Ох уж эта его снисходительная улыбка! Чем больше он болтал, тем больше я слышал жалости в его голосе. «Бедный Мишель, — надо полагать, думал он. — Столько лет учиться, чтобы влачить такую одинокую, печальную и жалкую жизнь».
Да, это правда. В ту пору жизнь моя была хуже некуда.
Я жил один, по-холостяцки, в своей крошечной студии на улице Реомюра. Больше всего меня тяготило одиночество, и я уже не испытывал никакого удовлетворения от своей работы. По утрам я приходил в больницу. Просматривал там план-карты предстоящих операций, готовил свои растворы, втыкал шприцы, глядел на экраны мониторов.
Пока что мне еще не повезло стать знаменитым анестезиологом, да к тому же мое существование в роли великого жрица в белом облачении было еще очень далеко от всех тех надежд, о которых когда-то — очень давно — я мечтал, на краткий миг попав в больницу Сен-Луи. Сестрички милосердия все-таки носили кое-что еще под своими рабочими халатиками. Некоторые определенно были свободны, но и они отдавались исключительно в надежде выйти замуж за врача, чтобы больше не работать.
Моя профессия не принесла мне ничего, кроме обманутых ожиданий.
Я не обладал никаким весом ни в глазах своих начальников, ни подчиненных. Равные же мне — меня игнорировали. Я был всего лишь полезной вещью, а точнее, рабочим винтиком с одной-единственной функцией. Тебе дают пациента, ты его усыпляешь, его оперируют и все по-новой. Ни здравствуйте, ни до свидания.
Конрад все еще трещал как сорока, а я говорил себе, что должно быть что-то другое, чем моя нынешняя жизнь и Конрадово, так сказать, счастье. Определенно есть что-то другое.
Так как же нарисовать круг и его центр, не отрывая карандаш от бумаги? Невозможно, решительно невозможно.
Я был несчастен, а Рауль ушел, забрав с собой свое сумасшествие, свою страсть, свою эпопею, свое приключение, оставив меня в объятиях одиночества и отвращения к самому себе.
На столике, словно мираж, белела его визитная карточка.
Круг и его центр… Невозможно!

43 — БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ


"Как вы думаете, о ученики, чего больше:
Воды в огромном океане или слез, которых вы проливаете, совершая это долгое паломничество, мчась от нового рождения к новой смерти,
Вновь встречаясь с теми, кого ненавидите, и вновь расставаясь с теми, кого любите,
Страдая за эти долгие века от боли, горестей, болезней и гнета кладбищенской земли,
Достаточно долго, чтобы устать от существования,
Достаточно долго, чтобы захотеть от всего этого избавиться?"
Поучения Будды, Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»


44 — ДОЗРЕЛ

Потребовалось еще несколько недель разочарований, унижений и бесконечного раздражения, чтобы я решил наконец склониться на сторону Рауля с его сумасбродством.
Немалую роль в этом сыграли беспрестанные звонки матери и неожиданные визиты моего брата. Добавьте сюда амурную неудачу (одна моя коллега по работе окончательно мне отказала и ушла с дебилом-стоматологом), отсутствие хороших книг, чтобы меня хоть как-то подбодрить — и вы поймете, что я был готов для Флери-Мерожи.
И все же последней каплей оказалась не эта тоскливая коллекция мелких неприятностей, а одна старенькая дама, ожидавшая серьезной операции.
Я уже готовился сделать ей укол анестетика, когда пришел ассистент предупредить, что хирург еще не готов. Я знал, что это означает. Этот недоделанный дурак расслаблялся со своей санитаркой в раздевалке. Как только они покончат со своими любовными игрищами, я смогу усыпить свою пациентку, чтобы он удалил ей опухоль при шансах один к двум, что она выживет.
Это такой… такой бред! Пять тысячелетий цивилизации и теперь надо еще обождать, пока хирург славно не кончит и не опоздает на пять минут спасти жизнь больного!
— Почему вы смеетесь? — спросила пожилая дама.
— Да нет, ничего. Это нервное.
— Ваш смех напомнил мне моего мужа, перед тем, как он умер. Я очень любила слушать, как муж смеется. Он скончался от разрыва аневризмы. Ему повезло, он этого даже не заметил. Он умер… в хорошем настроении.
Получается, для нее смех мужа прозвучал похоронным колоколом.
— С этой операцией я наконец-то к нему присоединюсь.
— Да что вы такое говорите! Доктор Леви настоящий ас.
Старушка покачала головой.
— Нет, я рассчитываю отдохнуть. Хватит мне уже доживать свой век одной. Я хочу вернуться к своему мужу. Там. В раю.
— Вы верите, что есть рай?
— Конечно. Это так страшно, если вместе с жизнью все кончается. Обязательно есть что-то «после» нее. Я опять встречусь с моим Андрэ, там или в другой жизни, мне все равно. Мы так друг друга любили и так долго!
— Не надо, не говорите так. Доктор Леви вас вылечит, эту вашу маленькую болячку.
Я возражал ей все более и более неуверенно, потому что уже массу раз был свидетелем некомпетентности этого врача.
Она внимательно смотрела на меня глазами доверчивого, ласкового щенка.
— Что же, я должна вернуться и жить совсем одна, с моими воспоминаниями, в этой огромной квартире?.. Какой ужас!
— Но ведь жизнь, она ведь…
— Горькая? Без любви, жизнь поистине долина слез.
— Но это же не только любовь, это ведь еще…
— Еще что? Цветы, птички? Какая глупость! У меня в жизни не было ничего, кроме Андрэ, и я жила только для него. И вот, пожалуйста, эта история с опухолью. Повезло.
— У вас нет детей? — спросил я.
— Ну как же, есть. Ждут не дождутся наследства. После операции вам совершенно точно будут звонить, доктор, узнавать, могут ли они немедленно завладеть своей новой машиной или же им придется еще немного подождать.
Наши глаза встретились. Сами собой с моих губ сорвались слова:
— А вы знаете, как нарисовать круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги?
Она рассмеялась.
— Вот так вопрос! Это в детском саду проходят.
Взяв носовой платок вместо бумаги, она показала мне, как это делается. Я пришел в восторг. Решение было таким очевидным, что, естественно, никогда не приходило мне в голову.
Старушка мне весело подмигнула. Она оказалась из числа тех, кто понимает, почему такой ерунде уделяют столько внимания.
— Достаточно поразмыслить и все получится, — сказала она.
Даже узнав решение, я подумал, что Рауль действительно был гений. Гений, способный нарисовать круг с центром, не отрывая карандаша от бумаги, может, пожалуй, насмехаться и над смертью…
Тут, толкая перед собой столик с инструментами, вошли две темнокожие санитарки, а за ними объявился и самодовольный хирург.
Пятью часами позднее она скончалась. Леви в бешенстве сорвал прозрачные каучуковые перчатки. Он ругал всех и вся. Организм ослаб, больную слишком передержали, на что тут можно надеяться…
— Может, пойдем пива выпьем? — предложил он мне.
Зазвонил телефон. Как и было обещано, это оказались старушкины детки. Я швырнул трубку. Рука уже искала в кармане визитную карточку Рауля.

45 — УЧЕБНИК ИСТОРИИ


«Неизвестно, как именно появилась танатонавтика. Согласно одним историкам, в ее истоках стояла группа друзей, желавших провести оригинальный эксперимент. По другим данным, первые танатонавты преследовали лишь чисто экономические цели. Они хотели быстро разбогатеть, прорвавшись в совершенно новый мир».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса


46 — ВПЕРЕД

Я знал, что Рауль предложил мне стать соучастником будущих преступлений. Преступлений во имя науки или я уж не знаю каких мечтаний о завоевании того света.
Идея отправлять людей на смерть из чистого любопытства меня все еще шокировала, но в то же время я весь горел желанием хоть чуть-чуть придать остроты своему существованию.
Чтобы решиться, я даже взялся за монетки. Я улучшил метод Рауля, став использовать не одну, а три монетки по два франка. Это придавало моему решению больше нюансов. Орел-орел-орел означало «абсолютно да». Орел-орел-решка: «пожалуй, да». Решка-решка-орел: «пожалуй, нет». Решка-решка-решка: «абсолютно нет».
Монеты взлетели посоветоваться с потолком. Потом они одна за другой упали.
Орел-орел-решка: «пожалуй, да».
Я взялся за телефонную трубку. В тот же вечер страшно довольный Рауль долго говорил мне о проекте. В моей маленькой студии его ладони порхали как два счастливых голубя.
Он был опьянен словами.
— Мы станем первыми! Мы завоюем «чудесный континент»!
Чудесный континент против клятвы Гиппократа. Я попробовал удержаться на последней линии обороны. Если потом дело обернется самым худшим, я всегда смогу самого себя убедить, что Рауль выкручивал мне руки.
Он бросал в меня новыми аргументами:
— Галилея тоже считали сумасшедшим.
После Колумба — Галилей! Определенно, этот бедный Галилей, сойдя за человека с горячечным воображением, удачно потом воспользовался своим алиби. Практичный такой Галилей, ловко это он…
— Ладно, допустим. Галилея считали сумасшедшим, а он оказался совершенно здоров. Но на одного несправедливо обвиненного Галилея, сколько их, настоящих умалишенных?
— Смерть… — начал было он.
— Смерть? Да я каждый день вижу смерть в больнице! Умирающие что-то не похожи на твоих танатонавтов. Пройдет сколько-то там часов и от них начинает нести, руки-ноги сводит трупным окоченением. Смерть — это распад. Это груда омертвевшего мяса.
— Плоть тлеет, душа реет, — философски заметил мой друг.
— Ты же знаешь, я был в коме и душа моя чего-то не реяла.
Он принял огорченный вид.
— Мой бедный Мишель, тебе просто не повезло.
Я должен, должен был сказать Раулю, что отлично знаю, почему он так интересуется смертью. Вечно этот его отец со своим самоубийством. Ему больше нужен хо-ороший сеанс психоанализа, а вовсе не этот «Проект Парадиз». Но… орел-орел-решка, я уже выбрал.
— Ладно, уговорил. Ты мне уже рассказывал о двух первых потерях из-за неправильной дозы анестетиков. Ну и чем же ты пользуешься, чтобы вызвать кому?
Его лицо засияло улыбкой. Он прижал меня к груди и залился счастливым смехом. Он знал, что выиграл.

47 — КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ


« Хочешь научиться, как лучше жить? Научись сначала, как умереть».
Конфуций (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)


48 — «ОН СКАЗАЛ „ПОЕХАЛИ!“ И ВЗМАХНУЛ РУКОЙ…»

Светло-голубые глазки хорошенькой медсестры были прикрыты ресницами, но мне ее молчание напоминало на это раз беззвучное поздравление.
Мне казалось, что я с ней давно знаком, потому что она походила на Грейс Келли из фильма Хичкока, " Rear Window ". Но, естественно, Амандина была намного красивей.
Все в ангаре Флери-Мерожи, похоже, были рады меня видеть. Присутствие врача, к тому же анестезиолога, немедленно вселило уверенность и в командный экипаж, и в отряд кандидатов на самоубийство.
Рауль их всех представил. Медсестра отзывалась на имя «Амандина», будущие же танатонавты звались Клемент, Марселлин и Хьюго.
— Поначалу у нас было пять танатонавтов, — напомнил мне наш капитан. — Двое скончались, став жертвой медикаментозной погрешности. В одночасье ведь не станешь анестезиологом. Так добро же пожаловать в нашу команду!
Трое заключенных в спортивных трико раскланялись, не спуская с меня подозрительного взгляда.
Рауль повлек меня к лабораторному стеллажу и дьюарам.
— Ты будешь это осваивать вместе с нами. Сообща мы проникнем на неизвестную территорию. У нас нет предшественников. Мы словно первопроходцы, когда-то ступившие на землю Америки или Австралии. Откроем же свою «Новую Австралию» и водрузим на ней наше знамя!
Затем профессор Разорбак вернулся к своей обычной, серьезной манере. Чистое безумие в его глазах уступило место жажде работы.
— Покажем доктору Пинсону, как мы вызываем кому, — сказал он.
Без малейшего колебания Марселлин, самый маленький среди добровольцев, уселся в обшарпанное стоматологическое кресло. Медсестра принялась прилаживать ему электроды на грудь и лоб, потом всякие прочие датчики для измерения температуры, влажности, частоты пульса. Все провода шли к экранам, где прыгали зеленые линии.
Я осмотрелся.
— Эх, была не была!
Вот так все и началось. Я стал участником их иллюзий. Я принялся осматривать содержимое лабораторного стеллажа, шкафчиков над ним, расшифровывать надписи на этикетках, по ходу дела размышляя о наилучшей смеси для вызывания комы.
Физиологический раствор для дилатации вен, тиопентал для анестезии и хлорид калия для снижения частоты сердцебиений…
С некоторых пор кое-какие штаты в Америке предпочитали этот метод цианиду или электрическому стулу для умерщвления приговоренных к смертной казни. Со своей же стороны я надеялся, что если побольше разбавить хлорид калия, то частота сердцебиений замедлится, но не до полной остановки сердца, в то же время позволяя медленный переход в кому, контролируемую, если возможно, головным мозгом.
И мной…
С помощью Рауля и трех кандидатов в танатонавты, я соорудил довольно хитроумное устройство: небольшой штатив из пластика высотой сантиметров двадцать, на который я привесил вместительный бачок с физиологическим раствором, потом бачок поменьше с тиопенталом и, наконец, хлорид калия. Я приладил систему электрических таймеров к краникам на трубках, через которые каждое вещество начнет поступать в тот момент, который я сочту наиболее подходящим. Тиопентал станет подаваться через двадцать пять секунд после инъекции физиологического раствора, а хлорид калия тремя минутами позже. Все будет вводиться посредством единой трубки с инъекционной иглой на конце.
Весь этот агрегат я окрестил «ракетоносителем». Танатонавт сам будет приводить его в действие через грушевидный электровыключатель, который запустит таймеры. Сам того не осознавая, я только что изобрел первую танатомашину для официального покорения страны мертвых.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11