Ехать вскачь намного быстрее, чем в экипаже; не изволите ли сопровождать меня верхом на лошади?
Ответом ему был восторг, отчетливо написанный на ее лице.
В разговор вмешалась леди Вуд.
— Я знаю, как все обрадуются знакомству с Надей и станут восхищаться ею, но если ты посетишь одну ферму, то тебе непременно придется объехать их все, иначе это породит излишнюю зависть.
— Об этом я уже подумал, — отвечал Уоррен. — Помню, когда в былые дни я заезжал на фермы, люди говорили: «Мы в последнее время совсем не видели вашу матушку! Передайте ей, что у меня для нее приготовлена банка варенья домашнего».
Мать рассмеялась.
— Или банка солений и меда, а то и ломоть недавно прокопченной ветчины. Они всегда были такими щедрыми!
Она протянула руку и коснулась локтя Нади.
— Я знаю, они полюбят вас, моя дорогая. Я сегодня заметила, как вы были любезны с пожилыми членами нашего семейства.
Надя улыбнулась.
— Моя мама всегда говорила: если на приеме кто-то грустит или остался в одиночестве, виной тому плохая хозяйка дома, — Это верно! Тем не менее большинство молодых людей так заняты собой, что у них не остается времени подумать о старых.
Интонация матери недвусмысленно подсказала Уоррену ее одобрительное отношение к Наде, и он поздравил себя с удачей — он нашел действительно прекрасную исполнительницу задуманной им роли.
Он никогда раньше не предполагал, пока мать не сказала ему прямо, что она не любила Магнолию и не считала ее подходящей парой для него.
Тем более для него было удивительно, как быстро она прониклась симпатией к Наде.
Уоррен протянул матери чашку, чтобы она снова наполнила ее, и в этот миг в гостиную вошел лакей с пакетом на серебряном подносе.
— Что это, Джеймс? — спросила леди Вуд.
— Это передали для графини, миледи.
С этими словами он протянул поднос Наде, и она с изумлением взглянула на пакет.
— Для меня? — спросила она.
— Не могу поверить, что кто-то уже прислал подарок к свадьбе, — пошутил Уоррен.
Надя взяла пакет, в котором оказалась коробка.
Посмотрела на нее, думая, что произошла какая-то ошибка, и тут увидела на коробке надпись, очень четко выведенную большими буквами:
ГРАФИНЕ НАДЕ ФЕРРАШ
— Откройте! — сказал Уоррен. — Это, должно быть, подарок, хотя просто удивительно, чтобы кто-нибудь из моих родственников расщедрился так быстро.
— Ну, дорогой, это весьма неучтиво с твоей стороны! — упрекнула его леди Вуд. — Тебя с ранних лет вся семья баловала подарками на Рождество и ко дню рождения, а ты горько сетовал, когда я заставляла тебя писать им письма с изъявлениями благодарности.
— Это правда, — ответил Уоррен, — и еще ты учила меня никогда не смотреть дареному коню в зубы.
Леди Вуд рассмеялась, а Надя к этому времени успела снять верхнюю обертку и обнаружить, что в коробке шоколад.
Шоколад был из кондитерской Гантеров на Беркли-сквер, славящейся своими изделиями;
Уоррен имел обыкновение покупать там сладости для матери.
Однако у нее возникла предрасположенность к диабету, и врач запретил ей есть что-либо, содержащее сахар.
Надя осмотрела сначала коробку, потом бумажную обертку и сказала:
— Здесь не указано, кто прислал ее.
— Полагаю, слуга, который взял ее у входа, должен знать, — заметил Уоррен.
Надя развязала ленту и открыла коробку.
— Шоколад действительно выглядит восхитительно! Хотите одну?
— Мне нельзя есть шоколад, — объяснила леди Вуд, — а потому они все ваши, моя дорогая.
— Но я не собираюсь их есть, выпив столько чаю, — запротестовала Надя.
Она посмотрела на Уоррена, и он понял, что она имеет в виду: потреблять много — по ее меркам — еды ей по-прежнему трудно.
Она уже собиралась снять крышку с коробки, когда леди Вуд воскликнула:
— Взгляните на жадную Берту!
С самого возвращения Уоррена две собаки, которые всегда сопровождали его дядюшку, стали неотступно следовать за ним.
Одним из этих животных был довольно молодой спаниель, которого Уоррен помнил как хорошего помощника при охоте на птиц, а другим была сука, в свое время бравшая призы за гон дичи, но сейчас уже старая, ревматичная и подслеповатая.
Однако со времени прибытия Уоррена домой она всюду следовала за ним по пятам; вот и теперь прошла за ним в дом и спокойно улеглась рядом с его стулом.
Вдруг Берта встала на задние лапы, словно выполняла команду «служить».
Надя удивленно посмотрела на собаку, и леди Вуд пояснила:
— Бедный Артур под старость сделался большим сладкоежкой, от чего сильно располнел, а это, в свою очередь, способствовало сердечному приступу — ведь он постоянно лакомился шоколадом.
Леди Вуд улыбнулась.
— Берта любит шоколад не меньше, чем он.
У нее слюнки текут, ибо она чувствует запах того, что у вас в руках.
— Тогда она, несомненно, должна первой попробовать мой подарок на вкус, — ответила Надя.
Она выбрала шоколадку, как ей показалось, с мягкой сердцевиной и протянула Берте; та сразу же с чавканьем слопала плитку и опять начала служить, выпрашивая добавки.
— Хватит и этого, — сказал Уоррен, — иначе она так растолстеет, что вообще не сможет двигаться.
— Всего одну, — попросила разрешения Надя.
Она одарила улыбкой Уоррена и протянула еще одну плитку собаке.
Берта выхватила шоколад из ее рук, и в этот самый миг по всему телу собаки прошла дрожь.
Три человека, наблюдавших за ней, едва могли поверить своим глазам, когда она подогнула лапы и перекатилась на спину.
В течение нескольких секунд каждый ее мускул конвульсивно подергивался.
Потом собака вдруг сделалась совершенно неподвижной.
Надя слегка вскрикнула.
— Что случилось? У нее был припадок?
Уоррен опустился на колени рядом с Бертой.
Послушал, бьется ли сердце.
— Она мертва! — констатировал он.
— Не может быть! — воскликнула леди Вуд. — Разве это могло произойти так внезапно?
— Дело в том, что она отравлена! — ответил Уоррен.
Он протянул руку и взял коробку у Нади, потом обнял мать и помог ей подняться со стула.
— Я хочу, чтобы ты пошла наверх и отдохнула, мама, — сказал он. — Пошлю сейчас за ветеринаром — пусть он исследует как Берту, так и шоколад. Произошла неприятность, но я не хочу, чтобы она расстроила тебя.
— Но меня это в самом деле расстроило! — возмутилась леди Вуд. — Кто мог прислать Наде отравленный шоколад?!
Уоррен знал ответ на этот вопрос, но вслух не сказал.
Он довел мать через комнату, а Надя следовала за ним.
Девушка была очень бледна, сердце стучало от того самого страха, который вот уже три рода был ее постоянным спутником.
Она твердила себе, что от него нет спасения даже в Англии.
С Уорреном они не виделись вплоть до обеда.
Когда леди Вуд удалилась на отдых, Надя прошла в свою комнату, сопровождаемая настоятельным советом сделать то же самое.
Но она могла только лежать в удобной постели, глядя, как вечернее солнце садится за деревья и слушая гомон грачей, которые по своему обыкновению галдели, прежде чем устроиться на ночлег на ветках.
«Как могло такое случиться?» — снова и снова задавала она себе вопрос.
Если бы смерть Берты не послужила им предостережением, она сама, несомненно, умерла бы, а возможно, и Уоррен тоже, если бы съел одну из шоколадок после обеда, как и собирался.
При мысли обо всем этом ее охватил такой ужас что, несмотря на царившую жару, она почувствовала, как ее колотит дрожь.
«Это произошло столь неожиданно!
Ведь она уже начала оправляться от боязни и впервые почувствовала себя счастливой, общаясь с доброй и учтивой леди Вуд, которая напоминала Наде ее собственную мать.
Уоррен тоже дарил ей дивное чувство безопасности всякий раз, когда она оказывалась в его обществе.
Отравленный шоколад? Как стало возможно такое?
До такой дьявольской хитрости могли додуматься только те, кто так долго занимал ее мысли и преследовал в кошмарах.
Ища спасения от навалившегося на нее ужаса, Надя прибегла к молитве.
— Прошу тебя. Боже, избавь меня от такой смерти! Прошу тебя, дай мне пожить еще немного!
Она словно ощутила, как молитва унеслась ввысь к небесам, и показалось странным: всего несколько дней назад она жаждала смерти, а теперь ей хочется жить.
Это произошло благодаря Уоррену.
Он перенес ее из мира, где все было безобразно, убого и наполнено страданием, в мир благополучия и красоты.
И вот оказалось, что это далеко не так, она вновь испытывает непреодолимый страх.
Она очень легко могла бы положить в рот одну из тех шоколадок, просто чтобы сделать приятное Уоррену.
Румянец исчез с ее лица, глаза потемнели, затаив тревогу, когда, одевшись с помощью служанки, она спустилась вниз к обеду.
Она хотела пожелать спокойной ночи леди Вуд, но служанки сказали, что госпожа уже задремала и не стоит беспокоить ее.
«А если б она умерла? — ужаснулась Надя. — Тогда это была бы моя вина, и я бы чувствовала себя убийцей!»
Она спустилась вниз рано, поэтому не думала, что маркиз вернулся домой, но, когда вошла в гостиную, он стоял возле распахнутого, окна с бокалом шампанского в руке.
Он обернулся и смотрел, как она идет через комнату, — и хотя не сказала ни слова, он знал, что она чувствует сейчас.
Он отдал ей свой бокал, а сам вернулся к сервировочному столику и налил себе другой бокал из бутылки, стоявшей в ведерке со льдом.
Когда он опять подошел к Наде, она спросила едва слышно:
— Что… вы… установили?
— То, чего ожидал, — ответил он. — Шоколадки были отравлены ядом, очень искусно впрыснутым в них из шприца. Вы не смогли бы понять, что с ним кто-то поработал, пока не стало бы уже слишком поздно!
Он видел, как по ее телу пробежала дрожь.
— Мне нужно бежать отсюда! — молвила она. — Я… не могу оставаться здесь… потому что они, по-видимому, нашли меня, и если они… предпримут еще одно покушение, оно может быть… направлено против вас!
Она говорила не задумываясь.
Потом заметила в глазах Уоррена изумление, прежде чем он спросил:
— Что вы имеете в виду?
Она посмотрела на него невидящим взглядом, и он тихо сказал:
— Я думаю, нам не следует заблуждаться на этот счет, необходимо смотреть в лицо фактам.
Отравленные шоколадки прислала Магнолия Кин!
Он понял, что сказал не то, о чем подумала Надя.
Она пристально взглянула на него, а затем спросила:
— Вы… в этом уверены? Вы… вполне уверены?
— Абсолютно уверен, и ветеринар непрестанно задавал мне единственный вопрос: каким образом неопытный злодей сумел так искусно впрыснуть яд, что не осталось никаких внешних следов? Как это могло получиться?
У Нади перехватило дыхание.
— Но… зачем мисс Кин… понадобилось… убивать меня? — Она пыталась придать своему голосу естественное звучание.
Уоррен ответил не колеблясь:
— Мне кажется, причина ясна.
— Да… конечно… что за глупый вопрос с моей стороны! — воскликнула Надя. — Она действительно говорила, что… вы принадлежите ей… и что она никогда не позволит… завладеть вами.
— Скажите, какими именно словами она это выразила?
Это прозвучало как приказ, и Надя должна была повиноваться.
— Прежде всего она сказала: «Насколько мне известно, вы пытаетесь выйти замуж за Уоррена!»
— И что вы ответили?
— Я сказала, что мы помолвлены.
— Что произошло потом?
В голосе Уоррена опять слышалась властность, и Надя ответила:
— Мисс Кин сказала: «Тебе не удастся выйти за него, а если попытаешься это сделать — пожалеешь!»
И в эту минуту девушка подумала, что с ее стороны было очень глупо не догадаться с самого начала, что шоколадки могла прислать именно Магнолия Кин.
Ей никогда бы не пришло в голову, что английская леди способна на такой поступок или что опасность подобного рода может подстерегать ее в английском сельском особняке, где есть слуги, охраняющие ее и Уоррена, который всегда поблизости.
— Я могу лишь сказать одно: мне очень жаль, что все так произошло. На мне лежит вина за то, что Магнолия вас так испугала, — тихо произнес Уоррен. — Я предполагал, что она может неким образом, какого я даже не в силах представить, попытаться причинить мне боль. Но такое… Решиться убить вас!
— Возможно, для вас было бы… лучше ж-жениться на ней, как… она того хочет, — вымолвила Надя чуть ли не шепотом. — В конце концов… вы… когда-то любили ее.
Однако, повинуясь непроизвольно возникшему импульсу, она поняла: ей претит сама мысль, чтобы Уоррен стал мужем такой женщины.
Он слишком утончен, слишком благороден, слишком великолепен, чтобы растратить себя на ту, что не остановилась бы и перед убийством, лишь бы добиться своего.
Уоррен нахмурился, и вертикальная складка пролегла меж бровей.
— Я бы даже не стал пытаться спасти Магнолию от виселицы, на которой она бы закончила свои дни, если б не бедняжка Берта, — гневно произнес он.
— Ветеринар не мог бы… спасти ее?
— Она умерла мгновенно, съев шоколад, который Магнолия предназначала вам.
Он посмотрел на девушку потемневшими от негодования глазами.
— Она не предвидела, что я окажусь здесь, но она следила за тем, чтобы в доме не осталось больше ни одного родственника, который мог бы задержаться допоздна.
Уоррен перевел дыхание и продолжал:
— Она знала, что маме нельзя есть шоколад и останетесь только вы, причем будете одна, когда вам вручат ее «подарок».
Издав короткое восклицание, похожее на проклятие, он заключил:
— Вот что здесь произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я не могу выдвинуть против нее никакого обвинения, хотя вы только чудом остались живы!
Надя инстинктивно придвинулась к нему и положила руки в его ладони.
— Страшно подумать… очень страшно, — пролепетала она. — Но по крайней мере вы не съели ни одной… как собирались после обеда.
— Берта спасла нас, и мы должны быть ей благодарны, — сказал Уоррен. — Я распорядился, чтобы ее похоронили на собачьем кладбище, где покоятся все наши собаки — надеюсь, они пребывают там в счастье и покое.
В первый раз после того, как вошла в гостиную, Надя улыбнулась.
— У нас тоже было кладбище, где хоронили наших собак. Тогда я была маленькой девочкой, и у меня вошло в привычку класть косточку на каждую могилку: я думала, ночью они сгрызут их, когда поблизости никого не будет, и утром кости всегда исчезали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17