Теперь ставший каноническим лик вернулся на свое законное место — другого грядущие поколения ему не найдут.
Оборвал подвижническую деятельность досточтимого судьи и обрек его на уединение в «Кленовой долине» человек по имени Майк Фарр, уроженец городка Холли-Спрингс. Однажды его уже удостоили переизбрания на высокий пост, и с обязанностями глашатая закона чужак этот справлялся, по мнению Гарри Рекса, в целом неплохо. В данный момент советник юстиции Фарр заканчивал просматривать написанное рукой его предшественника завещание.
Сидевшие в зале юристы и чиновники окружного суда листали бумаги, кое-кто негромко переговаривался. В повестку дня были включены и предложенные ими неделей ранее вопросы. Рэй присел в первом ряду, тогда как Гарри Рекс, чья фигура мощно возвышалась над столом председателя, шептал что-то на ухо Майку Фарру. Рядом с Рэем сидел брат. Лицо Форреста, если не считать двух-трех царапин под глазами, выглядело как обычно. По сути, Форрест не собирался являться на процедуру, но основательная взбучка, полученная от Гарри Рекса, заставила его изменить свое решение.
Брат все-таки объявился у Элли, ни словом не обмолвившись о том, где пропадал и чем намерен заниматься дальше. Да это никого особо и не интересовало. О новой работе он тоже не упомянул, и Рэй пришел к выводу: карьера консультанта Форресту заказана.
С интервалом в пять минут на кафедру поднимался кто-нибудь из присутствовавших и, вытянув вперед правую руку, сообщал Рэю, каким незаурядным, нет, каким великим государственным мужем был его отец. Предполагалось, что старшего сына судьи связывают с каждым выступающим узы многолетней дружбы — еще бы, ведь все они называли его своим другом. Имя младшего не прозвучало ни разу.
Исполненным достоинства жестом Гарри Рекс пригласил Рэя за стол.
— Ваш отец являл собой пример беззаветного служения обществу,— тепло приветствовал его Фарр.
— Благодарю.
Что в таком случае заставило вашу честь заявить в ходе предвыборной кампании о старческой немощи судьи и отсутствии интереса к работе, едва не спросил Рэй. С той поры минуло девять лет — а казалось по крайней мере полвека. Со смертью отца все в округе Форд вдруг стало напоминать Рэю покрытые мхом руины.
— Вы ведь преподаете юриспруденцию?— осведомился Фарр.
— Да, в Виргинском университете.
Председатель одобрительно кивнул.
— Здесь присутствуют все наследники?
— Да, сэр. Ими являются мой брат и я, других нет.
— Вы оба знакомы с документом, в котором выражена последняя воля Ройбена Винсента Этли?
— Да, сэр.
— И у вас нет никаких возражений, отводов или вопросов?
— Нет, сэр.
— Прекрасно. В соответствии с текстом документа я утверждаю вас, Натана Рэя Этли, душеприказчиком и единственным распорядителем имущества, оставленного усопшим. Официальное постановление будет опубликовано в местной печати, а копии его направлены всем кредиторам. Инвентарную опись имущества и финансовую оценку активов вы получите через два дня.
Своими ушами Рэй тысячу раз слышал, как эти же фразы произносил отец.
— Я ничего не упустил, мистер Боннер?— наклонился к секретарю Фарр.
— Нет, ваша честь.
— Примите мои искренние соболезнования, мистер Этли.
— Спасибо, ваша честь.
Обедать братья отправились к Клоду. Оба попросили официантку принести жареного палтуса. В Клэнтоне Рэй провел два дня, и от желания побыстрее вернуться домой у него сводило скулы. Форрест за едой предпочитал молчать. Чувствовал он себя как муха, опалившая в пламени свечи свои крылышки. Отравленная алкоголем и наркотиками кровь текла по жилам крайне неохотно.
Никаких особенных планов у Рэя не было. Здесь он рассчитывал посетить двух-трех приятелей, и все. Дома, в Виргинии, его тоже никто не ждал.
После обеда Форрест откланялся.
— Мне пора в Мемфис.
— В случае чего тебя искать у Элли?
— Может быть.
Сидя на крыльце, Рэй убивал время до прихода Клаудии. Как и было обещано, та появилась ровно в пять. Спустившись к машине, он невольно бросил взгляд на табличку с единственным словом «ПРОДАЕТСЯ», что висела у ворот.
— Ты на самом деле хочешь продать особняк?
— В противном случае его придется просто оставить. Как здоровье, Клаудиа?
— Не жалуюсь, Рэй.
Они заключили друг друга в объятия, умудрившись при этом почти не соприкоснуться. Одета Клаудиа была в хлопчатобумажные брюки, ковбойку и кроссовки, на голове — легкомысленная соломенная шляпка, как если бы ее владелица только что вышла из розария. Помада на губах чуть заметна, глаза и брови безупречно подведены. Рэй не помнил случая, чтобы старая подруга отца хоть раз позволила бы себе малейшую толику небрежности по отношению к собственной внешности.
— Меня так обрадовал твой звонок, Рэй,— сказала старая дама, поднимаясь по ступеням крыльца.
— Сегодня были в суде, утверждали наследство.
— Господи, бедняжки. Намучились?
— Все прошло довольно гладко. Свел знакомство с Майком Фарром.
— Он тебя не разочаровал?
— Довольно обходительный джентльмен, несмотря на его прошлое.
Рэй поддержал гостью под локоть — хотя Клаудии хватило бы сил штурмовать Эверест.
— Помню его еще выпускником колледжа. Наивный мальчик не мог тогда отличить истца от ответчика. Знаешь, будь я рядом, Ройбен обязательно победил бы на выборах.
— Давай-ка устроимся здесь.— Он указал на два кресла-качалки.
— Ты навел порядок!— Клаудиа с изумлением огляделась.
— Скорее уж Гарри Рекс. Нанял плотников, кровельщиков, уборщиц. Мебель чистили, думаю, тем же пескоструйным аппаратом, что и стены, зато теперь тут можно дышать.
— Ты не против, если я закурю?
— Нисколько.— Возражать не имело смысла: без сигареты Клаудиа не прожила бы и двух минут.
— Я так обрадовалась твоему звонку,— повторила она, щелкая зажигалкой.
— Чай или кофе?
— Чай, пожалуйста, с лимоном и ложкой сахара.— В ожидании Клаудиа скрестила ноги, расслабленно откинулась на спинку кресла.
Протягивая ей чашку, Рэй вспомнил, как годы назад эта женщина сидела за столиком чуть ниже судейской кафедры — в облегающем фигуру платье, которое открывало взорам присутствовавших стройные нош,— и деловито стенографировала речи своего патрона.
Беседа зашла о погоде, как всегда бывает на Юге, когда люди не знают, о чем поговорить. Клаудиа курила и улыбалась, испытывая искреннее удовольствие от непринужденного общения. Она явно блаженствовала. Рэй же обдумывал тактику.
Они обсудили Форреста и Гарри Рекса, двух весьма неординарных людей, и, когда с момента появления Клаудии в особняке миновало около часа, тактика в голове Рэя сложилась окончательно.
— Мы нашли кое-какие деньги, Клаудиа,— небрежно произнес он.
Фраза повисла в воздухе. Проанализировав услышанное, Клаудиа осторожно поинтересовалась:
— Где?
Вопрос бил в точку. Действительно, где? На банковском счете, со всей полагающейся в таких случаях документацией? В матрасе?
— В отцовском кабинете, наличными. Почему-то он решил оставить их в стеллаже.
— И сколько?— взвешенно спросила она.
— Сотню тысяч.
Рэй пристально следил за выражением ее лица. В глазах пожилой дамы мелькнуло удивление. Не более. Следуя плану, Рэй продолжил:
— Налоговые декларации в полном порядке, чеки оплачены, в тетрадь занесены все текущие расходы. Откуда взялась эта сумма, совершенно непонятно.
— Ройбен никогда не держал при себе столько наличных,— медленно проговорила Клаудиа.
— Помню, помню. У тебя есть какие-нибудь соображения?
— Ноль,— уверенно ответила гостья.— Судья предпочитал не иметь дела с банкнотами. Терпеть их не мог. За все платил Первый национальный банк. Ройбен долгое время являлся членом правления.
— Да, даже на моей памяти. А доходов со стороны у него не было?
— С какой стороны?
— Тебе лучше знать, Клаудиа. Он посвящал тебя во все свои секреты.
— Он целиком отдавал себя работе, Рэй. Профессиональные обязанности не оставляли ему времени ни на что иное.
— Включая семью.— Фраза вырвалась непроизвольно, и Рэй тут же пожалел о ней.
— Ройбен очень любил вас, мальчиков, но принадлежал к другому поколению.
— Давай сменим тему.
— Согласна.
Они обменялись вздохами облегчения. Говорить о семье не имело смысла. Обоих занимали деньги. Сквозь перила крыльца было видно, как проезжавшая по улице машина сбросила скорость: водитель заметил табличку «ПРОДАЕТСЯ» и рассматривал особняк. По-видимому, ему хватило одного взгляда — взревев мотором, автомобиль тут же покатил дальше.
— Ты знала, что он играл?
— Кто? Судья? Нет.
— Трудно поверить, правда? Раз в неделю Гарри Реке привозил его в казино. Похоже, отец потакал иногда своим слабостям.
— О юристах у нас всегда ходили самые дикие слухи. Несколько человек из-за этого даже пострадали.
— Но про судью помалкивали?
— По крайней мере до моих ушей ничего не доходило.
— Деньги не могли свалиться с неба, Клаудиа. У меня такое ощущение, что они нечистые — в противном случае отец упомянул бы их в завещании.
— А если бы он их выиграл, то все равно считал бы грязными, да?
Клаудиа и вправду знала судью намного лучше, чем другие.
— Да. По-твоему, тоже?
— Иначе он не был бы Ройбеном Этли.
Повисла долгая пауза. Время остановило свой бег. Они легонько покачивались в креслах, молчание их не тяготило. Сидение на крыльце располагает человека к задумчивости, толкает остаться наедине с собственными мыслями.
Наконец, набравшись мужества завершить начатое, Рэй подошел к самому главному:
— Хочу выяснить кое-что, Клаудиа, и, пожалуйста, будь откровенна.
— Я всегда откровенна. Это один из моих многочисленных недостатков.
— Мне никогда не приходило в голову подвергать сомнениям отцовскую порядочность.
— Воздержись от этого и сейчас.
— Прошу, не перебивай.
— Извини.
— Не мог ли он получать какие-либо левые доходы? Выраженную в финансовой форме признательность адвоката или, скажем, коллеги из захолустья? Не входил ли кто-нибудь в его кабинет через заднюю дверь, как говорят англичане?
— Категорически — нет!
— Я стреляю наугад, Клаудиа, в надежде, что хоть одна пуля поразит цель. Только представь себе: входишь в кабинет и обнаруживаешь за книгами пачки хрустящих стодолларовых банкнот. На день смерти у отца в банке лежало всего шесть тысяч. Зачем было прятать такое состояние?
— В мире не было человека порядочнее Ройбена.
— Уверен.
— Тогда прекрати молоть чепуху о взятках.
— С радостью.
Она закурила новую сигарету, а Рэй вышел, чтобы долить в чашки чаю. Вернувшись на крыльцо, он обнаружил Клаудию в состоянии, близком к гипнотическому трансу; взгляд ее был устремлен куда-то в бесконечность. Рэй беззвучно опустился в кресло, выжидая, когда гостья очнется, а затем негромко сказал:
— Думаю, судья остался бы доволен, если бы часть этих денег перешла к тебе.
— Вот как?
— Да. Определенная сумма, около двадцати пяти тысяч, мне необходима, чтобы закончить ремонт особняка. Что, если остаток разделить на троих: Форресту, тебе и мне?
— По двадцать пять каждому?
— Совершенно верно. Ну?
— То есть ты не собираешься оформлять их как наследство?— В законах Клаудиа ориентировалась не хуже Гарри Рекса.
— А зачем? Это же наличные, про них никто не знает, а если мы откроемся властям, половина денег уйдет на оплату налога.
— Как же ты объяснишь их происхождение?— Она всю жизнь стремилась быть на шаг впереди собеседника. В городе поговаривали, что исход дела Клаудиа видела яснее любого юриста.
К тому же, считая себя настоящей дамой, она испытывала трогательную любовь к деньгам. Хорошая одежда, дорогая косметика, последней марки автомобиль — откуда у скромной служительницы правосудия средства на эту роскошь? Допустим, она уже получает государственную пенсию, но все равно это не деньги.
— Объяснить его невозможно,— ответил Рэй.
— Если судья выиграл деньги в казино, тебе придется вносить исправления во все его налоговые декларации за последние шесть лет. Как досадно!
— Чертовски.
Больше об этом не было сказано ни слова. От кого сограждане узнают о ее, Клаудии, доле?
— Помню случай,— проговорила она, глядя на запущенный газон.— Дело слушалось в округе Типпа лет тридцать назад.— Глубокая затяжка сигаретой.— Некто Чайлдерс, владелец свалки металлолома, умер, не оставив после себя завещания. Сыновья, их у него был целый выводок, стали находить деньги повсюду: в кучах железа, в офисе, на чердаке дома, в камине, в сарае. Без ума от радости, они перекопали всю свалку. Общая сумма превысила двести тысяч. Двести тысяч у человека, который не мог оплатить свои телефонные счета и годами донашивал дырявые комбинезоны!
Еще одна затяжка и струя дыма — едва ли не в лицо Рэю. Вспоминать Клаудиа могла без конца.
— Одни сыновья предлагали поделить деньги и пуститься в бега, другие хотели все сделать по закону. Соседи начали шептаться, семейство перепугалось и было вынуждено включить наличные в опись имущества. Парни вступили с государством в тяжбу. Четыре года спустя денежки просто испарились: половину забрали чиновники налогового управления, половину — адвокаты.
Клаудиа смолкла.
— Какова же мораль?— не выдержал Рэй.
— Ройбен назвал сыновей недоумками, сказал, что следовало поделить деньги и сидеть тихо. В конце концов, речь ведь шла о нажитом их отцом за всю жизнь.
— По-моему, он был прав.
— Налог на наследство вызывал у судьи жуткое возмущение. С какой стати правительство отбирает у детей деньги, которые оставил им после смерти отец? Ройбен годами скрипел зубами по этому поводу.
Рэй вытащил из нагрудного кармана конверт и протянул его Клаудии.
— Здесь двадцать пять тысяч.
В глазах старой дамы вспыхнуло изумление.
— Бери, бери. Никто не узнает.
Стиснув тонкими пальцами конверт, Клаудиа попыталась что-то сказать, но у нее ничего не получилось. На ресницах повисли слезы. Для закаленного судебными баталиями бойца это значило многое.
— Спасибо,— через силу прошептала Клаудиа.
Суставы ее пальцев побелели от напряжения.
После ухода гостьи Рэй еще долго лежал в кресле, высматривал в потемневшем небе звезды и поздравлял себя с тем, что Клаудиа теперь оказалась вне подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35