https://wodolei.ru/catalog/vanny/170x100cm/
Ваша благословенная страна так близко, но ее отделяет Пролив. А во Франции меня на каждом шагу подстерегает опасность. Каждая минута промедления приводит меня в отчаяние. В Англии я надеюсь найти то, чего лишилась на родине, – душевное тепло, понимание, сочувствие.
Шелдон Харкорт мысленно пожелал, чтобы ей не пришлось испытать разочарование, оказавшись в вожделенной Англии. Ему было известно, что Лондон переполняли изгнанные из своего отечества французы и первоначально проявленное англичанами гостеприимство уже сменилось холодным равнодушием к их судьбе. Но самое печальное заключалось в том, что эмигранты, сбежавшие из Парижа при первых раскатах грома в 1789 году, предугадывая, чем все это может закончиться, стали называть себя «чистыми» эмигрантами в отличие от припоздавших «нечистых». Они относились к прибывающим в Англию несчастным изгнанникам, испытавшим ужасы террора, как к предателям за то, что те так долго не решались расстаться с родиной. Шелдон, однако, подумал, что графине не грозит тоскливое прозябание в Лондоне и пренебрежение со стороны собратьев-эмигрантов. Обладая деньгами и красивой внешностью, она, несомненно, добьется успеха в высшем свете и вскоре обнаружит для себя, что жизнь на чужбине может быть полна удовольствий.
Даже не имея поначалу близких друзей в английской столице, она очень скоро приобретет их множество.
Месье Дессин в сопровождении двух горничных и официанта уже суетился в комнате, сервируя стол.
Предстоял долгий и, по всей вероятности, обильный и вкусный обед.
Отель «Англетер» славился как изысканностью кухни, так и умопомрачительными ценами. Но тот, кто мог позволить себе потратить на одну трапезу сумму, достаточную, чтобы кормить досыта месяц-два большую крестьянскую семью, непременно остался бы доволен, откушав в «Англетере».
Свежевыловленные крабы, избавленные от панциря и поданные в специальном соусе, были отменны, шампанское – превосходно.
Когда дверь открывалась на какое-то время, впуская прислугу с очередными блюдами, из общего обеденного зала доносился назойливый, а подчас и грозный шум, что лишний раз напоминало Шелдону, как ему повезло получить отдельное помещение в переполненной до отказа гостинице.
Пока он и его гостья наслаждались едой, ветер завывал за окнами, а следовательно, шторм на море разбушевался вовсю. Порывы ветра проникали даже в каминную трубу, гася пламя в очаге, а все здание отеля содрогалось.
– Создается впечатление, что мы обречены пробыть здесь довольно долго, – заметил Шелдон.
– Надеюсь, что нет, – откликнулась графиня. И тотчас поспешно добавила: – Я не хотела бы показаться невежливой, монсеньор… вы ведь были так добры… но поймите, я очень тревожусь за свою безопасность.
– Разумеется, я все понимаю, – произнес Шелдон Харкорт как можно мягче. – Но я почти уверен, что в Кале вам ничто не грозит. Революция распространилась только на большие города, а самые кровавые события происходят в Париже.
– Однако они не миновали нашего поместья…
Печаль затуманила глаза графини. Она была близка к тому, чтобы вот-вот разрыдаться.
В молчании они закончили обед. Посуда была убрана. Остались только кофейный прибор, чашки и графинчик отборного бренди для Шелдона.
Графиня вдруг протянула дрожащую от волнения руку и легко коснулась руки Шелдона.
– А вы проявите такую же доброту ко мне, когда мы очутимся в Англии? Вы, я уверена, пользуетесь большим влиянием и сможете оказать мне неоценимую помощь, а под вашим покровительством я буду чувствовать себя спокойно.
Голубые глаза Шелдона Харкорта, обычно невозмутимые, невольно расширились изумлении. Он окончательно убедился – о чем, впрочем, догадывался и раньше, во время совместного обеда, – что графиня с ним флиртует.
Шелдон безупречно повел свою партию игре, состоящую из ничего не значащих слов, жестов и взглядов, которые на самом деле значили очень многое… так как он имел большой опыт общения с хорошенькими женщинами. Естественно было, что графиня обратилась к нему, как к англичанину, за помощью, но Шелдон никак не ожидал, что она сделав у это с такой прямотой и с таким явным подтекстом. Он взял ее руку, поднес к губам и запечатлел галантный поцелуй,
– Я к вашим услугам, мадам, но все же хотел бы знать о вас больше.
На какой-то момент графиня сжала своими тонкими пальчиками его пальцы, потом отпустила и убрала руку легким, словно взмах крыльев бабочки, движением.
– А что бы вы хотели узнать, монсеньор? – спросила она. – Мой супруг был очень богат, но наше с ним общее состояние, боюсь, теперь… растаяло. Во всяком случае, я лишена возможности им пользоваться.
– А в Англии у вас есть деньги?
– Я… не знаю… не уверена… Когда я попаду в Лондон, я попробую отыскать поверенного… и навести справки. В настоящее время у меня имеется кое-что…
Она прервала свой несколько сбивчивый монолог и провела кончиком пальца по жемчугам на шее, потом указала на обручальное кольцо.
Графиня чуть пошевелила рукой, и бриллианты вспыхнули радугой в отсветах пламени.
– Если вы посоветуете, монсеньор, – продолжила она, – в каком отеле мне лучше остановиться по прибытии в Лондон, я буду вам очень благодарна. Затем, конечно, я начну подыскивать себе постоянное жилье… непременно в приличном районе. – Она вздохнула. – Если только я смогла бы у кого-нибудь пожить некоторое время… пока.. как следует осмотрюсь.
Шелдон не удержался от усмешки.
– Сожалею, что не могу приютить вас в моем фамильном особняке, мадам, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти вам подходящий кров на первое время, пока вы не выберете себе пристанище соответственно вашим желаниям.
– Вы не можете представить себе, монсеньор, через что я прошла. – Голос ее дрогнул. – А теперь осталась совсем одна среди чужих… в этом страшном мире. Мне не на кого опереться… некого любить…
– Я уже говорил вам, мадам, что глубоко сочувствую вам.
– Да, вы очень добры. Вероятно, если бы я была постарше и имела больше опыта, мне было бы легче. Но супруг все делал для меня… ограждал от всех напастей и забот.
– А теперь вы одиноки… Весьма печально.
– Я стараюсь не терять мужества… Как и он, когда всходил на эшафот к гильотине и голос его буквально звенел в тишине: «Господи, возьми мою душу, а дьявол пусть заберет ваши!»
Эти воспоминания были настолько невыносимы, что графиня закрыла лицо руками.
– Немного коньяку, мадам? – осведомился Шелдон и взялся за графин.
Графиня отрицательно покачала головой.
– Я уверен, что вы держались храбро до сих пор. И будет глупо, если вы сдадитесь под конец. Как бы трагично ни было прошлое, оно уже позади. Мужайтесь!
– Да, в будущем мне понадобятся мужество и твердость духа, – согласилась графиня. – Она отняла руки от лица и продолжила: – Вот англичане… они всегда были стойкими… в любых испытаниях. Это у них в крови.
– Мне кажется, вы, мадам, чересчур высокого мнения о моих соотечественниках.
– Вас это удивляет?
Графиня явно принялась заигрывать с ним. Томный взгляд темных глаз выдавал ее намерения.
Она взяла из его руки бокал с коньяком и приподняла, произнося тост:
– Счастье, что я встретила истинного джентльмена в трудную минуту своей жизни.
Шелдон из вежливости склонил голову, но не стал чокаться с ней.
Вместо этого он откинулся на спинку кресла и, приняв удобную, несколько расслабленную позу, занялся тщательным исследованием внешности сидящей перед ним дамы.
Она действительно была необыкновенно хороша собой. При ближайшем рассмотрении кожа ее поражала матовой белизной, черты лица были аристократичны и тонки, а жемчужные зубки, которые слегка виднелись, когда алые губы приоткрывались для произнесения очередной фразы, могли вызвать восторг у ценителя и горечь у дантиста, потерявшего источник дохода.
Догадавшись, что она подвергается изучению, словно инфузория под микроскопом, графиня слегка покраснела.
– Мне кажется, что вы… как это звучит по-английски… раздеваете меня взглядом…
– Ваш английский просто поражает! – воскликнул Шелдон Харкорт. – Можно подумать, что вы родились в семье британского пэра, и причем не дальше от Лондона, чем графство Кент. Кто вас учил английскому?
– Моя мать была англичанкой.
– Но вы выглядите истинной француженкой.
– Мой отец не позволил мне посещать страну, о которой мать столько рассказывала и вспоминала с большой теплотой.
– У вас есть таким образом, родственники в Англии? – спросил Шелдон.
Графиня опять горестно всплеснула своими прелестными руками, словно ангел крыльями.
– Не знаю… может быть.
Опустив глаза и спрятав их под пушистыми ресницами, она исповедалась с очаровательной застенчивостью:
– Отец увез мою мать… похитил против воли ее родителей. Для него это был, как это говорится, ужасный мезальянс. Семья матери – они были буржуа… как теперь провозглашают – третье сословие, а предки отца участвовали в крестовых походах.
– О, как смешалось все в королевстве датском! – откликнулся Шелдон искаженной цитатой из шекспировского «Гамлета».
– Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я так стремлюсь в Англию?
– Не только понимаю, но и радуюсь, что судьба свела нас, – любезно ответил он. Шелдон не мог оторваться от разглядывания этого прелестного личика.
– А я рада, что оказалась здесь… в комнате, отделенной прочными стенами от всего мира, где творится нечто ужасное. Вы меня понимаете? – настаивала графиня.
– О, я вполне вас понимаю… но и не могу быть эгоистом… Как это ни крамольно звучит, но я доволен тем, что на море шторм, а в Париже революционеры творят расправы. И то, и другое свело нас вместе.
– Теперь вы льстите мне, монсеньор.
– Нет, я говорю совершенно искренне. Она встала, сделала шаг к камину, протянула руки к огню. Отсветы пламени отразились в ее глазах, огненные блики оживили ее бледное лицо.
Шелдон Харкорт тоже поднялся со своего места, встал рядом с ней… ближе, чем позволяли приличия в общении с малознакомой ему вдовой недавно казненного французского аристократа.
– Я должна отправиться к себе… У меня был трудный день, – прошептала графиня. – Я так устала от ожидания.
– Надеюсь, ветер стихнет к утру, и завтра мы благополучно пересечем Пролив.
– О, Пролив! Преграда, разделяющая жизнь и смерть! – высокопарно воскликнула графиня.
– Жизнь продолжается везде – и на этом берегу тоже… – Слова рождались в мозгу Шелдона Харкорта сами собой. – Я не хотел бы расставаться с вами, мадам.
«Это здесь, а там?..» – послышалось ему, но на самом деле она ничего не произнесла, а лишь, взглянув на него, вновь опустила длинные ресницы. Шелдон обнял ее и крепко прижал к себе. Она и не думала сопротивляться, и он ощутил дрожь желания, пробежавшую по всему его телу. Все шло, как обычно.
Головка графини склонилась немного к плечику, он отыскал ее губы и стал терзать их поцелуями. Пошли в ход все знакомые любовные приемы, хорошо известные опытному мужчине. Он был настойчив, а она податлива.
Шелдон настолько впился ртом в ее нежные губы, что ей стало трудно дышать.
Затем, когда она все-таки затрепетала в его объятиях и полностью сдалась, Шелдон разжал объятия.
– Теперь выкладывайте все как на исповеди! – властно распорядился он.
– Всю правду?..
Темная глубина ее глаз завлекала его словно омут.
– Правду и только правду, – потребовал Шелдон. – Должна же ты расплатиться за хороший обед.
– О чем вы говорите?..
– О том, что ты сама прекрасно знаешь. Ты никакая не графиня де ла Тур, а самозванка.
– Как вы это узнали?
– Я достаточно долго прожил во Франции и встречал графиню де ла Тур на приемах. Она средних лет и невзрачная, как любая из ее горничных.
– Как жаль!
– Кого?
– Графиню, которую вы встречали монсеньор, – вздохнула мнимая графиня де ла Тур, опускаясь в кресло у камина.
– Может быть, но я жду от тебя объяснений.
– Каких?
– Кто ты такая на самом деле? Почему ты носишь на пальце это обручальное кольцо? Ты же не замужем? И тебя ни один мужчина, как мне кажется, не целовал до меня.
Незнакомка вдруг ощетинилась, как одичавшая кошка.
– Болван! Чем я тебе не понравилась? Неужели я что-то сделала не так?
– Почти все как надо, – хладнокровно отметил Шелдон. – Но опыта тебе явно недостает…
– Так научите меня… Или вы неспособны?
– Я должен подумать, прежде чем ввязываться в какую-то темную авантюру.
– Так думайте скорее. У меня мало времени.
Она вскочила с кресла.
– Как вы могли разоблачить меня – ума не приложу! Сколько здесь, в отеле, мужчин, кого я могла бы легко обмануть, но надо же-я нарвалась на вас, на одного-единственного…
– …который кое-что понимает в великосветских дамах, – не преминул похвалиться Шелдон.
– …нет, который видел настоящую графиню де ла Тур до того, как она взошла вслед за мужем на гильотину.
Шелдон Харкорт не мог не улыбнуться ее почти неподдельному энтузиазму, направленному против революционного террора. Котеночек неплохо изображал большого разгневанного зверя.
– Ну-ка сядь и расскажи мне всю свою историю с самого начала, – предложил он.
Шелдон думал, что она смутится. Ничего подобного.
Она охотно опустилась в кресло и начала рассказывать. Правда, сначала немного пококетничала, притворившись на этот раз несмышленой девочкой.
– Что вы желаете знать, монсеньор?
– Все. Ты любопытное существо, которое меня заинтересовало.
– А что я получу взамен за исповедь? Вы мне поможете?
– Это зависит от того, что ты мне расскажешь, и от размера твоих… пожеланий, выраженных в цифрах.
– Они не так уж велики, уверяю вас. Вы англичанин, а все англичане богаты.
Шелдон Харкорт расхохотался и подлил себе в бокал коньяку. Затем взял стул и переместился поближе к своей гостье.
– Пока лишь не я, а ты подвергаешь меня допросу, словно в суде. Отвечу только на один вопрос утвердительно – да, я англичанин. Но я не очень-то знатен. Мой титул придуман месье Дессином, величающим меня милордом, потому что я щедро плачу и не обращаю внимания на некоторые неточности в подаваемых мне счетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Шелдон Харкорт мысленно пожелал, чтобы ей не пришлось испытать разочарование, оказавшись в вожделенной Англии. Ему было известно, что Лондон переполняли изгнанные из своего отечества французы и первоначально проявленное англичанами гостеприимство уже сменилось холодным равнодушием к их судьбе. Но самое печальное заключалось в том, что эмигранты, сбежавшие из Парижа при первых раскатах грома в 1789 году, предугадывая, чем все это может закончиться, стали называть себя «чистыми» эмигрантами в отличие от припоздавших «нечистых». Они относились к прибывающим в Англию несчастным изгнанникам, испытавшим ужасы террора, как к предателям за то, что те так долго не решались расстаться с родиной. Шелдон, однако, подумал, что графине не грозит тоскливое прозябание в Лондоне и пренебрежение со стороны собратьев-эмигрантов. Обладая деньгами и красивой внешностью, она, несомненно, добьется успеха в высшем свете и вскоре обнаружит для себя, что жизнь на чужбине может быть полна удовольствий.
Даже не имея поначалу близких друзей в английской столице, она очень скоро приобретет их множество.
Месье Дессин в сопровождении двух горничных и официанта уже суетился в комнате, сервируя стол.
Предстоял долгий и, по всей вероятности, обильный и вкусный обед.
Отель «Англетер» славился как изысканностью кухни, так и умопомрачительными ценами. Но тот, кто мог позволить себе потратить на одну трапезу сумму, достаточную, чтобы кормить досыта месяц-два большую крестьянскую семью, непременно остался бы доволен, откушав в «Англетере».
Свежевыловленные крабы, избавленные от панциря и поданные в специальном соусе, были отменны, шампанское – превосходно.
Когда дверь открывалась на какое-то время, впуская прислугу с очередными блюдами, из общего обеденного зала доносился назойливый, а подчас и грозный шум, что лишний раз напоминало Шелдону, как ему повезло получить отдельное помещение в переполненной до отказа гостинице.
Пока он и его гостья наслаждались едой, ветер завывал за окнами, а следовательно, шторм на море разбушевался вовсю. Порывы ветра проникали даже в каминную трубу, гася пламя в очаге, а все здание отеля содрогалось.
– Создается впечатление, что мы обречены пробыть здесь довольно долго, – заметил Шелдон.
– Надеюсь, что нет, – откликнулась графиня. И тотчас поспешно добавила: – Я не хотела бы показаться невежливой, монсеньор… вы ведь были так добры… но поймите, я очень тревожусь за свою безопасность.
– Разумеется, я все понимаю, – произнес Шелдон Харкорт как можно мягче. – Но я почти уверен, что в Кале вам ничто не грозит. Революция распространилась только на большие города, а самые кровавые события происходят в Париже.
– Однако они не миновали нашего поместья…
Печаль затуманила глаза графини. Она была близка к тому, чтобы вот-вот разрыдаться.
В молчании они закончили обед. Посуда была убрана. Остались только кофейный прибор, чашки и графинчик отборного бренди для Шелдона.
Графиня вдруг протянула дрожащую от волнения руку и легко коснулась руки Шелдона.
– А вы проявите такую же доброту ко мне, когда мы очутимся в Англии? Вы, я уверена, пользуетесь большим влиянием и сможете оказать мне неоценимую помощь, а под вашим покровительством я буду чувствовать себя спокойно.
Голубые глаза Шелдона Харкорта, обычно невозмутимые, невольно расширились изумлении. Он окончательно убедился – о чем, впрочем, догадывался и раньше, во время совместного обеда, – что графиня с ним флиртует.
Шелдон безупречно повел свою партию игре, состоящую из ничего не значащих слов, жестов и взглядов, которые на самом деле значили очень многое… так как он имел большой опыт общения с хорошенькими женщинами. Естественно было, что графиня обратилась к нему, как к англичанину, за помощью, но Шелдон никак не ожидал, что она сделав у это с такой прямотой и с таким явным подтекстом. Он взял ее руку, поднес к губам и запечатлел галантный поцелуй,
– Я к вашим услугам, мадам, но все же хотел бы знать о вас больше.
На какой-то момент графиня сжала своими тонкими пальчиками его пальцы, потом отпустила и убрала руку легким, словно взмах крыльев бабочки, движением.
– А что бы вы хотели узнать, монсеньор? – спросила она. – Мой супруг был очень богат, но наше с ним общее состояние, боюсь, теперь… растаяло. Во всяком случае, я лишена возможности им пользоваться.
– А в Англии у вас есть деньги?
– Я… не знаю… не уверена… Когда я попаду в Лондон, я попробую отыскать поверенного… и навести справки. В настоящее время у меня имеется кое-что…
Она прервала свой несколько сбивчивый монолог и провела кончиком пальца по жемчугам на шее, потом указала на обручальное кольцо.
Графиня чуть пошевелила рукой, и бриллианты вспыхнули радугой в отсветах пламени.
– Если вы посоветуете, монсеньор, – продолжила она, – в каком отеле мне лучше остановиться по прибытии в Лондон, я буду вам очень благодарна. Затем, конечно, я начну подыскивать себе постоянное жилье… непременно в приличном районе. – Она вздохнула. – Если только я смогла бы у кого-нибудь пожить некоторое время… пока.. как следует осмотрюсь.
Шелдон не удержался от усмешки.
– Сожалею, что не могу приютить вас в моем фамильном особняке, мадам, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти вам подходящий кров на первое время, пока вы не выберете себе пристанище соответственно вашим желаниям.
– Вы не можете представить себе, монсеньор, через что я прошла. – Голос ее дрогнул. – А теперь осталась совсем одна среди чужих… в этом страшном мире. Мне не на кого опереться… некого любить…
– Я уже говорил вам, мадам, что глубоко сочувствую вам.
– Да, вы очень добры. Вероятно, если бы я была постарше и имела больше опыта, мне было бы легче. Но супруг все делал для меня… ограждал от всех напастей и забот.
– А теперь вы одиноки… Весьма печально.
– Я стараюсь не терять мужества… Как и он, когда всходил на эшафот к гильотине и голос его буквально звенел в тишине: «Господи, возьми мою душу, а дьявол пусть заберет ваши!»
Эти воспоминания были настолько невыносимы, что графиня закрыла лицо руками.
– Немного коньяку, мадам? – осведомился Шелдон и взялся за графин.
Графиня отрицательно покачала головой.
– Я уверен, что вы держались храбро до сих пор. И будет глупо, если вы сдадитесь под конец. Как бы трагично ни было прошлое, оно уже позади. Мужайтесь!
– Да, в будущем мне понадобятся мужество и твердость духа, – согласилась графиня. – Она отняла руки от лица и продолжила: – Вот англичане… они всегда были стойкими… в любых испытаниях. Это у них в крови.
– Мне кажется, вы, мадам, чересчур высокого мнения о моих соотечественниках.
– Вас это удивляет?
Графиня явно принялась заигрывать с ним. Томный взгляд темных глаз выдавал ее намерения.
Она взяла из его руки бокал с коньяком и приподняла, произнося тост:
– Счастье, что я встретила истинного джентльмена в трудную минуту своей жизни.
Шелдон из вежливости склонил голову, но не стал чокаться с ней.
Вместо этого он откинулся на спинку кресла и, приняв удобную, несколько расслабленную позу, занялся тщательным исследованием внешности сидящей перед ним дамы.
Она действительно была необыкновенно хороша собой. При ближайшем рассмотрении кожа ее поражала матовой белизной, черты лица были аристократичны и тонки, а жемчужные зубки, которые слегка виднелись, когда алые губы приоткрывались для произнесения очередной фразы, могли вызвать восторг у ценителя и горечь у дантиста, потерявшего источник дохода.
Догадавшись, что она подвергается изучению, словно инфузория под микроскопом, графиня слегка покраснела.
– Мне кажется, что вы… как это звучит по-английски… раздеваете меня взглядом…
– Ваш английский просто поражает! – воскликнул Шелдон Харкорт. – Можно подумать, что вы родились в семье британского пэра, и причем не дальше от Лондона, чем графство Кент. Кто вас учил английскому?
– Моя мать была англичанкой.
– Но вы выглядите истинной француженкой.
– Мой отец не позволил мне посещать страну, о которой мать столько рассказывала и вспоминала с большой теплотой.
– У вас есть таким образом, родственники в Англии? – спросил Шелдон.
Графиня опять горестно всплеснула своими прелестными руками, словно ангел крыльями.
– Не знаю… может быть.
Опустив глаза и спрятав их под пушистыми ресницами, она исповедалась с очаровательной застенчивостью:
– Отец увез мою мать… похитил против воли ее родителей. Для него это был, как это говорится, ужасный мезальянс. Семья матери – они были буржуа… как теперь провозглашают – третье сословие, а предки отца участвовали в крестовых походах.
– О, как смешалось все в королевстве датском! – откликнулся Шелдон искаженной цитатой из шекспировского «Гамлета».
– Теперь вы понимаете, монсеньор, почему я так стремлюсь в Англию?
– Не только понимаю, но и радуюсь, что судьба свела нас, – любезно ответил он. Шелдон не мог оторваться от разглядывания этого прелестного личика.
– А я рада, что оказалась здесь… в комнате, отделенной прочными стенами от всего мира, где творится нечто ужасное. Вы меня понимаете? – настаивала графиня.
– О, я вполне вас понимаю… но и не могу быть эгоистом… Как это ни крамольно звучит, но я доволен тем, что на море шторм, а в Париже революционеры творят расправы. И то, и другое свело нас вместе.
– Теперь вы льстите мне, монсеньор.
– Нет, я говорю совершенно искренне. Она встала, сделала шаг к камину, протянула руки к огню. Отсветы пламени отразились в ее глазах, огненные блики оживили ее бледное лицо.
Шелдон Харкорт тоже поднялся со своего места, встал рядом с ней… ближе, чем позволяли приличия в общении с малознакомой ему вдовой недавно казненного французского аристократа.
– Я должна отправиться к себе… У меня был трудный день, – прошептала графиня. – Я так устала от ожидания.
– Надеюсь, ветер стихнет к утру, и завтра мы благополучно пересечем Пролив.
– О, Пролив! Преграда, разделяющая жизнь и смерть! – высокопарно воскликнула графиня.
– Жизнь продолжается везде – и на этом берегу тоже… – Слова рождались в мозгу Шелдона Харкорта сами собой. – Я не хотел бы расставаться с вами, мадам.
«Это здесь, а там?..» – послышалось ему, но на самом деле она ничего не произнесла, а лишь, взглянув на него, вновь опустила длинные ресницы. Шелдон обнял ее и крепко прижал к себе. Она и не думала сопротивляться, и он ощутил дрожь желания, пробежавшую по всему его телу. Все шло, как обычно.
Головка графини склонилась немного к плечику, он отыскал ее губы и стал терзать их поцелуями. Пошли в ход все знакомые любовные приемы, хорошо известные опытному мужчине. Он был настойчив, а она податлива.
Шелдон настолько впился ртом в ее нежные губы, что ей стало трудно дышать.
Затем, когда она все-таки затрепетала в его объятиях и полностью сдалась, Шелдон разжал объятия.
– Теперь выкладывайте все как на исповеди! – властно распорядился он.
– Всю правду?..
Темная глубина ее глаз завлекала его словно омут.
– Правду и только правду, – потребовал Шелдон. – Должна же ты расплатиться за хороший обед.
– О чем вы говорите?..
– О том, что ты сама прекрасно знаешь. Ты никакая не графиня де ла Тур, а самозванка.
– Как вы это узнали?
– Я достаточно долго прожил во Франции и встречал графиню де ла Тур на приемах. Она средних лет и невзрачная, как любая из ее горничных.
– Как жаль!
– Кого?
– Графиню, которую вы встречали монсеньор, – вздохнула мнимая графиня де ла Тур, опускаясь в кресло у камина.
– Может быть, но я жду от тебя объяснений.
– Каких?
– Кто ты такая на самом деле? Почему ты носишь на пальце это обручальное кольцо? Ты же не замужем? И тебя ни один мужчина, как мне кажется, не целовал до меня.
Незнакомка вдруг ощетинилась, как одичавшая кошка.
– Болван! Чем я тебе не понравилась? Неужели я что-то сделала не так?
– Почти все как надо, – хладнокровно отметил Шелдон. – Но опыта тебе явно недостает…
– Так научите меня… Или вы неспособны?
– Я должен подумать, прежде чем ввязываться в какую-то темную авантюру.
– Так думайте скорее. У меня мало времени.
Она вскочила с кресла.
– Как вы могли разоблачить меня – ума не приложу! Сколько здесь, в отеле, мужчин, кого я могла бы легко обмануть, но надо же-я нарвалась на вас, на одного-единственного…
– …который кое-что понимает в великосветских дамах, – не преминул похвалиться Шелдон.
– …нет, который видел настоящую графиню де ла Тур до того, как она взошла вслед за мужем на гильотину.
Шелдон Харкорт не мог не улыбнуться ее почти неподдельному энтузиазму, направленному против революционного террора. Котеночек неплохо изображал большого разгневанного зверя.
– Ну-ка сядь и расскажи мне всю свою историю с самого начала, – предложил он.
Шелдон думал, что она смутится. Ничего подобного.
Она охотно опустилась в кресло и начала рассказывать. Правда, сначала немного пококетничала, притворившись на этот раз несмышленой девочкой.
– Что вы желаете знать, монсеньор?
– Все. Ты любопытное существо, которое меня заинтересовало.
– А что я получу взамен за исповедь? Вы мне поможете?
– Это зависит от того, что ты мне расскажешь, и от размера твоих… пожеланий, выраженных в цифрах.
– Они не так уж велики, уверяю вас. Вы англичанин, а все англичане богаты.
Шелдон Харкорт расхохотался и подлил себе в бокал коньяку. Затем взял стул и переместился поближе к своей гостье.
– Пока лишь не я, а ты подвергаешь меня допросу, словно в суде. Отвечу только на один вопрос утвердительно – да, я англичанин. Но я не очень-то знатен. Мой титул придуман месье Дессином, величающим меня милордом, потому что я щедро плачу и не обращаю внимания на некоторые неточности в подаваемых мне счетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19