— Отлично! Если она попытается вернуться, спустишь на нее собак. Это все. Желаю всем доброй ночи.
Подняв серебряный канделябр, Фентон посветил Лидии, поднимавшейся впереди него по ступенькам. Четверо слуг хранили молчание.
Поднявшись на первый этаж, они перешли на другую лестницу. Фентон, в правой руке держа канделябр, а левой обнимая Лидию, испытывал душевные муки более чем по одному поводу.
— Я бы отдал все, что имею, — сказал он, — чтобы ты не видела происшедшего там.
Фентон скорее ощутил, чем увидел удивление Лидии.
— Ник, то, что там случилось, заставило меня восхищаться тобой. За полчаса ты разгадал тайну отравления и наказал виновную так мягко, как не сделал бы ни один хозяин в Лондоне!
— Лидия, что касается этого кольца. Я…
— Тише! Я уже забыла об этом.
— Но я еще не объяснил! Это не я — я не был самим собой…
— Думаешь, я этого не понимаю? Я ведь знаю тебя… — Мягкий голос Лидии внезапно смолк, когда они поднялись по лестнице и направились к ее комнате. — Знаю, и в то же время не знаю. Как странно! Я безумно люблю тебя таким, каким ты появился прошлой ночью, и каким я вижу тебя сегодня. Ты… Нет, я не могу объяснить!
— В это нет нужды.
Когда они подошли к двери, Лидия украдкой бросила взгляд в коридор, словно ища притаившуюся там Джудит Пэмфлин.
— Ник, — прошептала она, — мне сейчас не потребуется горничная, правда? Это платье снимается очень легко, а остальное… — Щеки Лидии зарделись, глаза заблестели, речь стала более быстрой. — Ник, неужели мы сегодня должны беспокоиться из-за ужина?
— Конечно, нет!
Дверь за ними закрылась.
Вскоре во всем доме погасли огни. В скоплении домов у реки на востоке уже давно было темно; большинство их обитателей ложилось с наступлением сумерек, чтобы на следующий день подняться с восходом солнца.
Лидия и Фентон провели ночь, полную неистовой страсти, обнаружить которую в такой степени Фентон никак не ожидал в молодой пуританке. Незадолго до рассвета, когда оба уже засыпали, Лидия прижалась к нему, всхлипывая от счастья. Фентон благоразумно хранил молчание, и вскоре она уже спала.
Через несколько минут он тоже заснул. Снаружи щебетали птицы. Небо постепенно светлело. С этой ночи для Фентона и Лидии начались дни счастья.
Глава 11. …И зеленые руки начинают двигаться
В течение двух недель, когда листья к концу мая становились зеленее, Фентон узнал очень многое.
Он научился есть главным образом мясную пищу с обильной приправой, которой наслаждался его молодой желудок. Овощи, картофель, яйца, рыба и отличный сыр также присутствовали в достаточном количестве, но никто не уговаривал, например, есть овощи для укрепления здоровья, поэтому Фентон не злоупотреблял ими, если не считать картофель.
Он научился выпивать кварту крепкого вина без последующих тяжести в голове и сбивчивости речи. Джордж Харуэлл тем не менее удивлялся его воздержанности и заявлял, что его друг превратился в трезвенника. Произношение также стало легче даваться Фентону; он уже мог говорить, почти не задумываясь над этими вопросами.
С табаком было еще легче. Хотя вреднее глиняных курительных трубок могли быть только фарфоровые, виргинский табак оказался куда лучше, чем ожидал Фентон. Он не раздражал небо и мягко проникал в легкие.
Большой Том изготовил для Фентона и Лидии зубные щетки с помощью рисунка и многократных подробных объяснений Фентона, которые быстро понял смышленый мальчик-конюх по имени Дик, пытавшийся растолковать их Большому Тому. Когда последний сидел, уставившись на рисунок, Дик с раздражением набрасывался на него, но Том одним движением руки отправлял его в кусты и продолжал сидеть, глядя в одну точку.
Иногда Том клад рисунок на землю и ходил вокруг, изучая его сверху. Фентон начинал сомневаться, получит ли он когда-нибудь эту треклятую зубную щетку.
Однако все это происходило позже. Приходится с сожалением констатировать, что почти первый его приказ слугам вызвал суматоху и чуть ли не мятеж.
Это произошло 13 мая, на следующий день после того, как Фентон ходил повидать сэра Джона Гилеада по поводу погреба, наполовину заполненного нечистотами. Найти правильный образ действий ему помог Джордж, приходивший обедать предыдущим вечером.
— В этом нет ничего сложного! — заявил Джордж. — Просто нужна небольшая взятка.
Фентон, более смысливший в истории, нежели в домашнем хозяйстве, стал задавать вопросы.
— Что же мне, подкупать всех и каждого?
— Не торговцев и лавочников, будь я проклят! Но если речь идет о каком-нибудь одолжении в деле, подотчетном Уайтхоллу, но слишком мелком для высших сфер… ну, тогда выкладывай кошелек на стол, и все будет в порядке!
— То есть речь идет о честной сделке?
— Да, если не быть чересчур щепетильным, — Джордж пожал плечами. — Мой отец… Ладно, не будем называть имен. Эта практика установлена так давно, что даже подкупы членов парламента не ложатся на них позорным пятном. Запомни это хорошенько, а я научу тебя, как говорить с сэром Джоном Гилеадом.
Кабинет сэра Джона находился в казначействе, на западной стороне Кинг-Стрит. Из его окна Фентон мог видеть Кокпит с его кирпичными стенами и белой конической крышей, ярко выделявшимися на фоне зелени Сент-Джеймсского парка. Там жил лорд-казначей, граф Дэнби. К удивлению Фентона оказалось, что сэр Ник и его отец были близкими друзьями милорда-казначея — финансового гения и мастера подкупа, что позволяло ему делать из членов парламента горячих сторонников придворной партии.
Это, несомненно, являлось причиной вежливости, с которой сэр Джон Гилеад принял Фентона. Сэр Джон был суетливым человеком в квадратных очках и большом сером парике.
— Вот в чем проблема, — закончил Фентон. Из стоящей на полу большой кожаной сумки он вынул кошелек, набитый золотыми монетами, количество которых значительно превышало расходы на осуществление задуманного им проекта, и небрежно положил его на стол перед собеседником.
— Хм! — Сэр Джон с торжественным видом приложил палец ко рту. — Мне пришел в голову хороший план.
Согласно этому «хорошему плану», труба должна была проходить под задним двором Фентона и ограждающей его стеной, чтобы нечистоты стекали на Пэлл-Молл.
— Будь я проклят! — воскликнул Фентон, заимствовавший это выражение у Джорджа. — Это противоречит здравому смыслу! Ведь зловоние будет распространяться даже в парке его величества! А что скажут обитатели Пэлл-Молл?
— Определенно, возникнут трудности.
— Их можно избежать с помощью моего плана, проложив трубу на триста ярдов к основной канализационной трубе…
— Это будет дорого стоить, сэр. Весьма дорого. Забравшись в сумку, Фентон извлек второй кошелек, еще толще первого, и положил его на стол.
— Хм! — издал тот же возглас сэр Джон, казалось, не обращая на это внимания. Помолчав некоторое время, он добавил: — Обдумав дело как следует, дорогой сэр, я пришел к выводу, что смогу его разрешить.
Поднявшись, сэр Джон любезно улыбнулся.
— А для друга милорда Дэнби, министра его величества, оно будет разрешено значительно скорее.
И в самом деле, оно начало разрешаться со следующего утра.
В то же утро, довольно рано, Фентон вернулся из комнаты Лидии в своем коричневом халате, расписанном алыми цветами. Он двигался упругим шагом, уверенно расправив плечи; его глаза возбужденно блестели.
— Послушай-ка, ты, нахал! — улыбаясь, обратился Фентон к Джайлсу. — С этого дня в доме устанавливается новый порядок.
Джайлс открыл дверь, почти незаметную среди стенных панелей и находящуюся справа от основной двери. Она вела в маленькую туалетную комнату, где висели костюмы и хранилось белье. Будучи не в состоянии решить, какую одежду выбрать для хозяина, Джайлс впал в присущую ему наглость.
— Может, передвинем кровати, сэр? Было бы куда удобнее, если…
Но Фентон знаком велел слуге замолчать и найти или заказать лучшую ванну, какую только можно раздобыть. Она должна быть большой и, если это возможно, отделанной фарфором. Ванну нужно поставить в одной из комнат на этом этаже, которая так и будет называться ванной комнатой (Фентон здесь предвосхитил будущее), и из которой следует вынести всю мебель, кроме одного-двух стульев.
Джайлс пустился»в комментарии определенного сорта, и Фентону пришлось замахнуться на него сапогом.
Но это было еще не все. В каком-нибудь помещении рядом с кухней предполагалось установить ванну для слуг, где они должны будут мыться раз в неделю. Это распоряжение вызвало подлинный мятеж среди слуг, включая шестерых, которых Фентон еще не видел.
Здесь ему пришлось столкнуться с поколением истинно свободных англичан, которые на улице, в таверне, в театре, на арене для петушиных боев и в других общественных местах чувствовали себя ничем не хуже любого аристократа, о чем открыто заявляли. Они, правда, не имели права голоса, но властям приходилось считаться с ними из-за их способности возвысить и низвергнуть кого угодно. Эти люди составляли ту силу, которую милорд Шафтсбери надеялся использовать против короля.
Фентон, ожидавший противодействия, но не в такой степени, не мог понять причин конфликта и дважды посылал Джайлса их выяснить.
— Сэр, они говорят, что это нечистоплотно.
— Нечистоплотно?
— Я могу только передать вам их слова, сэр.
Однако Фентону все же удалось одержать верх. Добрый хозяин обеспечивал низшую прислугу одним костюмом или женским платьем и плащом в год. Воскресные или лучшие наряды слуги добывали сами различными способами, в которые мы не станем вдаваться. Фентон предложил обеспечивать их двумя наборами одежды в год, а также воскресным платьем. Слуги, обожавшие нового сэра Ника, так как он не давал их в обиду, предложили компромиссный вариант.
— Сэр, — доложил Джайлс, — они со скрипом согласились принимать ванну раз в месяц, но с условием, чтобы вы еженедельно обеспечивали их чистым нижним бельем.
— Согласен! — тут же ответил Фентон, и, в то время как рабочие еще раскапывали дорогу перед домом, конфликт был разрешен, не дойдя до соседей. У сэра Ника было мало друзей, так как большинство считало его угрюмым и опасным человеком.
Наверху установили ванну. Так как оборудовать насос оказалось невозможным, Большой Том ежедневно наполнял ее горячей водой из ведер.
Обычай ежедневного приема ванны поначалу не привел Лидию в восторг. Фентон понимал, что ему следует очень осторожно избавлять ее от предрассудков, внушенных воспитанием. Используя знания латинских авторов и французских писателей семнадцатого и восемнадцатого столетий, он указал ей на возможности, предоставляемые ванной для мужчины и женщины, помимо мытья.
Лидия была воспитана в убеждении, что слишком часто мыться — вредно для здоровья, подобно пребыванию на ночном воздухе, и грешно, так как при этом нужно обнажать тело. Однако после объяснений Фентона ее отношение сразу же изменилось.
Вспоминая ночь, когда он впервые встретил Лидию с лицом, размалеванным краской, и глазами, потускневшими от яда, Фентон видел, как она изменяется буквально с каждым днем. Глаза стали ярко-голубыми С блестящими белками, в них светилась радость.
Светло-каштановые волосы, когда мышьяк вышел из их корней, стали мягкими, густыми и глянцевыми. Даже характер у Лидии сильно изменился, так как теперь она была счастлива. Кожа, бывшая бледной, приобрела здоровый розоватый цвет.
— По-моему, я толстею, — как-то раз с ужасом заявила Лидия.
— Ни в малейшей степени, — заверил ее Фентон. — Просто ты приобретаешь свой нормальный вес.
— Это оттого, что весь мышьяк вышел из меня?
— Отчасти, — серьезно ответил Фентон.
Однажды ясным солнечным днем по украшенной липами Пэлл-Молл к их дому на отличных лошадях подъехали лорд Джордж Харуэлл и старый мистер Рив. Хотя Фентон слабо разбирался в лошадях, виденные им до сих пор в Лондоне семнадцатого века казались ему беспородными и годными, возможно, для тяжелой кавалерии, но никак не для скачек в Ньюмаркете.
Когда лошадей отвели в конюшню, Фентон провел гостей в длинную полутемную гостиную, где висели портреты предков сэра Ника, изображенных на дереве, а не на холсте. Последним из них был портрет отца сэра Ника, под которым, согласно его желанию, висели шпага и латы.
Фентон подумал, что это зрелище должно понравиться старому кавалеру, что соответствовало действительности. Тем не менее, стоя перед портретом и сняв широкополую шляпу, скрывавшую его лысую макушку, с которой, как на изображениях святых, свисали на плечи длинные волосы, мистер Рив, чье тяжелое дыхание сотрясало его огромный живот, казался несколько обеспокоенным.
Джордж, усевшись за длинный стол, перешел прямо к делу.
— Ник, — начал он, — ты знаешь, какой сегодня день?
Фентон отлично это знал, так как каждый день отмечал и вычеркивал в книжечке, хранившейся в запертом ящике стола в кабинете. Хотя он молился, чтобы после изгнания из дома Китти Лидии больше не грозила никакая опасность, в глубине души он понимал, что это могло быть вовсе не так. Такой вариант оказался бы слишком простыми и ясным.
— Сегодня, — ответил Фентон, — 19 мая.
— Вот именно! — воскликнул Джордж, постучав пальцами по столу. — Сегодня утром милорда Шафтсбери с презрением изгнали из Совета его величества и велели ему удалиться из Лондона, в точном соответствии с твоим предсказанием.
— Ну? — осведомился Фентон, уставившись на полированный стол.
— Об этом говорят, — продолжал Джордж, — в каждой таверне и кофейне от «Борзой» до «Гэррауэя» (первая находилась в Черинг-Кроссе, вторая — около Корнхилла). Причем главным образом чешут языки члены «Зеленой ленты».
— Могу себе представить. Но к чему ты клонишь?
Сегодня Джордж был одет во все красное: красные бархатные штаны и камзол, красную шляпу. Исключение составляли только желтый жилет с рубиновыми пуговицами и желтые чулки над туфлями с золотыми пряжками. Желтое перо покачивалось на красной шляпе, пока он продолжал глядеть на стол, словно не решаясь говорить.
— Ник, ты редко бываешь в обществе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46