежден, что в тот раз никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Я совершенно упустил из виду, в какой степени легчайшее веяние чего-то непривычного возбуждает любопытство в таких городках.– Но кто эта девушка, известная вам обоим? – спросил я. – Она выглядит жалким созданием ниже вашего интереса. Или годы Республики настолько стерли сословные различия?Лоуэр засмеялся.– К счастью, нет. Рад сказать, что при обычных обстоятельствах такие, как молодая Бланди, никакого касательства к нашему обществу не имеют. Она недурна собой, но мне не хотелось бы чтобы подумали, будто я с ней якшаюсь. Мы про нее знаем, так как она приобрела некоторую неблагоуханную известность: ее отец, Нед, был великим крамольником самого крайнего толка, ну а она как будто обладает кое-какими познаниями в природных целительных снадобьях. Вот Бойль и обратился к ней за сведениями о некоторых травах. Это его любимый замысел – обеспечить бедняков лекарствами, соответствующими их положению.– Но почему «как будто»?– Многие подтверждали ее искусство целительницы. Вот Бойль и думал оказать ей честь, внеся лучшие из ее рецептов в свой труд. Но она отказала ему и притворилась, будто никаких особых способностей у нее нет вовсе. Думается, она хотела получить денежное вознаграждение, которое Бойль не предложил, раз речь идет о безвозмездной помощи неимущим.Ну, во всяком случае, это подтверждало слова девушки, которые я счел ложью.– Но почему иметь с ней дело неблагоразумно?– Общение с ней не сделает вам чести, – сказал Бойль. – Она слывет развратницей. Но я, собственно, имел в виду, что она вряд ли способна платить как положено.– В этом я уже убедился, – ответил я и поведал, как она потратила мои деньги.Бойля, казалось, мой рассказ слегка возмутил.– Не лучший путь к богатству, – заметил он сухо.– А много ли тут врачей? Могу ли я рассчитывать, что найду пациентов?Лоуэр состроил гримасу и объяснил, что Оксфорд страдает от переизбытка врачей. Вот почему, когда он завершит свой труд и Крайст-Чёрч Один из влиятельнейших колледжей Оксфорда, основанный в 1525 году.

вышвырнет его вон, ему придется уехать в Лондон.– Врачей тут по меньшей мере шестеро, – сказал он, – не считая множества шарлатанов, костоправов и аптекарей. И все – в городе с десятью тысячами жителей. А если вы не получите разрешение университета, то подвергнетесь опасности практиковать здесь. Диплом вы получили в Падуе?Я объяснил, что нет, так как не собирался практиковать, хотя получение диплома мой отец не считал унизительным. И только крайняя нужда заставила меня подумать о том, чтобы зарабатывать деньги лечением. Видимо, я выразился неудачно: хотя Бойль понял трудность моего положения, Лоуэр счел мои простодушные слова выражением презрения к его занятию.– Полагаю, столь низкое падение не наложит на вас неизгладимого пятна, – сказал он очень сухо.– Напротив, – поспешно возразил я, торопясь загладить случайную оговорку. – Такая возможность более чем желанна и сполна возмещает бедственность моего положения. И если мне открывается возможность знакомства с такими джентльменами, как вы, сударь, и мистер Бойль, я почту себя более чем счастливым.Мои слова умиротворили его, и постепенно к нему вернулась прежняя непринужденная дружелюбность. Однако я на мгновение заглянул под поверхность и обнаружил натуру, под чарующей любезностью скрывающую и гордыню, и обидчивость. Однако симптомы эти исчезли столь же быстро, как и возникли, и я мысленно поздравил себя с тем, что вновь завоевал его расположение.В полное свое оправдание я кратко изложил нынешнее мое положение, и прямой вопрос Бойля вынудил меня признаться, что скоро я окажусь совсем без средств. Чем и вызвано мое желание лечить больных. Он поморщился и спросил, зачем, собственно, я приехал в Англию.Я ответил, что сыновний долг требует, чтобы я попытался восстановить законные права моего отца. Для чего, я полагал, мне понадобится адвокат.– А для этого вам понадобятся деньги и, следовательно, какой-то доход. Absque argento omma rara Без денег нет и ничего другого (лат. ).

, – сказал Лоуэр. – Хм-м… Мистер Бойль, вы видите какой-нибудь выход?– Для начала я буду счастлив предложить вам занятия в моей лаборатории, – сказал этот добросердечный джентльмен – Я почти стыжусь предлагать это место, так как оно гораздо ниже того, что подобало бы человеку вашего происхождения. Полагаю, Лоуэр поможет вам подыскать жилье и, быть может, возьмет вас с собой, когда будет в следующий раз совершать свой объезд окрестностей. Что скажете, Лоуэр? Вы ведь всегда жалуетесь, что чрезмерно заняты.Лоуэр кивнул, хотя я не заметил в нем особого восторга.– Я буду в восторге от помощи и от приятного общества. Думаю отправиться в объезд примерно через неделю, и если мистер Кола захочет присоединиться…Бойль кивнул, будто все уже было решено.– Превосходно. Затем мы сможем заняться вашими лондонскими трудностями. Я напишу знакомому адвокату, и поглядим, что он порекомендует.Я с жаром поблагодарил его за великую доброту и великодушие. Он был явно доволен, хотя и сделал вид, будто это сущие пустяки. Моя благодарность была глубоко искренней: только что я был нищ, совсем одинок и несчастен – и вот я обрел покровительство одного из самых знаменитых философов Европы. У меня даже мелькнула мысль, что отчасти я обязан этим Саре Бланди, чье появление здесь утром и моя отзывчивость побудили Бойля взглянуть на меня благосклоннее, чем можно было ожидать при других обстоятельствах. Глава четвертая Вот так за краткий срок я получил доступ в избранное общество и возможность без тревог ожидать прибытия денег. Восемь недель на то, чтобы мое письмо дошло, и восемь недель до получения ответа. Прибавьте неделю или около на то, чтобы деньги были выплачены, да еще несколько месяцев, чтобы уладить мое дело в Лондоне, – и выходило, что в Англии я пробуду не менее полугода, а к тому времени наступит ухудшение погоды. И мне придется выбирать, возвращаться ли домой посуху или решиться на мучительное плавание по морю в зимнее время. Или же вытерпеть еще одну северную зиму в ожидании весны.Но пока я был более чем удовлетворен моим положением, хотя и не в той его части, которая касалась миссис Булстрод, моей новой квартирной хозяйки. Все искренне верили, что эта достойная женщина превосходная кухарка, и ровно в четыре часа с великими надеждами – и пустым желудком, ибо два дня толком не ел, – я сел к столу, уповая на прекрасный обед.Если венецианцу нелегко привыкнуть к английскому климату, то к тамошней еде и вовсе невозможно. Если судить по количеству, то я бы сказал, что Англия поистине самая богатая страна в мире. Даже довольно бедные едят мясо не реже, чем раз в месяц, и англичане бахвалятся, что не нуждаются в соусах, чтобы прятать его жилистость и неприятный вкус, как вынуждены французы. Просто зажарьте и ешьте его, как предназначено Богом, говорят они, неукоснительно веруя, будто кулинарное искусство есть грех и само Небесное Воинство уписывает на своей воскресной трапезе жаркое, запивая его элем.К сожалению, ничего другого обычно не подается. Разумеется, свежие плоды часто оказываются недоступными из-за климата, но англичане не одобряют и сушеные, полагая, что они вызывают кишечные ветры, которые отнимают у тела животворное тепло. По той же причине отсутствуют и зеленые овощи. Нет, они главным образом едят хлеб или, что чаще, пьют его претворенным в эль, который поглощается в поистине неимоверных количествах; даже самые утонченные дамы за едой бодро выпивают кварту-другую крепкого пива, а младенцы обретают привычку к нетрезвости еще в колыбели. Беда же для чужестранца вроде меня заключается в том, что пиво слишком уж крепкое, а отказ от него считается недостойным мужчины (и женщины). Я упомянул обо всем этом, чтобы объяснить, почему после обеда из вареного мяса и трех кварт эля я почувствовал значительное недомогание.Поэтому можно считать большой заслугой, что после такой трапезы я все-таки посетил мою пациентку. Не помню, как я умудрился собрать свою сумку и добрести до жалкой лачуги. К счастью, девушка отсутствовала – у меня не было никакого желания возобновлять знакомство с нею, но это было весьма прискорбно для ее матери, которая нуждалась в уходе и заботах, и мне пришло в голову, что ее отсутствие совсем не вяжется с дочерней преданностью, о которой говорила старушка.Она поспала – собственно, она все еще дремала, так как дочь дала ей какое-то сонное зелье, сваренное ею самой, но тем не менее как будто обладавшее сильным действием. И все-таки она испытывала немалые страдания: сквозь мою повязку просочился гной, и гнилостная материя запеклась над раной. От повязки исходил смрадный запах, очень меня встревоживший.Снятие повязки оказалось делом затяжным и омерзительным, но в конце концов оно завершилось, и я решил оставить рану открытой доступу воздуха, так как был знаком с теорией о том, что в подобных случаях тугая теплая повязка скорее может способствовать загниванию, а не препятствовать ему. Такой взгляд, я знаю, бесспорно, противоречит принятой врачебной практике, и готовность подвергнуть рану возможному воздействию миазматических испарений могла быть сочтена слишком дерзкой. Скажу лишь, что опыты, проведенные с тех пор другими, оправдывают такой способ. Я был настолько поглощен своей задачей, что не услышал ни скрипа открывшейся двери, ни мягкой поступи у меня за спиной, а потому, когда Сара Бланди заговорила, я испуганно подскочил.– Как она?Я обернулся. Голос ее прозвучал кротко, и держалась она пристойнее.– Очень нехорошо, – ответил я без обиняков. – А ты не можешь ухаживать за ней получше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16