VadikV


50
Аркадий Александрович В
айнер, Георгий Александрович Вайнер: «Двое среди людей»


Аркадий Александрович Вайнер, Георгий Александро
вич Вайнер
Двое среди людей


OCR: Сергей Кузнецов

Аннотация

Это Ч СТРАШНАЯ книга. Страшная
Ч потому, что в ней с поистине ледяной объективностью препарируется ИС
ТОРИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Это Ч ПОТРЯСАЮЩАЯ книга. Потрясающая Ч потому, что
в ней, как ни парадоксально это звучит, впервые в российской детективной
литературе XX века преступник оказывается прежде всего Ч ЧЕЛОВЕКОМ.
Это Ч ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ книга. Просто потому, что читать ее порой больно, пор
ой Ч мучительно трудно, но с первой до последней страницы Ч БЕСКОНЕЧНО
ИНТЕРЕСНО. Не пропустите!..

Аркадий Вайнер, Георгий Вай
нер
Двое среди людей

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Злодеяние

Владимир Лакс

Ч Сейчас налево, Ч сказал на Андроньевской Альбинас.
Ч Да ты что, друг! Здесь же «кирпич» Ч проезд закрыт, Ч рассыпал целую пр
игоршню картавых горошин таксист. Ч Объедем через следующий квартал.
Я как-то судорожно вздохнул и оглянулся. Сзади, в сумраке кабины, размазал
ось светлым пятном бледное лицо Альбинаса. Его русые волосы казались мне
сейчас совсем черными, и длинная прядь на лбу повисла над глазом, как повя
зка у слепых.
Альбинас положил подбородок на спинку переднего сиденья и сказал:
Ч Тогда давай направо…
Я взглянул на щиток, часы показывали сорок три минуты первого.
«Волга» фыркнула на повороте и въехала в Рабочую улицу. Проезжую часть з
агораживал строительный тамбур.
Ч А, черт побери! Ч заругался таксист. Ч Снова перегородили…
Он часто ругался, но оттого, что очень смешно картавил, раскатывая во рту б
укву «р», будто этот один большой звук дробился о зубы на добрую дюжину ма
леньких круглых звучков, руготня его получалась несерьезной и совсем не
злой. Он притормозил машину:
Ч Посидите, ребятки, минуту, я взгляну, можно ли проехать. А то здесь на мус
оре баллон в два счета проколешь.
Ч Может, мы здесь выйдем? Ч сказал Альбинас, прижимая мне локтем руку. Ч
Ведь рядом… Я отодвинул руку и отвернулся:
Ч Нет, поедем дальше. Устал я. В крайнем случае объедем.
Ч Как хотите, Ч пожал плечами таксист. Ч Я тогда выйду посмотрю.
Ч Давай, Ч кивнул я.
Таксист оставил фары зажженными, и тихая зеленая улица просвечивалась б
елым мертвенным светом далеко, почти до конца. И фигура таксиста казалас
ь от теней громадной, расплывчатой, очень сильной.
Ч Ты что, сдрейфил? Ч хрипло выдохнул Альбинас. Ч Ты его куда везешь?
Ч К дому, Ч резко обернулся я. Ч Ты дурак. Смотри, людей еще полно на улиц
е.
Не было на улице никаких людей. Я почувствовал, как у меня остро заболел жи
вот, защемило, заныло под ложечкой.
Ч Не, Володька. Испугался ты, Ч покачал головой Альбинас.
На скулах у меня набухли тяжелые соленые желваки, и все время набегала сл
юна, и сколько я ни сплевывал, она заполняла рот густой противной пеной.
Ч Я? Ладно, посмотрим сейчас. Только ты не лезь, я сам с ним толковать буду.
Чтоб все культурненько. Ч Я достал из кармана нож и переложил в рукав пид
жака. Ч Приставь ему перо к лопатке и сиди молча.
Шофер уже шел назад, и по асфальту тащилась за ним огромная и неуклюжая те
нь. Тогда у меня и мелькнула мысль, даже не мысль, а скорее ощущение, похоже
е на предчувствие, что, когда я наставлю нож на таксиста, он вырастет до ра
змеров своей тени и просто задушит, раздавит, раздробит меня. Но шофер уже
выходил из освещенной полосы дороги, и тень становилась все меньше, пока
не исчезла совсем, и я позабыл об этом предчувствии. Потому что я очень исп
угался: таксист посмотрит мне в лицо и поймет все. Все, что мы задумали. И я б
ольше не хотел делать то, что мы задумали. Я очень боялся этого таксиста, х
отя он был такого же роста, как я, и гораздо меньше Альбинки. И худощавый. Но
дело было совсем не в этом. Он был веселый, беззаботный, хороший парень, и м
ы за эти полтора часа с ним от души наговорились. И я боялся, что когда наст
авлю на него нож, то он даже не поймет, чего я хочу, а только засмеется и скаж
ет: «Ты чего, дурачок?» Ч и снова начнет раскатывать во рту картавые горош
инки. А мне, наверное, надо будет орать на него и требовать, чтобы он отдал д
еньги, или сказать тихим звенящим голосом: «Сейчас убью», Ч и его наверня
ка снова рассмешит моя шепелявость, и все это получится глупо, трусливо, н
елепо. Я уже был уверен, что не смогу его испугать и тогда Ч конец всему.
Было бы здорово, если бы Альбинка заговорил с ним сейчас. О чем-нибудь, о че
м угодно, только бы таксист не говорил сейчас со мной, потому что в этот мо
мент я мог закричать, ударить его по голове, в лицо, чтобы не видеть его све
тлых, веселых, добродушно моргающих глаз. Если бы можно было сейчас убежа
ть!
Но Альбинка сидел тихо, будто умер. Урчал ласково мотор, и счетчик еле слыш
но бормотал: тики-тики-тики-так, потом цокнул, и в окошечке выскочила след
ующая цифра Ч пять рублей шестьдесят три копейки.
Таксист рывком открыл дверь и сказал:
Ч Порядок, ребята. Проедем. Закатим один колесик на тротуар и проедем…
И снова рассыпал много-много маленьких мягких «р-р-р». Он въезжал правым
и колесами на тротуар очень осторожно, видимо, боялся побить новую резин
у, и я делал вид, что мне страшно интересно, аккуратно он въедет на тротуар
или нет, хотя мне было наплевать на его колеса, и покрышки, и всю эту прокля
тую машину, и я только хотел, чтобы он со мною не разговаривал и не рассыпа
л своих горошинок. Потому что, уж не знаю почему, он разбивал этими картавы
ми горошинками стену ненависти, которой, я хотел окружить его, чтобы появ
илась у меня, как перед дракой, лихая озорная злость, когда все просто и вс
е можно. Но злость не приходила, а был лишь тоскливый щемящий страх, от кот
орого где-то под сердцем повисла тошнотная мерзкая пустота. И страх этот
был вовсе не перед милицией или судом, Ч об этом я тогда вообще не думал. Б
ыло очень страшно напасть на человека…
Машина спрыгнула с тротуара и покатилась по улице, набирая скорость, и де
ревья по сторонам тоже запрыгали, замелькали и не казались мне больше не
подвижно-спящими, и я тогда точно знал, что деревья Ч это существа одушев
ленные. Кое-где в незрячих коробках домов светились воспаленные абажура
ми окна. Но люди на улице уже совсем не встречались. Только на углу стояли
двое парней с маленьким приемником в руках. Таксист притормозил, спросил
, высунувшись из окна:
Ч Ребята, мы тут на Трудовую проедем?
И снова, снова эти рокочущие горошинки. Один из парней, крутивший ручку тр
анзистора, сошел с тротуара и сказал:
Ч Налево, потом направо и снова налево.
Из приемника доносился бесстрастный голос диктора Ч «Корреспондент Т
АСС Евгений Кобелев передает из Ханоя: сотни обожженных напалмом вьетна
мцев…» Порыв ветра подхватил и унес конец фразы. Первая скорость, налево,
вторая скорость, прогазовка, третья, тормоз, вторая скорость, направо, раз
гон, прогазовка, третья, притормаживаетЧ здесь мокрый асфальт, завереща
ла пружина сцепления, вторая, налево, нейтраль. И счетчик все время: тики-т
ики-тики-так. Цок Ч пять рублей семьдесят три копейки. Такси подтормажив
ает у тротуа-«ра. Никого нет, и только ветер ударил по деревьям
Ч заметались, зашумели, задергались. Шофер устало провел рукой по пушис
тым светлым волосам.
Ч Ну, вот и приехали, ребята, на вашу Трудовую…
Сыплются картавые горошинки, сыплются, смешные и ненавистные. Тяжело дыш
ать, и горло сдавило, будто огромная тень уже душит меня. Сзади нетерпелив
о ворохнулся Альбинас. Я поворачиваюсь лицом к таксисту, и его глаза, боль
шущие светлые глаза, прямо передо мной. Если бы я подул ему в лицо, зашевел
ились бы ресницы. Я больше всего боялся этого мгновенья, потому что знал: п
ридет же этот миг, и я посмотрю этому парню прямо в глаза, и он все поймет, и
этот миг накоротко Х замкнет, сожжет и навсегда выключит всю мою прежнюю
жизнь, пускай глупую и никчемную, но все-таки обычную, простую, вместе со в
семи. Ту жизнь, которую я ненавидел, которой тяготился и убежал от нее, что
бы сейчас острее всего на свете захотеть вернуться в эту обычную, скучну
ю жизнь.
Но таксист ничего не понял. Он устало улыбнулся и сказал:
Ч Намотался я чего-то сегодня. Как-никак Ч двадцать восьмая ездка за де
нь. Хотел домой заскочить часиков в семь Ч пообедать, да вот засуетился и
не успел. Есть очень охота…
И засмеялся. И ни одной горошины не упало. Он протянул руку к счетчику, но я
придвинулся к нему и быстро сказал:
Ч Постой!
Таксист повернулся ко мне, и я навсегда запомнил его удивленные глаза. По
тому что в следующий момент я увидел, как Альбинас наклонился вперед и вз
махнул рукой и в ней тускло и равнодушно блеснуло лезвие ножа…

Константин Попов

Ч Сейчас налево, Ч сказал парень с заднего сиденья. Он все больше помал
кивал и слушал, о чем мы болтали со вторым. Иногда только наклонится впере
д, подбородок положит на спинку моего сиденья, и смотрит, и молчит. Серьезн
ый парень. Сказал, что шоферские права получить хочет. Эх, шоферы, на «кирп
ич» поворачивают. Я засмеялся:
Ч Да что ты друг! Здесь же «кирпич». Проезд закрыт. Объедем через следующ
ий квартал. Парень помолчал застенчиво и сказал:
Ч Тогда давай направо…
Это он зря, конечно, смутился. Дорожные знаки, они хоть и единые, но в новых м
естах даже опытный шофер, пока оглядится, пять раз нарушит. А ребята
Ч приезжие, эти места плохо знают. Вот тебе, пожалуйста: позавчера здесь
ездил, а сегодня уже перегородили улицу. От досады я даже ругнулся; Это же
надо, чушь какая Ч снова перегородили. Сначала для теплосети копают тра
ншею, трубу проложили Ч заасфальтировали. Потом газовики приходят, все
раскопают, опять в мостовой ковыряются, снова асфальтируют. Потом телефо
н, потом водопровод Ч и все без конца. Хозяева! А это же не только в езде пом
ехи, это ж ведь денег стоит, и каких! Вон, пока лагерь пионерский построили,
сколько мы там навкалывались. А ведь за один такой дурацкий ремонт улицы
можно, наверное, целый лагерь соорудить.
Я остановил машину и сказал ребятам, что схожу посмотрю, можно ли там даль
ше проехать. Тот парень, что сидел сзади, хотел расплатиться и выйти здесь
. А второй, рядом со мной который, не захотел:
Ч Нет, поедем дальше. Устал я.
Он, видать, и впрямь устал. Забавный он паренек. Всю дорогу мы с ним весело т
репались, рассказал он мне массу всякой чепуховины. Ну, а я ему про Москву
рассказывал, про улицы, про дома, которые знаю. А знаю я их много. Все-таки ш
есть лет открутить баранку в такси Ч это тебе не шуточки шутить. Гидом мо
г бы работать. Вот беда только Ч картавых в гиды, наверное, не берут.
Я вышел из машины и удивился, какая нынче ночь тихая, теплая. Улица была те
мная, далеко высвеченная белыми столбами фар, и по бокам дремали старые л
ипы, и небо густо, ярко вызвездило, прямо по-южному. А на востоке синеву уже
размывало, слегка засвечивало близким рассветом, и плыли там рядами мале
нькие, похожие на ягнят облака. И я вспомнил, что сегодня начинается солнц
естояние, что сегодня самая короткая ночь. Скоро погаснут фонари, улицы з
альет фиолетово-синий сумрак, и наступит тот недолгий час, когда в город п
ридет тишина. Издали будут перемаргиваться светофоры, с ласковым шипень
ем проползут, раздувая серебристые усы, машины-поливалки, дворники заша
ркают метлами по асфальту, появятся первые прохожие, будет еще во всем ти
хая сонная одурь ночи, но утро уже придет.
А когда приеду домой, на кухне будет совсем светло. За долгие годы мы с Вас
ькой научились бесшумно входить в квартиру. Васек, брат, работает со мной
в одной колонне. Мы почти всегда уходим на работу вместе, а приходим Ч кто
когда. Обычно, когда приезжаем поздно, мы неслышно отпираем входной замо
к, снимаем в прихожей ботинки и ходим в носках. И никто не просыпается, кро
ме матери. Я думаю, что она просто не засыпает, пока мы не приходим. Мы серди
мся на нее за это, так она не выходит на кухню, пока мы ужинаем или завтрака
ем Ч какой в три часа ужин? Но я слышу, как она ворочается, скрипит ее матра
с, потом она не выдерживает, выходит и притворно протирает глаза: «Ох, чего
-то не спится мне сегодня, Костик. Вон спозаранку подняло…»
Мы пьем вместе чай и тихонько разговариваем. Она не спеша рассказывает с
вои небольшие, но очень важные новости, советуется о чем-то, хотя мои сове
ты ей совсем ни к чему и она привыкла обходиться без чьей-то помощи. Счита
й так, что она одна вырастила нас с Васьком.
А глаза Ч будто песка насыпали. Веки тяжелеют, ресницы слипаются, и в ушах
Ч глухой мерный шум. Как волны по камням шуршат. Материн тихий голос еще
убаюкивает.
Ч Зина на тебя сердилась, Ч слышу я, как издалека.
Зина Ч моя жена, и мать ее очень любит, Поэтому, если Зина на что-нибудь сер
дится, мать сразу становится на ее сторону: Зина, мол, зря сердиться не ста
нет.
Ч Чего ж это она сердилась? Ч спрашиваю я сонно.
Ч Снова, говорит, документы в техникум не подал. Со дня на день, говорит, от
кладываешь, только бы время протянуть.
Зина Ч инженер в проектном институте. Она меня уговорила, заставила, док
азала, что надо учиться дальше. Конечно, девять классов Ч это тебе не фонт
ан знаний. Но, если честно говорить, учиться мне не очень охота. Старый я уж
е для учебы Ч осенью тридцать стукнет. А потом, я ведь про себя точно знаю
Ч автомобиль без колес мне не выдумать. Ну, а по части вождения Ч тут, пож
алуйста, можем потягаться с кем угодно: как-никак, первый класс! А Зина сер
дится и говорит, что это нормальная обывательская трусость, закутанная в
мягкие словечки. Смешно, ей-богу. Кроме того, если все таксисты пойдут учи
ться на техников-автомехаников, то кто же людей возить будет? Этот мой воп
рос больше всего злит Зину.
1 2 3