Некоторые потом приезжали в отпуск, а одна вообще приняла послушание и отправилась в миссию в Буркина-Фасо.Утром Флавия позавтракала с аппетитом — еда была простая, но очень вкусная, — поработала с документами и газетными вырезками, которые вчера вечером передал Паоло. Очень хотелось курить, но она держалась.Продолжая размышлять о деле, она вдруг застыла, уставившись в пространство. До нее наконец дошло, почему не сходятся концы с концами. Потому что нельзя соединить несоединимое. Дело распадается на две части.Часть первая: Саббатини похищает картину и готовит акцию на холме Яниколо, на пятницу двадцать пятого мая, чтобы привлечь внимание общественности к делу об убийстве его сестры. Все просто и ясно.Вторая часть: выкуп. Здесь можно было бы представить, что он собирался сыграть на контрасте. Мол, картину спасли, а человеческую жизнь нет. Но Саббатини не требовал выкупа.«Представь, что ты на Яниколо, — сказала себе Флавия, намазывая маслом еще один рогалик. — В пятницу. Прибыли телевизионные репортеры с камерами и публика. Затем следует выход Саббатини. Какая-то возмутительная акция. Ну и что? Это будет ужасно или забавно, в зависимости от того, что он исполнит. Саббатини арестовывают. А дальше?»Значит, там вероятно участие Елены Фортини. Флавию смущало, что ее впечатление от этой женщины расходилось с тем, что рассказал журналист. Неужели она не может отличить черного от белого? Она встречалась с очаровательными людьми, однако они впоследствии оказывались махровыми жуликами. Но это совсем другое дело. Если верить Доссони, то Елена была хладнокровной жестокой убийцей. А атмосфера домашнего уюта, которую Флавия остро ощутила в ее жилище? Неужели жестокие убийцы с такой любовью гладят одежду своих детей?С Доссони вообще ничего не понятно. Бывший экстремист. Порвал с прошлым, но поддерживает старые знакомства. Ну и что? Журналист должен иметь связи на все случаи жизни. Но почему на него нет досье? Итальянская полиция имеет досье на всех, кто в те времена проявлял какую-либо активность. И получить их не трудно, если попросить нужных людей. Паоло собрал информацию на Саббатини, Фортини, даже Ди Ланну, но по Доссони нет ничего. Любопытно.Если бы все было как прежде, она бы просто сняла трубку и позвонила куда надо. Но теперь подобный интерес обнаруживать нельзя.Флавия допила кофе. Решила посоветоваться с врачом, можно ли его пить. К тому же, кажется, у нее уже начали отекать ноги. Она сказала монахиням, что останется здесь еще на ночь, и вышла на яркое утреннее солнце. Ее путь лежал в Ватикан. * * * Предъявлять служебное удостоверение было неразумно. Ватикан очень придирчиво относится к государственным служащим, поэтому Флавия представилась частной посетительницей и позвонила по внутреннему телефону. Минут через десять в приемную шумно ворвался Альдо Моранте, обнял Флавию и поцеловал совсем не так, как можно ожидать от католического священника.Думая об Альдо Моранте, невозможно было сдержать улыбку. Даже сейчас, по прошествии многих лет, он по-прежнему был похож на актера, плохо играющего роль священника. Чересчур крупный, чересчур жизнерадостный, чересчур шумный и наверняка нарушающий обет безбрачия. И тем не менее Альдо был священником. Пятнадцать лет назад он переметнулся из коммунизма в католицизм, минуя обычный период акклиматизации. «Зачем терять время? — признался он однажды в разговоре с ней. — Мы все когда-нибудь снова опустимся на колени».Но когда-то Альдо Моранте был известным радикалом. Без его участия не обходился ни один митинг. Он произносил пламенные речи в мегафон, писал памфлеты, призывал народ к борьбе. Их матери были подругами. В детстве Флавия и Альдо дружили, хотя он был на десять лет старше. Теплые отношения сохранились и по сей день. В свое время его не смутило даже то, что она начала работать в полиции. Флавия имела возможность наблюдать за происходившими с ним метаморфозами. Вначале мальчик-певчий, потом пламенный революционер, затем католический священник. Получил приход. Работа показалась ему скучной, и он перешел в Ватикан, где сделал головокружительную карьеру. Теперь Альдо занимал должность помощника министра иностранных дел.Он вел ее по коридорам в свой кабинет, демонстративно обняв за талию. Флавия не удивлялась. Ее друг был большой любитель покрасоваться.— Что тебе нужно? — быстро спросил он, плотно прикрыв дверь. Актерство закончилось. Теперь это был сосредоточенный деловой человек, не желающий терять время на пустую болтовню.— Помощь, — ответила она ему в тон. — Срочная.— Давай. Выкладывай.И она выложила. Все, от похищения картины до сотрудников службы внутренней безопасности, дежуривших у ее дома.— Если я правильно тебя понял, — произнес Альдо, когда она закончила, — ты подозреваешь Этторе Доссони в двурушничестве, потому что он попытался опорочить эту женщину, которая тебе понравилась. К тому же она раньше тебя заметила, что ты ждешь ребенка.— Верно, — промолвила Флавия, — но лишь частично. В полиции нет на него досье, он утверждает, будто разговаривал по телефону с Саббатини, но об этом тоже не известно.Альдо улыбнулся:— Флавия, я тебя поздравляю. Не сомневаюсь, ты станешь очень хорошей матерью. Пусть за первенцем последует по меньшей мере еще пяток. Крестить их всех буду только я. А насчет Доссони… да, помню. От него всегда чем-то пахло.— И до сих пор пахнет.— Тут дело не в личной гигиене. Тогда это было модно. Дезодоранты считались атрибутом капитализма. Я говорю о том, что в Доссони всегда чувствовалось что-то противное. Это замечали многие.— В каком смысле?— Понимаешь, дорогая, я священник и просто так, без всяких оснований, дурно думать о людях не могу. Придется просмотреть материалы.— Какие?— Дитя мое, ты в Ватикане. Мы знаем все. Наша разведывательная служба никогда не уступала итальянской. Мы до сих пор обмениваемся информацией с соответствующими государственными органами и сравниваем с тем, что получили из своих источников.— И у тебя есть доступ к таким материалам?— Конечно. Пока я — сеньор, но в следующем году стану монсеньором.— Поздравляю.— Спасибо. Буду носить красивую малиновую шапочку. Мне очень идет этот цвет. Что касается материалов, то показать их тебе я не могу. Они секретные. Закон есть закон. Но я с ними ознакомлюсь и постараюсь ответить на вопросы. А ты пока можешь посмотреть наши картины.— Я их уже видела, — улыбнулась Флавия. — Много раз.Альдо взмахнул рукой:— Я имел в виду не музей Ватикана, а специальное хранилище, куда публику не допускают.Он провел ее по коридорам в заднюю часть дворца и открыл дверь:— Заходи. Я потом тебя заберу.«А ведь Альдо может стать кардиналом, — подумала Флавия, глядя ему вслед. — Впрочем, зачем себя ограничивать? Он прекрасно будет выглядеть в белом».Начав ходить по залам, она забыла обо всем. Два часа пролетели, как мгновение. По сравнению с этим собранием музей Ватикана выглядел второразрядным. Флавии хотелось, чтобы сейчас здесь находился Аргайл. Он наверняка молчал бы несколько дней, переполненный впечатлениями, а затем разразился пространными комментариями.Особенно важно, чтобы Аргайл увидел «Успение Девы Марии». Флавия не так хорошо разбиралась в живописи, как он — нельзя даже сравнивать, — но эту картину знала. Вернее, лицо Девы Марии. Оно было тем же, что и на картине, висевшей у Боттандо над камином. То же одеяние, тот же размер панели. Спутать невозможно. Очевидно, картины составляли части триптиха, изображающего жизнь Богоматери. У этой — приличная рама. Сохранились даже железные петли, связывающие ее с большей центральной панелью. Но кто автор? Надпись отсутствовала. Жаль. Теперь Флавия поняла азарт Аргайла.— Наслаждаешься? — раздался сзади голос Альдо. — Я не сомневался, что тебе понравится.— Что это за картина? — спросила она. Он пожал плечами:— Понятия не имею. Не моя компетенция. Я занимаюсь иностранными делами.— А кто знает? Как она тут появилась?Альдо улыбнулся:— Здесь собраны картины, полученные… не совсем законно. Вот почему их не показывают публике.— Что ты имеешь в виду?— А то, что не надо задавать вопросов, — резко ответил он. — Посмотрела, и довольно. — Он обнял Флавию за плечи. — Пошли займемся делом.Они вернулись в кабинет.— Твой Доссони, — сообщил Альдо, — был полицейским информатором. Классический провокатор.— Неужели?— Да. Лицемерный двурушник. Думаю, он до сих пор на службе.— А Ди Ланна? Там есть какой-нибудь материал?— Обширный. Большую часть ты знаешь. Из нового лишь то, что вначале он вкладывал деньги в христианских демократов, чтобы вытащить Болонью из-под влияния коммунистов. Очень многое связывает его и с нашим дорогим премьер-министром. Тот должен быть ему бесконечно благодарен.— А насчет того следователя и дела об убийстве Марии Ди Ланны?— Почти ничего. Только газетные вырезки.— Что-нибудь еще?— Все. Ты разочарована?— Конечно, я рассчитывала на большее, но и этого достаточно. Спасибо.— Рад был помочь.
«Куда ты запропастился, Джонатан Аргайл?» — думала Флавия, стоя в переполненном автобусе. Исчез, когда очень нужен. Сейчас бы выслушал, дал советы. Некоторые бесполезные, кое-какие дельные, однако всегда помогающие привести в порядок мысли в голове. Стимулировал ее логическое мышление только он да Боттандо.Дома телефон по-прежнему не отвечал. Флавия позвонила генералу, но и того след простыл. В общем, эти двое, единственные, на кого она могла положиться, ее покинули. Да еще в столь ответственный момент. Флавия решила выместить злость на сидящем перед ней прыщавом юнце.— Тебя не учили, что нужно уступать место беременным женщинам? — внезапно рявкнула она.Он поднялся, весь красный, и начал быстро пробираться вперед, бормоча что-то под нос.— Спасибо, молодой человек, — сказала Флавия и села. Хорошо, что в Италии пока сохранилось уважение к матерям.Флавия сбросила туфлю и пошевелила пальцами. Итак, Доссони. Левый радикал, полицейский информатор и журналист. Скорее всего Маурицио Саббатини ничего не знал, иначе не связался бы с ним.Но Альдо намекнул, что многие это подозревали. Нет, Саббатини не был настолько глуп, чтобы довериться провокатору. Следовательно, о краже картины Доссони узнал не от него. От кого же? От директора музея? Маловероятно. Оставалось лишь одно место, откуда он мог получить информацию.Автобус подъезжал к ее остановке, и Флавия с ужасом обнаружила, что туфля не налезает. Она подхватила ее и на одной ноге запрыгала к двери. 16 Мэри Верней была по-прежнему красива. Пожалуй, годы лишь слегка ее иссушили. Она принадлежала к тому типу женщин, которые с возрастом становятся еще симпатичнее. Одета, как всегда, немного странно — вокруг головы что-то обмотано, видимо, от солнца. Впрочем, сейчас Мэри находилась дома. Когда же показывалась на публике, то всегда выглядела в высшей степени элегантно.Многолетний опыт приучил ее ко всяким неожиданностям, но, увидев Аргайла, она немного растерялась. Правда, быстро оправилась. Подставила обе щеки для поцелуя, не переставая восклицать, какой это замечательный сюрприз, как она рада, проходите, садитесь и так далее.Улыбаясь, Аргайл поднялся по четырем стертым ступенькам на веранду, где его представили гостю. Впрочем, это было излишним.— Добрый день, Джонатан, — произнес Таддео Боттандо, вставая из-за стола. — Какая встреча! Вы по делу?— Да вот, прогуливался и решил заглянуть… — начал Аргайл. — Нет. Я прибыл по делу. Меня интересует ваша картина, и вы двое можете мне помочь. С трудом вас разыскал. Сначала заблудился, заехал в другую деревню. Пообедал в чудесном маленьком ресторанчике на площади. Очень милом. Посмотрел церковь. Вы там бывали? Великолепный запрестольный образ. Понравился необыкновенно.— Много раз, — ответила Мэри Верней, набираясь терпения. — Вы один?— Что вы сказали?— Где ваша жена?— Флавия?— А что, у вас есть еще какая-то?— О нет. Только одна. По-моему, вполне достаточно. Она в Риме. Погрязла в деле о краже картины из Национального музея. Немного приуныла.— Почему?— Честно говоря, не знаю. В последнее время ей немного нездоровилось. Расстроена. Ворчит. Думаю, она обнаружила то, что генералу Боттандо было давно хорошо известно. Начальники не лучше воров. Только с ними сложнее.— Я ей это объяснял, — промолвил Боттандо со слабой улыбкой.— Но все время оберегали от непосредственного опыта, — заметил Аргайл. — А теперь ваш уход и то, как это произошло, лишили Флавию последних иллюзий. А возня с картиной ее совсем доконала.Боттандо сокрушенно покачал головой.Аргайл воодушевился. С официальной частью беседы покончено. Мэри Верней ободряюще улыбнулась и налила бокал вина. Он выпил, подумав, что, наверное, зря. Сегодня и без того выпито достаточно.— Я приехал поговорить о вашей картине, генерал, и о том, что с ней связано.Если бы Аргайл не испытывал сейчас сильного напряжения, то, несомненно, порадовался бы за них, что они нашли друг друга.Превосходная во всех отношениях пара, если не принимать во внимание, что большую часть жизни Мэри Верней занималась кражей картин, а Таддео Боттандо — их розыском. Оба добрые, умные, прекрасно подходят друг другу. И наконец, оба одиноки.— Так вот, — заключил он, — похищение этой картины…— Ну давайте же, Джонатан, не тяните, — произнесла Мэри Верней с раздражением. — Я знаю, вам нравится изображать рассеянного ученого, но вы, кажется, чуточку перестарались. Объясните, зачем пришли.Аргайл посмотрел на нее, размышляя, не обидеться ли, но решил, что она права.— Вилла «Буонатерра». Шестьдесят второй год. На их лицах отразилось удивление, убедившее Аргайл а, что все его умозаключения верны.— Загадочное преступление, — продолжил он. — Одно запаковано в другое. Меня смущает здесь некое обстоятельство. Но вначале факты. Человек похищает картину. Причина никак не связана с деньгами. Он ее прячет. Затем появляется Мэри Верней и крадет у него картину. Первую часть я знаю наверняка, о второй догадываюсь. Прекрасная задумка. Вор не может предъявить претензий, а полиции не придет в голову, что такое возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21