Я покачал головой.– Пятнадцать унций? Или двадцать? Столько крови человек может потерять без дурных последствий. Возможно, что и побольше на более поздней стадии. Мне пришло в голову, что кровь должна покидать одно тело и вливаться в другое в одних и тех же местах – вена в вену, артерия в артерию. Я бы рекомендовал взрезать яремную вену, но только слишком трудно потом остановить ток из нее Я не хочу спасти мать, а дочери дать истечь кровью. Так что, пожалуй, какой-нибудь крупный сосуд в руке. Сделать перевязку, чтобы он вздулся. Это-то просто. Меня смущает само переливание.Лоуэр встал и прошелся по комнате, роясь в карманах.– Вы слышали про впрыскивания? – спросил он затем.Я покачал головой.– А! – сказал он. – Замечательная идея, над которой мы как раз работали.– Мы?– Я, доктор Уоллис и мой друг Рен. В некоторых отношениях она схожа с вашей идеей. Видите ли, мы берем острый инструмент и втыкаем его в сосуд, а потом впрыскиваем жидкости прямо в кровь, минуя желудок.Я наморщил лоб.– Поразительно! И что происходит?Он помолчал.– Результаты мы получали разные, – признался он затем. – В первый раз все вышло великолепно. Мы впрыснули одну восьмую чашки красного вина прямо в собаку. Недостаточно, чтобы она хотя бы слегка опьянела, если бы вылакала столько. Но благодаря такому методу она была пьянее пьяного. – Он ухмыльнулся своим воспоминаниям. – Мы еле с ней справились. Спрыгнула со стола, забегала по комнате, а потом наткнулась на посудный буфет и повалилась на спину. Мы еле справлялись со смехом. Даже Бойль не сдержал улыбки. Но важно то, что небольшое количество впрыснутого вина оказывает заметно большее воздействие, чем то же количество, попавшее в желудок. И в следующий раз мы взяли старого облезлого пса и впрыснули соль аммония.– И?..– Он сдох, причем сильно мучаясь. Когда мы его вскрыли, коррозия сердца оказалась очень значительной. В следующий раз мы попробовали впрыснуть молоко, чтобы посмотреть, не обойдем ли мы таким образом потребность в еде. Но, к сожалению, оно в сосудах свернулось.– И эта тоже сдохла?Он кивнул:Наверное, мы впрыснули слишком много. В следующий раз сократим дозу.– Я был бы в восхищении, если бы вы дозволили мне присутствовать.– С большим удовольствием. Но я хотел сказать, что мы могли бы использовать для вашего переливания тот же метод. Вы не хотите, чтобы кровь соприкоснулась с воздухом, иначе она может свернуться. Возьмите голубиное перо, которое легко истончить и заострить, проколите дырочку в кончике и введите его в вену Сары. Присоедините его к длинной серебряной трубочке узкого диаметра, а другое перо вставьте в вену матери. Погодите, пока из трубочки не потечет кровь, а тогда пережмите ток крови в вене матери над разрезом. Присоедините другой конец трубочки и считайте. Боюсь, мы можем только догадываться о количестве вытекающей крови. Но если дать ей несколько секунд стекать в чашку, мы получим представление о скорости, с какой она вытекает.Я восторженно закивал.– Великолепно, – сказал я. – Я думал испробовать кровососные банки. Но этот метод много аккуратнее.Он ухмыльнулся и протянул мне руку.– Клянусь Богом, мистер Кола, я рад, что вы здесь. Вы мне по сердцу, поистине так. Ну а пока кто из нас посетит Грова ради бедняги Престкотта? Глава седьмая Я всегда признавал, что остаюсь в долгу у Лоуэра за способ переливания крови. Без его находчивости операцию эту вряд ли удалось бы провести. Однако истина в том, что сама идея и ее обоснование принадлежали мне, и позднее я поставил опыт. До того времени мысли Лоуэра сосредотачивались только на задаче введения в кровь иных жидкостей и медикаментов, а о возможности или значимости переливания самой крови он никогда не задумывался.Однако речь об этом пойдет ближе к концу моего повествования, мне же надлежит излагать мою историю в ее последовательности. И в ту минуту моей главной заботой было предложить мои услуги для посещения доктора Грова, о чем просил Престкотт, так как мне все еще казалось, что чем больше знакомых я приобрету в этом обществе, тем будет лучше для меня. Разумеется, доктор Гров вряд ли мог оказаться особенно полезным, и Лоуэр сказал мне, что сердечно рад моему предложению, ибо оно избавляет его от встречи с человеком, которого он находит нестерпимо докучным. Заклятый и многоречивый враг новых знаний, он не далее как полмесяца назад произнес в колледже Сент-Мэри Винчестерской язвительную проповедь, объявляя познание через опыт богопротивным, крамольным и греховным как в целях, так и в их достижении.– И многие в городе разделяют его мнение? – спросил я.– Силы Небесные! Конечно. Врачи, которые опасаются за свои прерогативы, священнослужители, напуганные потерей своего влияния, а также орды невежд, не терпящих ничего нового. Мы стоим на зыбкой почве. Вот почему нам следует быть как можно осторожнее с вдовой Бланди.Я кивнул. То же, что и в Италии, сказал я ему.– В таком случае вы подготовлены к встрече с Гровом, – ответил он с ухмылкой. – Побеседуйте с ним. Но держите ухо востро. Он не глуп, хотя заблуждается и, откровенно говоря, очень скучен.Колледж Сент-Мэри Винчестерской в Оксфорде, в просторечии именуемый Новым колледжем, занимает большое ветшающее здание, расположенное в восточной части города у самых стен и двориков для игры в мяч. Он очень богат, но слывет приютом ретроградства. Когда я добрался туда, он показался мне совсем безлюдным, и ничто не указывало, где может находиться предмет моих поисков. А потому я осведомился о нем у единственного человека, который мне встретился, и он сообщил мне, что доктор Гров уже несколько дней как недомогает и никого не принимает. Я объяснил, что ни в коем случае не потревожил бы его при обычных обстоятельствах, однако мне совершенно необходимо его увидеть. А потому этот человек, низкорослый, смуглый и щуплый, назвавший себя с чопорным поклоном Томасом Кеном, проводил меня к требуемой лестнице.Толстая дубовая дверь комнаты доктора Грова – англичане не скупятся для дверей на превосходную древесину – была плотно закрыта, и, постучав, я не ожидал отклика. Однако услышал легкий шорох и постучал еще раз. Мне показалось, что я слышу голос, но не мог разобрать слов, однако было логично предположить, что меня приглашают войти.– Убирайся, – сказал тот же голос, когда я вошел. – Или ты глухой?– Прошу у вас прощения, сударь, – ответил я и умолк от удивления. Человек, к которому я пришел, был тем самым, который несколько дней назад у меня на глазах отказал в помощи Саре Бланди. Я неуверенно смотрел на него, а он ответил мне взглядом, несомненно, также вспомнив, что видел меня раньше.– Как я уже сказал, – продолжал я, вновь обретя самообладание, – я прошу у вас прощения. Но я не расслышал.– В таком случае разрешите мне повторить в третий раз. Я сказал, чтобы вы убирались. Я болен.Он, видимо, достиг преклонного возраста пятидесяти лет, но вполне возможно, что и более. Его широкие плечи уже несли печать согбенности, которую рано или поздно Всемогущий накладывает на плечи даже самых крепких из его созданий, напоминая им о подчинении Его законам. Но a re decedo. Здесь: вернемся к теме (лат. ).

– Я весьма сожалею о вашем недомогании, – сказал я, твердо сохраняя мою позицию в дверях. – Я не ошибусь, если предположу, что в нем повинен ваш глаз?Прийти к такому выводу мог бы кто угодно, ибо правый глаз доктора был багров и слезился, раздраженный постоянным нетерпеливым протиранием. И он вызвал мой интерес, никак не связанный с причиной моего пребывания тут.– Разумеется, мой глаз, – ответил он коротко. – Он причиняет мне адские муки.Я сделал шаг-другой в комнату, так, чтобы видеть яснее и надежнее утвердиться в его присутствии.– Сильнейшее раздражение, сударь, вызывающее слипание и воспаление. Уповаю, вас лечат умело. Хотя, думаю, что это не очень серьезно.– Не очень? – вскричал он изумленно. – Не очень серьезно? Я в агонии, а у меня много работы. Вы врач? Мне врач не нужен. Я получаю наилучшее лечение, какое только возможно.Я представился.– Натурально, я не решаюсь противоречить врачу, сударь, но мне так не кажется. Я даже отсюда вижу сгущение бурой гнилостности вокруг века, которая требует медикамента.– Так это же и есть медикамент, идиот, – сказал он. – Я сам смешивал ингредиенты.– И какие это ингредиенты?– Высушенный собачий кал, – ответил он.– Что-что?– Рецепт мне дал мой врач. Бейт. Врач короля, знаете ли, и человек из почтенной семьи. Самое верное средство, проверенное веками. И породистой собаки к тому же. Она принадлежит коменданту замка.– Собачий кал?– Да. Высушиваешь на солнце, толчешь в порошок и вдуваешь в глаз. Вернейшее средство от всех глазных болезней.По моему мнению, в этом и было объяснение, почему его глаза доставляли ему такие страдания. Разумеется, бесчисленные старинные средства употребляются и теперь, а некоторые, без сомнения, не менее действенны, чем те, что прописывают врачи, – хотя последнее отнюдь не обязательно похвала. Я не сомневаюсь, что минеральные медикаменты, столь приветствуемые Лоуэром, со временем изгонят такие панацеи. Я представлял себе, какого рода болтовня сопровождала такое предписание. Естественное притяжение подобного к подобному – истолченный кал устанавливает родство с ядовитостью и высасывает ее. Или нет – это уж как получится.– Не мне сомневаться, сударь, но вы совершенно уверены, что он помогает? – спросил я.– Из вопроса следует, что вы как раз сомневаетесь.– Нет, – сказал я осторожно, – В некоторых случаях он, возможно, исцеляет, не мне судить. Давно ваш глаз вас беспокоит?– Дней десять.– А как давно вы лечите его подобным образом?– Около недели.– И за это время вашему глазу стало лучше или хуже?– Лучше ему не стало, – признал он. – Но ведь без лечения ему могло стать еще хуже.– А благодаря другому лечению ему могло бы стать лучше, – сказал я. – И если бы я применил другое лечение и вашему глазу стало бы лучше, это показало бы…– Это показало бы, что первое мое лечение наконец подействовало и что ваше никакого значения не имело.– Вы хотите, чтобы ваш глаз был излечен как можно скорее. Если вы применяете лечение и на протяжении достаточного срока оно не приносит облегчения, то можно сделать вывод, что на протяжении этого срока лечение не подействовало. А подействовало бы оно на следующей неделе, через неделю или через три года – значения не имеет.Доктор Гров открыл рот, чтобы опровергнуть мой ход рассуждений, но тут боль пронзила его глаз, и он вновь начал свирепо его тереть.Тут я усмотрел счастливый случай заслужить его расположение, а может быть, и гонорар, который пополнил бы мой тощающий кошелек. А потому я попросил теплой воды и принялся вымывать из глаза гнусное снадобье, полагая, что это может обернуться чудотворным исцелением. К тому времени когда я завершил промывание, его измученный глаз открылся, и, хотя доктор Гров все еще испытывал неприятное жжение там, он изъявил радость, ибо ему уже значительно полегчало, и – что было еще приятнее – он объяснил это только действием отвара, которым я воспользовался.– А теперь дальнейшее, – твердо сказал Гров, засучивая рукав. – Полагаю, пяти унций будет достаточно, как по-вашему?Я не согласился, хотя воздержался и не сказал ему, что не слишком верю в полезность кровопускания, так как боялся потерять его доверие. А потому я указал, что гармония его тела восстановится надежнее с помощью небольшой рвоты после еды – тем более что, судя по его виду, пропустить одну-две трапезы ему не повредило бы.Когда лечение было завершено, он предложил мне выпить с ним стаканчик вина, но я отказался, так как совсем недавно выпил слишком много. И я объяснил причину моего визита, не собираясь касаться того, что произошло в кофейне, раз он сам ничего не сказал. Я осуждал его поведение, но теперь, узнав эту девушку получше, я мог его понять.– Дело идет о молодом человеке, с которым я встретился вчера, – сказал я. – О мистере Престкотте.При упоминании мистера Престкотта доктор Гров нахмурился и осведомился, как я мог с ним встретиться, когда он заключен в темнице замка.– Благодаря моему дорогому другу доктору Лоуэру, – ответил я – у которого… э… было к нему дело.– Зарится на его труп, так ведь? – спросил Гров. – Право, когда я болею, то подумываю о возвращении в Нортгэмптон к моей родне из опасения, что Лоуэр появится у моего смертного одра с алчным блеском в глазах. И что сказал Престкотт?Я ответил, что Престкотт наотрез отверг самую мысль об этом, и Гров кивнул.– Достохвально. Умный юноша, хотя было легко увидеть, что он плохо кончит. Очень своевольный.– Сейчас, – сказал я с глубокой серьезностью, – он полон раскаяния и нуждается в духовной поддержке. Он хотел бы, чтобы вы посетили его и помогли ему найти утешение в религии.Гров, видимо, был столь же доволен, как и удивлен.– Никогда не следует приуменьшать силу воздействия петли! Она даже худшего из грешников побуждает воззвать к Божьему милосердию, – сказал он удовлетворенно. – Я навещу его сегодня же вечером.Мне это очень понравилось. Он был резок, безусловно, закоснел в своих устаревших убеждениях, и все же я почувствовал в нем доброту. А еще – что он прямо-таки радовался, когда ему возражали. Позже Лоуэр сказал мне, что Гров никогда не оскорблялся, если возражения были искренними, хотя и старался всеми силами их опровергнуть. Из этого следовало, что он был не из тех, кто легко нравится, однако находились люди, которые его любили.– Он горит желанием поговорить с вами как можно скорее, – сказал я. – Но я бы посоветовал вам выждать день-другой. Дует северный ветер, а он, как известно, вреден для глазных болезней.– Поглядим, – сказал он. – Однако откладывать я не стану. Мне претило пойти к нему без его просьбы, и я доволен, что он меня зовет. Примите мою благодарность, сударь.– Вам известна, – спросил я, еще раз осматривая его глаз, – история совершенного им преступления? Судя по немногим подробностям, которые я слышал, оно, видимо, не совсем обычное.Гров кивнул.– Весьма необычное, – согласился он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16