Максим Дегтярев
Ок-но


Редакция Ц 3



Максим Дегтярев
Ок-но

Автор выражает признательность д-ру А. Глазову, без чьей помощи этот роман был бы еще хуже.

0. Вирус Пака-ХС. За четырнадцать месяцев до начала основных событий.

Когда на исходе очередных суток все ячейки бортового хронометра обнулялись, хронометр производил сверку собственного времени планетарной станции «Телемак-Пи» с синхронизированными Галактическими часами. Сверка занимала мгновения. В правой ячейке хронометра появилась единица. Своим появлением она отметила первую секунду нового дня. Биологу Самюэлю Милну, мучившемуся бессоницей, показалось, что единица появилась немного позже установленного системой СИ срока.
В кают-компанию вошел командир станции Вересов.
– Сколько на этот раз? – спросил он Милна.
Милн прищурился, словно прицеливаясь, и без запинки выдал:
– Девять миллиардов сто девяносто два миллиона шестьсот тридцать одна тысяча восемьсот двадцать один.
– Миллиарды мог бы опустить, – улыбнулся Вересов. – Пятьдесят один период лишний, торопятся наши часы. Спать-то пойдешь?
– Коко заболела, – не глядя на командира, грустно ответил Милн.
Коко была белой лабораторную мышью, любимицей экипажа.
– Чем ты ее кормил? – полушутя спросил Вересов.
– Тем же, чем и вас. Овсянкой с сыром. – Милн в этот день дежурил по столовой.
– Передай, пусть выздоравливает, – и Вересов ушел.

К завтраку Милн не вышел.
– Распорядок дня для всех один, – ворчал Вересов. – Нет, конечно, если у человека бессонница, я нахожу антигуманным силой заставлять его ложиться в кровать и считать баранов. Но в восемь будь добр сидеть со всеми за столом и, как все, мазать тосты маслом. Впрочем, на масле я не настаиваю. По-моему, оно прогоркло.
– Вместо баранов Милн считает периоды излучения цезия-сто трицать три, – вставил планетолог Бриккер. – Проверить бы его надо…
– Отчего ж не проверишь? – спросил доктор Стахов, астрофизик, недавно перешедший в «Спэйс-Транзит-Инжениеринг» на более высокооплачиваемую работу научного консультанта.
– Лень, честно говоря. И Коко ясно, что он нас разыгрывает. Пятьдесят один период это… секундочку… пять наносекунд. Черта с два он заметил бы такую разницу. Подсмотрел по независимому хронометру, наверное… Тьфу, кто достал это масло? Там же была свежая пачка!
Бриккер брезгливо отодвинул намазанный тост.
– Вам не угодить, – вздохнул инженер Жорж Кастен. Сегодня он был дежурным. – Попробуй сыр.
– Этот? – Бриккер ножом указал на пятнисто-зеленый «Рокфор». – Милн сказал, что плесень на нем появилась уже на станции.
– Тогда жуй сухари. Их никакая плесень не берет, – ответил Кастен и, подняв перед глазами бутерброд с сыром, провозгласил:
– О Господь Всемогущий, да будут благословенны дары твои и мы вместе с ними!
– Амба, – сказал Вересов и нажал кнопку интеркома: – Эй, полуночник, подъем! Алле, ты слышишь?
– Слышу, не глухой, – хрипловато отозвался Милн. – А сколько сейчас?
– Полдевятого, – ответил Вересов. – Подходи давай.
Милн пробурчал что-то неразборчивое. Было слышно, как скрипнула койка – Милн перевернулся на другой бок.
Вересов выключил интерком.
– Что-то нет аппетита. – Планетолог Бриккер уныло посмотрел на тарелку с омлетом. – Выпью-ка я чая с джемом. Малиновый джем остался?
– С утра чай?! – изумился Вересов. – Ты здоров?
Бриккер передернул плечами.
– Морозит что-то. Где у нас чай-то…
Он встал из-за стола и подошел к холодильнику.
– Чай не там, – сказал ему Кастен.
– Знаю, я за джемом.
Вересов опустил в чашку с кофе чайную ложку, затем вытащил ее и с задумчивым видом стал смотреть, как с ложки медленно стекают капли. Он вспоминал недельной давности разговор с Милном. Короткий разговор состоялся в импровизированной биологической лаборатории, устроенной Милном по соседству с медицинским блоком. Биологические исследования не входили в научную программу станции «Телемак-Пи». Планетка, к которой прилепилась станция, была размером со средний астероид. Вся ее флора и фауна полностью умещалась внутри станции. Милн не был ни астрофизиком, ни инженером, ни космологом. Он был биологом. Биологам на «Телемаке-Пи» делать нечего, но Милна это не смутило. Ему нужны были деньги, и он согласился на место врача. Врачи нужны везде, в отличие от биологов. И платят им больше.
«Что ты там рассматриваешь?» – спросил тогда Вересов. Милн сидел за электронным микроскопом. «Вирионы Пака-ХС», – ответил биолог. «Опасны?». «Ну что вы, абсолютно безопасны», – сказал Милн и подал командиру справочник по вирусологии. «Страница сто тридцать два», – добавил он, затем снова уставился в микроскоп. Вересов полистал справочник. «Вирус Пака… найден на Ундине, Сектор Улисса… безопасен для всех известных живых форм… в естественной среде неактивен… продолжает изучаться… есть предположение, что занесен на Ундину извне…».
Вересов положил справочник рядом с микроскопом, едва не придавив Коко, которая деловито шныряла по лабораторному столу. Коко выбралась из-под тяжелого справочника и забралась Милну на плечо. Милн дернул плечом, сгоняя надоедливую мышь. Коко усиками пощекотала ему мочку уха. Милн, боявшийся щекотки, отклонил голову. Окуляр микроскопа освободился, и Коко заняла место у окуляра не слезая с плеча. Ей тоже было интересно.
«Ну и кто кого дрессирует?» – с ухмылкой сказал Вересов и вышел из лаборатории.
Капли перестали стекать, ложка высохла.
Вересов отодвинул чашку, пожелал Бриккеру, Стахову и Кастену приятного аппетита и встал из-за стола. Его мучило нехорошее предчувствие. Концерн «Спэйс-Транзит-Инжениринг», которому принадлежал «Телемак-Пи», нанимал на работу исключительно здоровых людей. Биолог в прошлом, врач в настоящем, Самюэль Милн неделями сидел без дела. Но по закону, навязанному профсоюзом астронавтов, в экипаже, состоящим из более чем трех человек, должен присутствовать штатный врач. Какую еще гадость он там у себя разводит, чтобы спастись от безделья? Коко заболела… Впрочем, в отличие от Милна, мышь по имени Коко «Спэйс-Транзит-Инжениринг» не нанимал. Она была довеском к Милну – симпатичным живым довеском.
В дверях Вересов оглянулся на Бриккера. Тот опускал в кипяток чайный пакетик.
– Сходи к Милну, пусть он тебя посмотрит, – обращаясь к нему, сказал Вересов.
– Да в порядке я… черт! – Бриккер упустил пакетик вместе с ниткой и желтевшем на ней бумажным ярлычком. Ярлычок теперь плавал в кипятке, постепенно намокая. Бриккер принялся вылавливать его двумя пальцами.
– Сходи, сходи, – повторил Вересов.
В каюте Милна не оказалось. Вересов оглядел скомканную постель; как бережливый хозяин выключил свет. Медицинский блок находился рядом с каютой Милна. Вересов заглянул туда. Биолог сидел возле столика с препаратами.
– Мы тебе оставили… – Вересов осекся.
На клеенчатой салфетке неподвижно лежала Коко. Милн, подперев ладонью голову, медленно проводил пальцем по белой шерстке от головы к хвосту.
– Отчего она умерла? – спросил Вересов, подойдя вплотную к Милну.
– Еще не выяснил. Пять минут назад нашел ее за термостатом. Термостат был включен, от него шло тепло. Вероятно, Коко было холодно.
– Выясняй скорее, – поторопил его Вересов. – И посмотри, что с Бриккером. Кажется, у него температура. Сам-то ты… постой-ка… – рывком Вересов развернул сидевшего на вращающейся стуле Милна. – И у тебя тоже?!
Милн коснулся лба тыльной стороной ладони.
– Похоже… – пробормотал он. – Командир, вам лучше выйти отсюда. Я разберусь самостоятельно. Пришлите Бриккера.
Вересов через интерком потребовал, чтобы Бриккер немедленно явился в медицинский блок. Планетолог был недоволен тем, что его отвлекли от завтрака.
– Я бы сам зашел, – начал он с порога.
– Кровь на анализ, немедленно. И у себя. – Командовал Вересов Милном.
– Да, да, я все знаю, – твердил биолог. – Выйдите, прошу вас.
Вересов наконец подчинился.
– Что за паника! – возмущался Бриккер. – Я в жизни ничем не болел.
– Коко тоже, – сказал ему Милн.
Одна из двух секций медицинского блока была превращена в изолятор. Бортовой медконсультант подтвердил наличие неизвестного инфекционного заболевания у Бриккера и Милна. «Тяжелая вирусная инфекция» – это все, что мог сказать компьютер-медконсультант. Проверку остальных членов экипажа взял на себя Вересов, поскольку Милну теперь нельзя было покидать медблок. К ужасу командира, неизвестная инфекция была обнаружена и у него. По поводу Кастена и Стахова медконсультант не дал никакого определенного ответа, но оба – и инженер и астрофизик – не питали иллюзий. Тем не менее, Вересов приказал им надеть легкие биозащитные скафандры. После этого отпала необходимость устраивать в медблоке изолятор.
Когда стали вводить всем членам экипажа имунномодуляторы, Милн заметил, что в коробке недостает двух ампул. Получилось так, что Милн доставал коробку на глазах у Вересова.
– Коробка была запечатана, – сказал он в недоумении. – Мы никогда ими не пользовались.
– Знаешь, что я думаю, – сказал он, глядя в глаза Милну. – Я думаю, ты еще вчера начал подозревать, что есть опасность заражения.
Милн возмутился:
– И ввел себе имунномодуляторы? Вы это хотите сказать?
– Себе или Коко… Ладно, выбрось из головы, – Вересов понял, что погорячился. – Что делать-то будем?
Вместо ответа Милн уставился в микроскоп.
Вересов запросил помощь у Терминала. Он продолжал отсылать сообщения каждые полчаса.
К трем часам дня состояние Бриккера резко ухудшилось: дыхание стало затруднено, он потерял сознание. Температура зашкалила за сорок. Аппарат искусственного дыхания кое-как стабилизировал состояние, но Милн понимал, что это ненадолго. Его самого постоянно мучила тошнота. Вересов пока чувствовал только головную боль и легкий озноб.

В четыре утра Бриккер скончался. За полчаса до смерти он пришел в себя, просигналил Милну и, когда тот подошел, знаками попросил отключить прибор искусственного дыхания. На первый взгляд казалось, что Бриккер выздоровел. Когда Милн вытащил катетер, он так и сказал:
– Все в порядке, я, кажется, оклемался, – и бодро спрыгнул с кровати.
Милн не пытался его остановить.
– Как остальные? – спросил Бриккер.
– По разному, – ответил Милн. Ему было тяжело говорить. Он сел на пол рядом с кроватью и прислонился к стене.
– Пока я спал, – весело продолжал Бриккер, – я понял, как ты заранее узнаешь временной гэп. Сейчас я тебе расскажу, дай только в туалет сбегаю…
Он скрылся в ванной. Вышел оттуда минуты две спустя и вялой походкой вернулся к кровати. Потряс за плечо Милна.
– Спишь?
Милн с трудом открыл глаза.
– Ну и я посплю, – сказал Бриккер, – что-то спать опять захотелось. Ты мне транквилизаторов не давал? Давал, небось, да? Вы, врачи, все любите лечить транквилизаторами, да… да прочей дребеденью. – Кряхтя, он растянулся на постели, укрылся одеялом. – Ты прав, надо выспаться, – продолжал приговаривать Бриккер. – А нас ты больше не обманешь… Надо же, пять наносекунд…
Он хихикнул и подтянул одеяло.

В семь утра Милн очнулся.
«Какого черта я позволил себе спать сидя, – подумал он, – шея затекла, голова потом трещать будет.»
Кардиограф пищал тоскливо и заунывно. Прямая линия на экране. Морщась от боли, Милн поднялся с пола и зачем-то пощупал у Бриккера пульс. Рука была холодной и странно податливой. Милн прошел в первый отсек медицинского блока. Вересов сидел в кресле, рука свисала мимо подлокотника. Милн откатил кресло к стене, себе взял вращающийся стул и устроился перед электронным микроскопом. Пробы тканей, пораженных вирусом, были приготовлены еще вечером, но у него не хватило сил посмотреть их – перед глазами все плыло. Сейчас он ощущал необыкновенный прилив энергии и какую-то особенную ясность, наполненную предчувствием близкого открытия.
Несколько минут он настраивал микроскоп.
«Не может быть!»
Он встал, походил взад-вперед по отсеку, снова сел за микроскоп. Через минуту оторвался, оттолкнулся от стола и поднял ноги. Вращающийся стул сделал оборот. Милн поморгал и прильнул к окуляру.
Дверь в медблок с шорохом отворилась.
– А, вот и ты, – сказал он вошедшему белому скафандру, – иди сюда, смотри, я кое-что обнаружил. Иди, иди, не бойся, ты ж в скафандре! Сравни, слева наш старый добрый вирус Пака, а справа – черт знает что!
Человек в биозащитном скафандре ни слова не говоря подошел и посмотрел в микроскоп.
– Убедился? – спросил Милн и довольно потер руки.
Скафандр качнул головой.
– Надо немедленно сообщить на Терминал, – деловито продолжал Милн. – А Рассвел-то был прав… И почему ему не поверили… Напишу-ка я сначала ему. Он обязан узнать первым.
Милн принялся выстукивать текст послания.
«Уважаемый профессор Рассвел…» – такими словами начиналось послание.
Человек в скафандре обеспокоено смотрел, как на экране возникают слова. Приняв наконец решение, он посмотрел по сторонам. Его взгляд упал на шнур переносной лампы. Он поднял лампу, шнур вытянулся еще на полметра.
– Зачем… – Милн хотел спросить, зачем его коллега поднял лампу.
Человек в скафандре быстрым движением набросил шнур на шею Милну и стал затягивать.
Милн сопротивлялся. Руки колотили по столу, клавиатуре… Лежавшая рядом с микроскопом клеенчатая салфетка соскользнула на пол. Под нею лежал хирургический скальпель. Человек в скафандре подумал, что если бы он знал, что на столе лежит скальпель, то воспользовался бы им. Он удвоил усилия. Милн продолжал размахивать скальпелем, но силы, отпущенные болезнью перед тем, как окончательно добить его, подходили к концу. В последнее мгновение перед смертью он подумал, что Бриккер, вероятно, умер счастливым.
Человек в скафандре перестал стягивать шнур. Он тяжело дышал – биолог задал ему хлопот. Милн сидел в той же позе, что и Вересов в кресле у стены. Даже правая рука, выронив скальпель, свесилась точно так же. Вот только у Вересова не было красно-синего следа на горле.
На полу расплылась кровяная клякса.
1 2 3 4 5 6 7 8