– А нам что за дело? – уже сердито спросил Андрей, его злила собственная беспомощность: сказать, почему противник готовит вклинение, значит, рассказать и о захвате разведчиков противника. А ведь нужно идти в тыл. Нести с собой и эту тайну?– А нам это затем, чтобы знать, как себя вести, – отрезал Николай, и по тому, как перевел дыхание Грудинин, как потупился Гафур, Матюхин понял: они согласны с Николаем Сутоцким. – И от нас, младший лейтенант, лучше уж не скрывать – и так понимаем: фрицы будут открывать коридор своим разведчикам. Тем, которых сегодня ночью взяли и одного мимо Нас водили.«Вот так – колеблешься, бережешь тайну, а солдатский телефон все уже размотал, – с горькой усмешкой подумал Андрей. – Да и как не размотать, если все на виду, а мои ребята – разведчики. И видят, и слышат, и выводы умеют делать».– Такой вариант возможен, но что ты предлагаешь?– А я не предлагаю… пока. Я думаю. Вслух. Раз фрицы будут ждать своих, они же к каждому, кто в их тыл подастся, с особым вниманием отнесутся. Чем мы на их внимание ответим? Очередью? Значит, нужно будет поговорить. А у нас разговорчивых двое – вы да Гафур. А мы с Грудининым – молчуны… в этом случае.– Среди немецких разведчиков один русский… – хмуро уточнил Андрей, словно заново переживая и встречу со шпионом, и собственное к нему отношение.– Это легче. Вот тут уже кое-что проясняется: действовать придется парами. Ты, допустим, с Грудининым, а я с Шарафутдиновым. Можно и отбрехаться. Но только нужно знать, к кому идем, какой у них пароль и все такое прочее.Потому, что Сутоцкий рассуждал слегка иронически, на предстоящий поход невольно накладывалась тень несерьезности: «Придумают черт те что, а нам расхлебывай». Никто, конечно, не думал такими словами, но ощущение создавалось именно такое. А потому, что Андрей не слишком уверенно возражал Николаю, стараясь обойти неясные ему самому стороны дела, ощущение это крепло, и выполнение боевой задачи казалось если не невозможным, то уж, во всяком случае, неоправданно усложненным.Они лежали на жесткой траве, курили, иногда спорили, медленно, с трудом отбирая детали предстоящих действий. И никто, конечно, не представлял себе, что на другом конце села несколько старших офицеров, так же как и они, колдуют над такой же картой, и так же спорят, и так же иронически относятся к собственным предположениям. И в этих спорах все время незримо присутствуют вот эти четыре разведчика.Все ждали командарма. Что он привезет из штаба фронта?Командарм приехал к обеду. Он знал об этом всеобщем ожидании и, как опытный военачальник, отлично понимал, что о предстоящих событиях и его отношении к ним будут судить не только по его приказам и распоряжениям, но и по мельчайшим деталям его поведения.Должно быть, поэтому командарм сразу же проехал в столовую, хотя чаще всего обедал дома, и попросил перекусить, а от обеда отказался. «Перекусывал» он не слишком плотно – холодной окрошкой. Потом не проехал, а прошел к своему дому. Все это должно было показать, что у него, а значит, и у армии все в порядке, но предстоит большая работа, однако не такая уж спешная, чтобы не позволить себе истратить несколько лишних минут на прогулку после утомительной поездки.В доме его ждали начальник штаба и генерал Добровольский, а в кухоньке, заменявшей приемную, вместе с несколькими артиллерийскими офицерами ожидал и начальник артиллерии армии.Вскоре подошли и другие штабные офицеры. Работники оперативного отдела доложили несколько вариантов отражения вражескою вклинения, и командарм выслушал их с одинаковым вниманием. Оттого что в закрытые окна било солнце, а народа набилось немало, стало жарко, и командарм позволил себе маленькую вольность – расстегнул крючки и верхние пуговицы кителя. От этого он стал проще, доступней и, пожалуй, домашней – большой, с крутым высоким лбом, с уже рыхловатым, нездоровым лицом. Набухшие от жары кисти рук раздались и стали белее, словно бы мягче, приветливей. От всего этого как-то незаметно стала исчезать нервозность, ожидание чего-то невероятного, что родилось в часы отсутствия командарма.– Нуте-ка повторите последний вариант, – попросил командарм и переглянулся с генералом Добровольским, приглашая, его как следует оценить предложение оперативников.Начальник оперативного отдела – невзрачный полковник с грустными темными глазами навыкате – заговорил неожиданно глухим, рокочущим баском:– Последний вариант, пожалуй, наиболее прост. Прежде всего никаких мер непосредственно на передовой не принимать – все оставить по-прежнему, чтобы не вспугнуть противника. Затем дать ему возможность втянуться в лощину и накрыть дивизионом «катюш». Последние необходимо выдвинуть вот на эту полянку. На случай, если атака противника окажется достаточно результативной, справа и слева от лощины сосредоточить пехотные резервы, с тем чтобы они перекрыли распространение противника в глубину и в последующем с помощью подошедших танков контратаковали и отбросили противника…– Не отбросили, а уничтожили, – жестко поправил командарм. – Сил для этого у нас вполне достаточно.– Так точно, уничтожили. Для того чтобы не позволить противнику распространяться, предусматривается артиллерийское окаймление лощины. Особого плана на этот случай не составляли, так как окаймление предусматривалось и прежде. Если залп «катюш» даст нужные результаты, восстановление положения возложить на стрелковые дивизии в обычном порядке. И у одной и у другой дивизии, по их планам, на стыках есть резервы.– Ну что ж… Это мне нравится. И не слишком шумно, и… солидно. Только вот что – предупредите и артиллеристов, и особенно реактивщиков насчет точности. Разброс снарядов должен быть исключен. Особенно в глубину. Не дальше пятидесяти метров за нашей обороной. Подчеркиваю – это особенно важно. И еще. Свяжитесь с авиацией. После залпа «катюш» они поднимут легкие бомбардировщики и нанесут удар по всем занятым противником деревням в этом районе. Артиллерии, кроме окаймления, поставьте задачу, – после залпа «катюш»… примерно минут через пятнадцать… как будто они только проснулись, произвести короткие перемежающиеся огневые налеты на передний край противника в районе лощины, но ни в коем случае не по самой лощине. Понятно? Сама лощина должна быть свободна от артогня.– Чтобы дать противнику откатиться?– Остаткам противника, я надеюсь. А с ними справятся и резервы дивизий – они же будут восстанавливать положение. Иначе все перепутаем.Начальник оперативного отдела критически осмотрел карту и словно нехотя согласился:– Пожалуй… Усложнять задачу и, следовательно, управление не следует.– Ну вот и заметано, – кивнул командарм и спросил: – Полковник Петров здесь?– Так точно, – выдвинулся вперед Петров.– Такой вариант устраивает? – Так точно.– Вызывай группу, ставь задачу… Нет. Задачу поставлю сам.– Слушаюсь, – козырнул Петров и круто, может быть, слишком бойко для своих лет и своей излишне плотной комплекции повернулся. Он тоже все эти часы жил ожиданием особых событий, но не мог позволить ослабить нервное напряжение: для него начинались самые горячие дни. Командарм остановил его.– Как с Лебедевым? Не поправился?Полковник опять развернулся и доложил:– Вместо майора Лебедева вызвал капитана Маракушу, который выехал в часть для подготовки групп.– Это хорошо… А вот Лебедев… Трудно вам будет без него… Узнайте и доложите.– Слушаюсь.Командарм отдал еще несколько распоряжений, выслушал еще несколько докладов и, когда в комнате остались только генерал Добровольский и начальник штаба, сказал:– Верховный приказал готовиться к наступлению в общем направлении на С. Фронту подбрасывают танки.– Разбогатели, – усмехнулся Добровольский. – И на юге ведем наступление, и нам подбрасывают, а не берут, как раньше.– Да. И, возможно, подбросят авиации. Снаряды будут. Наш план утвержден, но приказано не зарываться – побаиваются эсэсовской дивизии. Это, как ни крути, сила.– Как дела на юге? – спросил начальник штаба.– Пока продираются. Противник вводит резервы.– Хорошо бы… – начальник штаба не договорил, но командарм отлично его понял: слишком много раз они проигрывали на карте различные варианты будущего наступления.– Уж куда лучше! Но как сделать, чтобы заставить их перебросить эсэсовцев на юг?– Доказать, что они здесь не требуются? – усмехнулся Добровольский.– Понимаешь, в чем трудность? В мере. Возьмешь сверх меры и докажешь, что мы тут слабенькие, – противник как раз и бросит ее в бой против нас, чтобы оттянуть наши резервы от юга. Докажешь, что сильные, он опять же оставит дивизию.– И что же предпримем?– Соберем Военный совет и посоветуемся, как ввести противника в заблуждение… в меру. В самую меру! Так, чтобы он поверил: мы, конечно, достаточно сильны, чтобы отразить любой удар, но все еще слабенькие, чтобы наступать самим. И делать все это нужно быстро. Судя по некоторым данным и ориентировкам, дня через три на юге наступит перелом. Я знаю те места и думаю, что вскоре у противника не останется рубежей, на которых он мог бы организовать серьезную оборону. Значит, может начаться общий отход. В этих условиях потребуются резервы. Недаром нам дана всего неделя на подготовку. Вверху, по-видимому, тоже на это рассчитывают. Значит можно надеяться, что через три – пять дней эсэсовцы либо уйдут на погрузку, либо начнут движение к линии фронта – к этому времени скрыть подготовку к наступлению по всему нашему фронту мы, естественно, не сможем. Вот почему одной из основных задач разведки становится слежка за главным резервом на этом участке – танкистами-эсэсовцами.Разведчики Матюхина прибыли к дому командарма через полчаса. Когда их проводили через сенцы, все четверо сутулились – хотелось стать тоньше и ниже, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не задеть.В светлой комнате перед длинным столом, за которым сидели двое пожилых, в понимании разведчиков, военных (поначалу от волнения ребята не разобрались, кто они по званию), а какой-то невысокий, поджарый генерал стоял у окна, напряжение стало просто невыносимым. Но военный в расстегнутом кителе неторопливо застегнул пуговицы, вздернув строптиво и властно подбородок, поднялся во весь свой немалый рост и улыбнулся.Улыбка показалась хорошей, доброжелательной и сдержанной. Командарм вышел из-за стола и стал пожимать руки каждому. Это и вовсе расслабило ребят, сняло нервное напряжение.– Задача, товарищи, такая: проникнуть в тыл врага – как и где, уточните позже с полковником Петровым – и там не сводить глаз с эсэсовцев. Подойдите к столу. – Командарм показал на карту, – Они вот здесь. Целая танковая дивизия. Что нам от вас нужно? Ни в какой бой не вступать, сидеть или ползать смирненько и следить, как ведут себя эсэсовцы. Если они двинутся к железной дороге – вот к этой, – дать знать. Если они начнут выдвигаться по одной из этих дорог к фронту – тоже дать знать. Каким образом? Опять-таки договоритесь с полковником. Думается, рации вам не потребуется. За рациями противник очень уж охотится. Если в момент вашего пребывания в тылу начнутся большие бои, действовать по своему усмотрению: либо выходить к своим, либо отходить к партизанам – уточните особо. Но мне важно главное – следить за эсэсовцами. Ради этого я вас и посылаю. Понимаете, насколько это серьезно, если задачу ставлю лично?Трое кивнули, и только Гафур вытянулся и громко доложил:– Так точно, товарищ генерал.Командующий с легкой улыбкой посмотрел на Гафура, потом внимательно оглядел остальных и тут только увидел, что в руках у Грудинина снайперская винтовка.– Снайпер? – потянулся он к оружию.– Так точно! – передавая винтовку генералу, ответил Грудинин.– Боевой счет имеете?– Так точно! Семнадцать.– Снайпер – и в тыл. Зачем?– Считаю, что при добыче разведданных, например, из легковых машин он незаменим. Кроме того, снайпер всегда отличный наблюдатель, – бледнея от напряжения и потому становясь еще моложе, ответил Матюхин.– Мм… Я таких вариантов не слышал, но… в этом кое-что есть. Да и в случае преследования противником снайпер тоже может выручить. – Командарм круто повернулся и спросил у Добровольского: – Мы собирались рискнуть с насадками. Может быть, это тот случай?– Если не считать способа перехода линии фронта, то как раз тот.– Ну, переход, он всегда… чреват. Что ж, товарищи, задача ясна? Следить за эсэсовцами!Теперь ответил Матюхин:– Так точно. Ясна.– Вы, младший лейтенант, и вы, – командарм указал на Грудинина, – останьтесь. Остальные свободны.Сутоцкий с Шарафутдиновым вышли, а командарм обратился к Матюхину:– Дело в том, товарищ младший лейтенант, что советские ученые преподнесли нам интересное изобретение – насадки на винтовки, которые позволяют стрелять бесшумно. Точнее, почти бесшумно. Правда, дальнобойность винтовки несколько снижается, но она у нее такая, что это, думается, не повредит. Дали несколько таких насадок и нам. И если мы их вручим вам, можем ли мы быть уверенными, что они не попадут к противнику?– Сделаем все возможное… Но… надо посмотреть…– Посмотрите и попробуйте. Но помните: до выполнения основной задачи применять насадку только в крайнем случае. Если насадки покажет себя хорошо, можете поднимать у фашистов панику. Отводить душу и увеличивать счет. Но пока не выполните основного задания, будьте очень осторожны. Сейчас я дам вам машину, поедете на оружейный склад, получите насадки, опробуете их, ознакомитесь с инструкцией – и ни пуха вам, ни пера.– К черту! – очень серьезно сказал Грудинин, и никто не улыбнулся.
Они собрались вместе перед вечером. Матюхин и Грудинин устали после испытаний насадки: чем-то похожая на ребристый дульный тормоз, она гасила звук выстрела, оставался только глухой хлопок, и это им понравилось, но в то же время их придавила ответственность за судьбу этих самых насадок. Сутоцкий и Шарафутдинов были раздражены неожиданно свалившимися хлопотами – они получали ракетницы с запасом ракет, продукты и боеприпасы, – а главное, неизвестностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17