Марина посмотрела назад.Они уже были далеко от берега, и горы на горизонте поднимались все выше и выше.Четко выделялась громада Везувия — над ним, словно призрак, курился тоненький, едва заметный дымок.Еще можно было рассмотреть Неаполь и сразу перед ним — маленький остров Капри.Но они стремительно удалялись, и скоро уже ничего нельзя было различить, кроме очертаний гор.Было так необычно и весело оказаться окруженной со всех сторон морем, далеко от человеческого жилья.Но вдруг в моторе послышалось какое-то шипение, потом — бульканье, и он замолчал.— Проклятие! — вырвалось у Уинстона.— Что случилось? — удивленно спросила Марина.— Я должен это выяснить, — ответил Уинстон. Он снял свой легкий летний плащ и так же, какМарина шляпу, бросил его в каюту позади себя. Потом закатал рукава рубашки и открыл люк, так что теперь ему был виден двигатель.— А вы знаете, что там случилось? — спросила Марина.— Могу только догадываться, — ответил он. — Там может случиться целая куча всяких вещей, и если бы я был более благоразумным, то взял бы с собой механика.«И он бы все испортил!» — подумала Марина.Она, конечно же, не сказала этого вслух, но ей сейчас так хотелось побыть с Уинстоном наедине! Это было что-то, чего раньше она никогда не испытывала, и то, чего она не должна была сейчас делать.Не очень благовоспитанная девушка просто мечтала бы прокатиться в моторной лодке, оснащенной всеми современными удобствами, даже не зная, куда ее везут. Марина же отлично сознавала, что это шокировало бы не только ее мать, но и всех их знакомых еще с тех времен, когда они жили в Суссекс-гарденз.Марина помнила женщин, которые приходили к ее матери в те дни, когда они принимали гостей, и тех, кто приходил на прием к ее отцу.Гостиная в их доме всегда служила еще и комнатой ожидания. Марина иногда заглядывала туда, чтобы полюбоваться на модно одетых дам в соболях и со страусовыми перьями на шляпках, листающих иллюстрированные журналы, которые каждое утро выкладывала на стол прислуга.Иногда после них оставалось благоухание дорогих духов, и, когда они направлялись из гостиной во врачебный кабинет ее отца, Марина слышала шелест их шелковых нижних юбок.Да, эти дамы, несомненно, были бы шокированы ее поведением, но ведь они никогда не узнают об этом, так почему она должна о них думать?Уинстон, уже наполовину скрывшийся в люке, вынырнул оттуда и сказал Марине:— Там в каюте у меня в ящике есть документы. Принесите мне их, пожалуйста. Среди них должна быть схема лодки.Марина спустилась в каюту.Когда она, найдя бумаги, поднималась наверх, чтобы отдать их Уинстону, то поняла, что волнение на море заметно усилилось.Лодка неистово раскачивалась на волнах, и неожиданно ее так бросило вперед, что Марина вынуждена была за что-нибудь ухватиться, чтобы устоять на ногах.Уинстон сидел на полу, изучая схемы, которые она ему принесла.— Я смогу вам помочь? — спросила она.— Не сможете, пока не изучите керосиновый двигатель.Марина оглянулась, оценивая путь, который они проделали. Теперь невозможно было разглядеть даже горы на горизонте. На них быстро опускался какой-то серый туман, и, приглядевшись, Марина поняла, что это приближается дождь.Через несколько секунд она почувствовала на лице первые капли и услышала, как они застучали по обшивке лодки. Они упали и на бумаги, которые изучал Уинстон.— Это просто смешно! — сказал он с досадой. — А я-то думал, что знаю мотор вдоль и поперек!Он схватил какой-то инструмент и наполовину исчез в отверстии. Снаружи торчали только ноги, и Марина подумала, что он сейчас промокнет.Она хотела было спуститься в каюту, как на нее обрушился шквал дождя такой неистовой силы, что за несколько секунд она вымокла до нитки.Но хуже всего было то, что лодка так и ходила ходуном на волнах, и Марина боялась сдвинуться с места, чтобы не поскользнуться на мокрой палубе и не упасть.И тогда она решила, что лучше всего просто сидеть на палубе. Дождь безжалостно, до боли хлестал ее по лицу и плечам, прикрытым лишь тонким муслином прилипшего платья.Она долго так сидела, прежде чем Уинстон выполз из машинного отделения.— Ничего не могу найти, — сказал он раздраженным тоном. — Думал, это поршни, но я проверил все до единого.Марина беспомощно смотрела на него сквозь завесу дождя.— А почему это вы не в каюте? — строго спросил он.— Такая качка, я боялась даже двинуться.— Я помогу вам.— Да какой теперь смысл? Я уже промокла, мокрее не стану.Он улыбнулся:— Вы не испугались? Она покачала головой:— Я страшно рада, что у меня нет морской болезни.— Прекрасно, это уже удача, и лучше, если она будет не единственная. Похоже, нам придется задержаться здесь надолго.Он подобрал себе еще какие-то инструменты и снова сунул голову в машинное отделение.Марина терпеливо ждала.Дождь уже пошел на убыль, но от сильного ветра море бушевало пуще прежнего.Лодку раскачивало в разные стороны, и то и дело набегающая волна разбивалась о корму, окатывая Марину холодным душем.Прошло не меньше двух часов. Наконец Уинстон поднялся на ноги и, держась за поручни, попытался завести мотор.Сначала двигатель молчал, потом затарахтел и тут же смолк.Это уже что-то обещало, и Марина быстро поднялась и подошла к Уинстону.— Вы думаете, что нашли поломку? — спросила она.— Надеюсь, — ответил он. — Порвался провод. Я починил его, но он может не выдержать.Он снова попытался завести мотор — он поработал пять-шесть секунд и опять замолк.Уинстон снова полез в двигатель и через десять минут появился.На этот раз мотор ожил и наконец заработал нормально.Марине показалось, что оба они затаили дыхание в ожидании, но никаких перебоев не было — мотор работал как часы.— Браво! У вас получилось! Получилось! — в восторге закричала Марина.Уинстон с улыбкой обернулся.Она стояла совсем близко.Когда он посмотрел на нее внимательно, его улыбка стала еще шире. Она промокла до нитки, и ее муслиновое платье облепило ее так, будто на ней ничего не было. Оно ясно обозначило её маленькую грудь и обтянуло стройные бедра и ноги.Ветер разметал ее светлые волосы, и они падали двумя прядями ей на грудь, обрамляя лицо и огромные серые глаза.— Да вы похожи на тех сирен, которые искушали Улисса! — воскликнул Уинстон.И тут он обнял ее и поцеловал!На мгновение Марина почувствовала, как холодны их губы, а потом какой-то дикий восторг пронзил ее, как молния.Ведь это то, чего она так долго ждала, так страстно хотела! Она почувствовала, как губы его вдруг стали горячими и настойчивыми…Всего несколько секунд он держал ее в объятиях, и его губы были властно прижаты к ее губам, но для Марины это было как вечность — она владела всем миром, и звезды падали с неба, устилая все вокруг…Это было такое чудо и такой восторг — она и представить себе не могла, что это возможно. Уинстон ослабил объятия и сказал каким-то незнакомым голосом:— Я же говорил вам, Марина, что вы — сирена… С этими словами он взялся обеими руками за штурвал и очень медленно развернул лодку.Она стояла рядом не двигаясь.Она не в состоянии была ничего делать — лишь уцепилась за фордек, чтобы устоять на ногах, и чувствовала, как все ее тело наполнилось какой-то новой жизнью.Это было то же самое чувство, которое она пережила когда-то в Гайд-парке, сидя на скамейке у Серпентина и призывая Элвина. Тогда она ощутила, что стала частью цветов и воды, как бы растворилась в них. Да! То же чувство, только еще более удивительное и восхитительное!— Мы поплывем довольно медленно, — сказал Уинстон, — а то еще опять сломается. Так что, боюсь, нам придется добираться до дома очень долго.«Это не имеет значения, ничто сейчас не имеет значения!» — хотела сказать Марина, но не смогла произнести ни слова.Она молча смотрела на профиль Уинстона и чувствовала, что все еще трепещет от его поцелуя.Некоторое время он вел лодку молча, затем спросил:— О чем вы думаете?— Я вспоминала стихотворение, — честно ответила Марина.— Тогда это должны быть строки из Софокла: «Мир наш полон чудес, но удивительней нет — человека!» — Он усмехнулся. — Ну прямо про меня! Потому что, уверяю вас, то, что я отремонтировал двигатель, — это настоящее чудо! И если он доставит нас домой в целости и сохранности, тоже будет чудо!— А если бы вы не смогли его починить? — спросила Марина.— Тогда нас носило бы по морю, может, несколько часов, а может, дней, пока бы нас не нашли и не подобрали, — если, конечно, мы не добрались бы до берега вплавь.Марина засмеялась и посмотрела на далекий берег, все еще окутанный дымкой.— Единственно возможный способ проделать это — оседлать дельфина!— Да-да, если бы боги расщедрились и дали нам каждому по дельфину! — весело ответил он. Марина промолчала, и он вскоре спросил: — Я хочу узнать, какие все-таки стихи вы вспоминали?— Ваши лучше, — ответила Марина.— Я жду, — коротко сказал Уинстон. Застенчивым тихим голосом, однако достаточногромко, чтобы перекрыть шум мотора, она прочитала строки, которые, казалось, не выходили у нее из головы с того самого момента, как она приехала на виллу: Вот он — добывший славуи гордый новой победой,Мчится по небуНа крыльях своейчеловеческой мощи. Это был отрывок из оды Аполлону с просьбой о благословении тем, кто выиграл победу в Пифийских играх, но сейчас эти строки очень точно подходили к Уинстону.Никто не мог сейчас выглядеть более сильным и могучим, чем он: его насквозь промокшая рубашка не скрывала ширину его плеч, силу его рук и атлетическое сложение. Под мокрыми брюками угадывались узкие бедра, и Марина видела, что он необычайно силен, и если ему случится драться, то противнику придется нелегко.— Если вы имеете в виду меня, — сказал с улыбкой Уинстон, — то вы забыли две очень важные строчки из этого же стихотворения.— Какие? Но короток миг торжества,Знаю — сейчас упадет онна твердую землю -Манит его роковая судьба! Он рассмеялся.— Другими словами: «Гордыня приходит перед падением», и эту мудрость нужно всегда помнить.— А почему это вы должны упасть? — спросила Марина. — Я думаю, вы никогда не упадете.— Надеюсь, что вы правы, — ответил он. — Но человек не должен быть слишком самонадеянным или считать себя непобедимым.— Я никогда бы не отважилась так думать, — согласилась Марина, — но вы — совсем другой! Вы всегда будете идти своим путем, всегда будете готовы сделать невозможное и превращать поражение в победу.— Сейчас вы опять похожи на сладкоголосую сирену, которая завораживает Улисса своей песней. Наверное, самое опасное, что может женщина сделать мужчине, — сказал Уинстон со смешливой ноткой в голосе, — это уверить его, что он непобедим и всегда могуч. — Он глянул в широко открытые глаза Марины и добавил: — Но это и самое лучшее, что она может сделать, потому что большинству мужчин просто необходимо иметь кого-то, кто бы верил в них, так как сами они боятся верить в себя.— Я верю в вас! — со страстью сказала Марина.— Почему же?— Мне кажется, вы всегда будете добиваться в жизни того, чего хотите. И я думаю также, что вы хотите того, что будет помогать другим и приносить большую пользу всем людям.Она вообще-то не знала точно, о чем говорит, но слова находились как-то сами собой.Наступило молчание. Потом послышался голос Уинстона:— Спасибо, Марина, вы заставили меня решиться на очень важное для меня дело.Больше они не разговаривали, так как Уинстон, казалось, весь сконцентрировался на лодке и ее двигателе. Снова принялся лить дождь, и Марина вся съежилась и притихла.Уже было далеко за полдень, когда они наконец добрались до своей пристани — буквально приползли со скоростью меньше трех узлов. Механик уже ждал их, и Уинстон рассказал ему о своих злоключениях. Пока он возбужденно описывал подробности, Марина стала взбираться по ступенькам к вилле.Она еле передвигалась в своих промокших юбках, и Уинстон скоро догнал ее.— Вам обязательно нужно принять горячую ванну, — твердо сказал он, — но сначала нужно выпить чего-нибудь крепкого.Несмотря на ее протесты, он привел ее в комнату, где на столике стоял поднос с бутылками.— Я испорчу вам весь ковер! — пыталась она защититься.— Это лучше, чем подхватить воспаление легких! — отвечал он. — Выпейте вот это — все до последней капли!Это был коньяк — он опалил ей горло как огнем, но раз Уинстон приказал ей выпить, она подчинилась.Потом она поднялась наверх, где служанка уже приготовила ей ванну, и, сбросив мокрую одежду, Марина с наслаждением погрузилась в горячую воду и долго сидела там отогреваясь.Потом ей пришлось еще сушить волосы, и она спустилась вниз лишь через несколько часов — в вечернем платье — и нашла Уинстона в той комнате, где обычно обедали зимой.Здесь был камин, и, когда Марина вошла, в нем уже ярко горели поленья. Перед камином стоял накрытый стол.При ее появлении Уинстон встал.— Если вы не хотите есть, то я голоден, как волк! Марина смущенно улыбнулась.Теперь, когда они вернулись на виллу, ей было трудно не вспоминать о том, как он ее поцеловал. Она думала об этом, пока лежала в ванне, и убеждала себя, что не нужно придавать этому случаю такого большого значения. Просто он был так доволен собой, когда ему удалось починить двигатель, что должен был на кого-то излить свою радость, а она стояла рядом — вот и все.Для нее случившееся было откровением, но для него — она была уверена — это было не более чем просто дружеское объятие. Так мужчина может подхватить ребенка и закружить его — просто от хорошего настроения.Слуги внесли еду, и по комнате распространился такой аромат изысканных блюд, что Марина сразу поняла, как страшно она проголодалась.— Вы представляете себе — уже больше семи часов! — воскликнул Уинстон. — Столько времени прошло, как мы завтракали, и если это можно считать ужином, то обед для нас безвозвратно потерян!— Для меня не будет потерян, — улыбнулась Марина. — Я никогда еще так не хотела есть, с тех пор как сюда приехала.— Я собирался угостить вас обедом на Искье, — сказал он, — ну да ничего, мы поедем туда как-нибудь в следующий раз. Завтра же мы будем благоразумны и съездим на Капри — он всего в трех милях отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20