Наученный долгим опытом, он знал, что библиотекарь принесет заказанные книги не раньше чем через сорок пять минут.В кафе было немноголюдно — только студенты и несколько туристов. Аргайл устроился в самом дальнем углу зала и начал есть непропеченный пончик, запивая его кофе. Он развернул газету и попытался представить, что находится не в «Виктории и Альберте», а где-то совсем в другом месте. Его мысли были прерваны стуком тарелок, поставленных на его стол. Усевшись напротив Аргайла, неряшливого вида студент выудил пачку «Ротманса» из кармана старого, замусоленного пиджака, когда-то служившего верхом от костюма, и с наслаждением закурил.— Ну наконец-то… Первая за день. Я чуть не сжевал себе пальцы там наверху.— Привет, Фил. Как дела?— Как всегда, — пожал плечами студент и жадно затянулся.Аргайл познакомился с ним еще на первом курсе. Филипп Мортимер-Джонс окончил привилегированную школу и вращался благодаря связям отца в самых высших кругах, но студенты знали его как просто Фила — коренастого парня с немытыми темными волосами, безвкусно одетого и с вечно слипающимися глазами, так что казалось, будто он вот-вот уснет, или он неделю не умывался, или он наелся той дряни, на которую с неодобрением смотрит полиция, — за пять лет знакомства Аргайл так и не смог определить истинной причины. Возможно, имело место все из перечисленного. Но, несмотря на сонное выражение лица, у этого парня был отличный нюх на пикантные подробности университетской жизни, и он всегда был в курсе последних сплетен, чему подтверждением послужила его следующая фраза:— Не ожидал тебя здесь увидеть. Я думал, ты еще не оправился от «великого итальянского разочарования».Аргайл мысленно застонал. Если знает Фил, знают все.— Кто тебе рассказал?— Не помню. Услышал где-то.Где он услышал, черт его подери? Аргайл поделился своим открытием только с научным руководителем — человеком очень сдержанным и неболтливым. Вышло так, что Аргайл все тянул и тянул с диссертацией, и в конце концов руководство университета пригрозило вычеркнуть его из списков и попросило научного руководителя, старого Трамертона, высказать свое мнение на этот счет. Трамертон написал Аргайлу, чтобы тот предъявил хоть какое-то свидетельство своей умственной деятельности.Времени ему дали немного — всего четыре дня. Молодой человек быстро собрал имеющийся материал, сопроводив его солидной библиографией, и отправил в Италию. Для большего эффекта он осторожно намекнул, что под слоем одной из картин Мантини может быть скрыт Рафаэль.Теперь Аргайл безумно сожалел о неосмотрительной приписке; будь руководство университета немного терпеливее, он приберег бы свое открытие до защиты, и тогда Бирнес не перехватил бы у него картину. Но, как бы там ни было, материал, присланный Аргайлом, убедил Трамертона, что кандидат прилагает определенные усилия в данной сфере, и профессор дал положительный отзыв. Угроза исключения отступила, и Аргайл забыл об инциденте.До настоящего момента. Теперь ему было ясно, что Трамертон либо показал кому-то наброски диссертации, либо просто рассказал о предположениях Аргайла. Нужно только узнать, кому, и тогда станет понятно, каким образом информация попала к Бирнесу. Но кому он мог рассказать? В Италии он ни с кем не общался; насколько было известно Аргайлу, профессор жил в провинции, расположенной к западу от Монтепульчано, в доме своего итальянского коллеги. Как Бирнес его нашел? Нужно написать Трамертону и спросить.Но пока это не главное; сейчас Аргайла ожидало благоуханное помещение библиотеки. Остановив собеседника на полуслове и повергнув его в шок заявлением, что ему не терпится порыться в архиве, Аргайл потащился по лестнице в библиотеку. Такой короткий разговор и такой неприятный.Найти в книгах необходимую информацию оказалось не так легко, как ему представлялось. Нервотрепка последних двух дней и давление со стороны Флавии полностью лишили Аргайла способности к сосредоточению. Проще простого сказать: найдите настоящего Рафаэля. Ведь в случае неудачи его ждет не недовольно приподнятая бровь научного руководителя, думал он, просматривая заказанные книги. Сейчас ему уже казалось более безопасным записаться в морскую пехоту. Легко сказать: найдите настоящего Рафаэля. Если бы это было так просто, его бы уже давным-давно нашли.Результат посещения библиотеки оказался отрицательным, однако это тоже был результат. По крайней мере теперь Аргайл знал, где картины точно нет. Конечно, за подобные сведения ему никто спасибо не скажет. Количество картин, под которыми предположительно мог оказаться Рафаэль, сократилось с двухсот до нескольких десятков. И что делать дальше? Поскрести каждую ножом? Даже если владельцы не будут возражать, нет никакой уверенности в том, что кто-нибудь уже это не сделал. Если Бирнес уничтожил «Елизавету», опасаясь разоблачения в подделке, то, по идее, должен избавиться и от оригинала.Задумавшись, Аргайл уставился в потолок библиотеки, затянутый проволочной сеткой, чтобы отваливающиеся куски кровли ветхого здания не убили кого-нибудь из посетителей. Похоже, нет смысла рыться в книгах. На это могут уйти месяцы, а ему нужен быстрый результат. Значит, придется отрабатывать ту информацию, которая есть. Если он сумеет найти картину, полиция легко выйдет на преступника. Но что если сделать наоборот? Мысль Аргайла быстро заработала, и вскоре решение стало казаться удивительно простым. А через несколько часов Аргайл уже вышел на след разыскиваемой картины.
В условленное время он встретился с Флавией, и они зашли в вычурно оформленный бар на улочке, параллельной Уордор-стрит. Улица в Лондоне, на которой находятся конторы многих британских кинокомпаний; ранее была известна антикварными магазинами.

Назывался бар соответствующе: «Таракан и огурец». Аргайл такие заведения не посещал и пренебрежительно заметил:— Наверное, сюда ходят старшие братья студентов, подрабатывающих в «Виктории и Альберте».Флавия не расслышала реплики и вежливо улыбнулась. У нее выдался нелегкий день — беседа с реставраторами почти ничего не дала. Они прятались за техническими терминами и не желали вылезать из своей скорлупы. От огорчения Флавия даже утратила свойственное ей чувство юмора. Публика в баре распространяла атмосферу самоуверенной искусственной веселости и оживления, которая действовала на Аргайла удушающе. Он сразу почувствовал себя несчастным.— Вряд ли здесь удастся спокойно поговорить! — проорал он Флавии в ухо.— Что? — прокричала она в ответ и вдруг увидела знакомого реставратора из галереи Тейт. — Ладно, скажете потом.Флавия начала пробираться к барной стойке. Андерсон, к которому она так стремилась, призывно размахивал пятифунтовой банкнотой в надежде, что официантка наконец обратит на него внимание. Флавия похлопала его по плечу в тот момент, когда его долгое ожидание было вознаграждено и девушка-официантка двинулась в его направлении. Он обернулся, чтобы поприветствовать свою итальянскую знакомую, и на секунду утратил визуальный контакт с официанткой, за что и был наказан: она мгновенно занялась другим клиентом.— Ч-черт, — выругался Андерсон. — Опять пролетел. Ну ладно, мы можем пройти в следующий зал, там обслуживают за столиками.Флавия представила Аргайла. Андерсон разочарованно протянул:— У-у, я думал, ты одна.Аргайл обиделся и мгновенно возненавидел его.С трудом отыскав свободный столик, они сели и заказали бутылку белого вина неизвестного происхождения.— Ну, видите? Я же говорил, здесь тише. Славное местечко, правда?Аргайл усмехнулся и кивнул:— Славное — не то слово. Замечательное.Его язвительный тон насторожил Флавию. Она улыбнулась и сильно надавила каблуком ему на ногу. «О-ох, не зря эти каблуки называют шпильками». От боли у Аргайла выступили слезы на глазах.Пытаясь сгладить возникшую неловкость, Флавия начала рассказывать Андерсону о цели своего приезда, естественно, умолчав об истинной причине.— И ты хочешь, чтобы я тебе помог? С удовольствием. Только чем?— Просто ответь на некоторые вопросы.— Чепуха какая-то. Что я могу сказать полезного? Меня позвали только для того, чтобы я вместе с другими реставраторами очистил и восстановил картину. Не выписывать же ради этого людей из Рима? Кроме нас, к картине никого не подпускали. Один раз приехали телевизионщики с камерами, сняли нас за работой и уехали. И что в этом для тебя интересного? Или ты чего-то недоговариваешь? И потом, ты ведь привезла с собой мистера Аргайла. — Аргайлу почему-то не понравилась приставка «мистер». — Сэр Эдвард говорил мне, что ужасно обиделся из-за всей этой истории. Так зачем же тебе искать мотивы, когда рядом с тобой сидит подозреваемый номер один? Если, конечно, я правильно понимаю ситуацию. Будем. — Он поднял свой бокал, как бы салютуя собственной проницательности, после чего вдруг скривился, изображая крайнюю степень отвращения.— Я и не знал, что так прославился, — заметил Аргайл, который так и не понял, к чему относилось демонстративное кривлянье Андерсона — к нему или к качеству вина.— Не беспокойтесь, не прославились. Просто Бирнес упомянул вас однажды, а у меня очень хорошая память на всякие пустяки.Аргайл решил по возможности не участвовать более в разговоре. Действительно, пустяки. Он откинулся на спинку стула и начал вертеть в руке бокал, прикидываясь безразличным. Если бы его сегодняшние труды не принесли результата, он бы, наверное, загрустил. Но сознание того, что он совершил новое открытие, поддерживало в нем ощущение превосходства. Так уж и быть, на один вечер можно взять себя в руки и потерпеть выходки этого типа.— Ты можешь мне обещать, что разговор останется между нами? — говорила тем временем Флавия.— Я могу дать тебе слово, а ты уж решай, стоит ли на него полагаться, — ответил Андерсон.Флавия немного подумала. Конечно, она надеялась получить от Андерсона информацию, но еще больше хотела сбить с него спесивый, самоуверенный тон. Известие, что он стал соучастником гигантской аферы, послужит ему холодным душем. И еще ей почему-то захотелось отомстить за выпад в адрес Аргайла, хотя тот отчасти сам напросился. Кажется, она становится субъективной. Плохой признак.— Картина оказалась подделкой, — без предисловия заявила Флавия.Ее слова произвели должный эффект. Нельзя сказать, чтобы Андерсон сильно побледнел, но явно встревожился.— О, черт, — медленно проговорил он. — Ты уверена?Флавия пожала плечами и загадочно улыбнулась, однако ничего не добавила.— Но ты можешь объяснить, почему так думаешь?Она покачала головой:— Боюсь, что нет. Просто прими это как факт.Флавия отчаянно блефовала, но Боттандо сумел вдолбить ей золотое правило полицейской работы — всегда демонстрировать абсолютную уверенность в фактах. Кроме того, она рассудила, что чем сильнее напугает Андерсона, тем лучше он разговорится. С сочувственным видом она приготовилась слушать.— Я сейчас закажу тебе что-нибудь поесть. Лично я проголодалась.Аргайл тоже хотел есть. Он понял, что Флавия надеется вызвать Андерсона на откровенность, предложив ему бесплатную кормежку. Он принадлежал к тому типу людей, которые не в силах устоять перед бесплатным угощением и у которых к тому же плохие новости вызывают зверский аппетит. В течение следующего часа Андерсон последовательно поглощал заказанные блюда: большую тарелку королевских креветок, внушительный кусок рыбного пирога, две тарелки овощей, десерт, заявленный в меню как пирог с орехами пекан, но в действительности мало на него походивший, две чашки кофе и несправедливо большую порцию вина из бутылки. Флавия от него почти не отставала. Аргайл еще в первую встречу с ней удивлялся, как в таком изящном теле может помещаться столько еды.Чтобы направить разговор в нужное русло, Флавия начала рассказывать Андерсону о результатах исследования картины. Реставратор замахал руками:— Знаю, знаю! Я же отвечал за проведение экспертизы.— Я полагала, это был Манцони?— Манцони? Да он к ней на пушечный выстрел не приближался. Только прочитал потом отчет, сказал, что не сомневается в наших выводах, и поставил свою подпись. Он и пальцем не пошевелил.Флавию покоробила столь откровенная клевета, возводимая на ее соотечественника. Андерсон даже не пытался скрыть презрительного отношения к итальянцам. Но гораздо хуже было то, что его слова полностью разрушили ее лучшую версию. Если Манцони не руководил исследованиями, то не мог и подделать результаты. Флавия снова сосредоточилась на Андерсоне, который продолжал разглагольствовать, не замечая, что собеседница отвлеклась.— … Вот почему я хочу, чтобы ты привела доказательства. Я считаю, что картину невозможно было подделать. Она прошла абсолютно все тесты. Ты должна привести сверхубедительные доказательства, чтобы заставить меня переменить свое мнение, — заключил он.Флавия снова уклонилась от прямого ответа.— Интересно, а каким образом можно в принципе подделать такую картину?— В принципе это легко. А вот сделать намного сложнее. Насколько я помню из отчета, мошеннику прежде всего потребовалось бы обзавестись холстом конца пятнадцатого — начала шестнадцатого века. Размером холст должен в точности совпадать с будущей картиной, чтобы не осталось следов от перетяжки. Дальше нужно очистить картину от краски — не полностью — и поверх написать другую картину, используя те же краски и ту же технику, что и настоящий художник.Флавия кивнула. То, что говорил Андерсон, полностью совпадало с тем, о чем она прочитала в записях Морнэ.— Написав картину, он должен был искусственно высушить ее и затем состарить. Старые полотна сохли долго, иногда по полвека, поэтому на картине, написанной в период Ренессанса, краски не могут быть липкими. Кстати, именно на этом попался Уокер — художник, работавший под Ван Гога. Высушить краски можно разными способами, — продолжал Андерсон. — Традиционный метод — печная сушка. Температура сушки может быть разной, каждый мошенник пользуется своим рецептом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25