Дача мне больше не нужна. Хочешь, пожи
ви там. А если нет, я сдам районному Совету.
Ц Ты переезжаешь в Москву, дедушка? Может быть, ты и прав. Чистый воздух Ц
это хорошо, но медицинское обслуживание в Москве куда лучше. Если хочешь,
живи с нами. Выберем квартиру попросторнее.
Дедушка, выпятил грудь. Голос его звучал торжественно:
Ц Я уже получил квартиру. Катя. Правительство оказало мне высокую честь.
Я утвержден начальником экспедиции на Инфру Дракона.
Мама схватилась за сердце:
Ц Опять в космос! В твои годы! Ты с ума сошел, дедушка!
Ц А какие такие мои годы? Ц Дед немножко обиделся. Ц Мне восьмидесяти е
ще нет, в октябре исполнится. А согласно статистике, средний возраст сейч
ас девяносто три с половиной.
Ц Неужели молодых не хватает? Пусть Радий Григорьевич сам летит.
Ц Он полетит. С большим трудом добился я, чтобы его включили в команду… Т
ак ты возьмешь дачу?
Ц Если тебе жалко дачу, оставь ее за собой.
Ц На двадцать девять лет?
Мама услышала наконец цифру.
Ц Дедушка, ты безумец! Что ты делаешь, чего тебе не хватает? Ты одинок, коне
чно, тебе скучно, но я же приглашаю Ц живи с нами. Павлику нужен наставник.
У него переходный возраст, мать уже не авторитет…
Ц Ну что ты, Катя! Я в таких делах не помощник.
Ц А если ты заболеешь, дедушка? Ведь врачи у вас универсальные, все понем
ножку, толком ничего… Ни кардиолога, ни гериатра… Нет, как хочешь, я тебя н
е пущу.
Ц Хотел бы посмотреть, как ты меня не пустишь! Ц улыбнулся дед. Но на всяк
ий случай стал натягивать шубу из синтетического горностая.
Когда он ушел, мама долго еще бродила из угла в угол, бормоча себе под нос:

Ц Утрата логического мышления… старческий склероз… И такого человека
Ц на тридцать лет… Медицинское освидетельствование… Потребую… напиш
у.
Но никуда она не написала, и в том же году экспедиция на Инфру Дракона стар
товала с Килиманджаро.


* * *

Между большим ковшом Большой Медведицы и неярким ковшиком Малой тянетс
я цепочка слабых звезд.
При некотором усилии воображения можно увидеть там извилистое туловищ
е змеи с приподнятой головой. Это и есть созвездие Дракона. И всю свою созн
ательную жизнь я поднимал в звездные ночи голову, чтобы отыскать пасть Д
ракона. Туда улетел мой дед.
Двадцать девять лет Ц большой срок. Я вырос, кончил школу, выбрал специал
ьности. Птицеводом я стал Ц не пропала работа в живом уголке. Наш институ
т выводит декоративную птицу. Певчими цветами называют их в газетах. Дов
ольно сложный путь: райские птицы скрещиваются с голубями и жаворонками
. Приходится возиться и с исправлением наследственности. Но в результате
сейчас в каждом саду на березах и соснах воркуют, переливаясь всеми цвет
ами радуги, маленькие подобия павлинов.
Я успел обзавестись семьей (моя мать сторонница ранних браков). Сейчас у м
еня взрослые дети Ц сын и две дочери. Сын, к сожалению, болен Ц слабые лег
кие. Бабушка все возится с ним. Но это уже наше семейное несчастье. А девоч
ки хорошие, здоровые и способные. Обе отличницы Ц одна кончает музыкаль
ную школу, другая мечтает быть птицеводом. Надеется вывести радужного со
ловья.
Работа, заботы, хлопоты… За двадцать девять лет многое забывается. Конеч
но, все реже и реже смотрел я на звездную пасть Дракона. С оживившимся волн
ением слушали мы последние известия в 2056 (двадцать девятом по счету) году. Э
кспедиция не вернулась. Какое несчастье постигло ее в пути? Кто знает? Чес
тно говоря, я не очень надеялся на возвращение деда. Как ни говори, восемьд
есят плюс двадцать девять Ц возраст порядочный.
Мы все-таки поселились на старой дедушкиной даче.
Тут же неподалеку, в Ульяновске, Ц Институт декоративной птицы. На ранце
двадцать минут полета. В хорошую погоду приятная прогулка. В дождь, конеч
но, все проклянешь, пока заберешься за облака.
После срока прошло еще три года. И вот однажды в летний вечер сидел я с Мар
иной (младшенькой, будущим птицеводом) у калитки. Мы только что вернулись
с Ветлуги, птиц ловили там. В Заволжье есть еще такие уголки… Лес, болото, к
амыши. Ставишь силки, щебет слушаешь, уху варишь. Ни газет, ни радио, ни люде
й. Как будто третье тысячелетие не наступило еще.
Итак, сидели мы у калитки. Нагретый за день луг распространял аромат тепл
ого меда. В густой синеве неба носились, желтые, алые и медно-зеленые пташ
ки. Но вот птицы порхнули в кусты, послышалось стрекотание…и небольшого
роста седоватый человек неловко приземлился на лугу.
Ц Здесь живет Катерина Кимовна? Ц спросил он, освободившись от ранца.
Ц Я хотел бы ее повидать.
Говорил он, как принято было в первой четверти века: договаривая каждое с
лово до конца, без этих новомодных сокращений и отскочивших приставок, г
уляющих как попало по предложению.
Ц Моя мать сейчас в Египте с внуком, Ц сказал я. Ц Вам нужен ее адрес?
Новоприбывший протянул ко мне руки:
Ц Павлик! (Я вытаращил глаза. Уже лет двадцать никто не называл меня Павл
иком.) Как вырос! Совсем взрослый! Не узнаешь меня? Впрочем я сам себя не узн
аю. А помнишь: «Дедушка, к тебе пришел больной»?
Ц Радий Григорьевич? Когда же… А дедушка тоже вернулся? Ну рассказывайт
е, рассказывайте все по порядку.
Ц Этим писателям я руки-ноги переломал бы, Ц так начал Блохин свой расс
каз. Ц Размалевали: космос, геройство, орлы-капитаны. Можно подумать, там
малина с шоколадом. А на самом деле тюрьма Ц тридцать лет со строгой изол
яцией. Спаленка Ц три метра на три, гамак, столик, шкаф. За стенкой Ц обсер
ватория, машинная и полкилометра баков с горючим. Хочешь Ц гуляй вдоль б
аков, хочешь Ц надевай скафандр и кувыркайся в пространстве. А потом опя
ть три метра на три, гамак, столик и шкаф. И тьма и звезды, звезды и тьма. В пер
вые дни, конечно, занятно. Земля, когда смотришь на нее извне, этакий глобу
с в полнеба! Старт, грохот, тяжесть, невесомость. Потом Луна Ц другой глоб
ус, изрытый оспой. Космодром на оборотной стороне. Тяжесть в шесть раз мен
ьше, прыгаешь, как резиновый мячик. Праздник старта. На Луне так торжестве
нно это обставлено. А через неделю Земля и Луна Ц просто звезды на небе. З
везды и тьма. Сколько ни смотри в окно, ничего другого не увидишь. На часах
двадцать четыре деления, иначе спутаешься. День и ночь Ц никакой разниц
ы. Днем в кабине электричество, ночью электричество, днем за окном Больша
я Медведица, ночью Большая Медведица. Тишина, покой. Летим. Состояние равн
омерного и прямолинейного движения. За час Ц почти полтора миллиона кил
ометров, за сутки Ц тридцать пять миллионов. В журнале отмечаем: двадцат
ь третьего мая Ц миллиард километров от Земли, первого июня пересекли о
рбиту Сатурна. По этому случаю Ц парадный обед. Песни поем, радуемся. А по
существу, условность, потому что до орбиты пустота и после нее пустота. И с
ама орбита, собственно говоря, в стороне. И Сатурн виден, как с Земли, Ц обы
кновенной звездочкой. Ведь планеты, если вы представляете, как и Солнце, х
одят по созвездиям зодиака, поближе к экватору, а мы летели как бы к полюсу
Ц к Полярной звезде.
Ц Воображаю, как вы изучили астрономию! Ц заметила Марина. Бедняжка не
ладила с этим предметом в школе.
Ц А чем еще заниматься? Ц закричал Блохин почти сердито. Ц На Земле я в
свободное время новинки техники читал, придумывал что-нибудь. А там прид
умывать незачем. Человечество такой могучий коллектив Ц его в одиночку
не перегонишь. Ведь знания у меня сейчас тридцатилетней давности, идеи о
т тех же годов. Кое-что я наметил, конечно. Сейчас дорогой глянул в «Лунные
известия» и вижу: все превзойдено. Единственное полезное дело в пути Ц к
аталог расстояний до звезд. Может быть, в школе вы проходили, девочка, что
расстояние до звезд вычисляется по треугольнику. Основание его диаметр
земной орбиты, на концах основания измеряют два угла Ц направление на с
ветило. По двум углам и стороне высчитывают и высоту треугольника Ц рас
стояние до звезды. Но высота огромная, основание слишком маленькое, полу
чается треугольник худой и длиннющий. Ошибки велики. Только для соседних
звезд и годится такой способ. У нас в ракете другое дело. Мы ушли от Солнца
в тысячу раз дальше, чем Земля, основание у нас в тысячу раз больше, можно и
змерять треугольники в тысячу раз выше. Грубо говоря, до всех звезд, какие
видны в телескоп. Ну вот и было нам занятие на всю дорогу: измеряешь, высчи
тываешь, измеряешь, высчитываешь. Потом пишешь в гроссбух: номер по катал
огу такой-то, координаты такие-то, спектральный класс АО, расстояние семь
тысяч сто восемнадцать световых лет. Напишешь, и вырвать страницу хочет
ся. Кому, когда понадобится это солнце со спектром АО? Кто полетит туда за
семь тысяч световых лет? Мы на семь световых суток всю жизнь тратим.
Так восемь часов Ц полный рабочий день, и еще часа четыре перед ужином. Де
лать-то все равно нечего.
Дед ваш великий мастер был насыщать часы. Даже там, в ракете, ему не хватал
о времени. После сна Ц космическая зарядка, добрый час. Обязательная про
гулка в пространстве, осмотр ракеты снаружи, потом изнутри. Работа у теле
скопа. Обед. Затем часа два диктуются воспоминания. Мне диктовал он. Элект
ростенографистку не взяли мы, громоздка. Дописали мы с ним до конца, приве
з я последний том. Потом чтение микрокниг. Дед ваш читал ровно час и обязат
ельно откладывал, как только время проходило. Игра, в сущности.
И вместе с тем Ц борьба за бодрость. «Нужно завтрашний день ждать с нетер
пением», Ц говорил он частенько. И я подражал ему как мог. Понимал: иначе н
ельзя. Раскиснешь, опухнешь. А там болезни, лень и хандра.
И работать противно, и обязанности забудешь. В космосе бывали трагедии: о
пускались люди, себя теряли и даже назад поворачивали.
Скука, томительное однообразие и вместе с тем настороженность. Годами ни
чего не случается, но каждую секунду может быть катастрофа. Ведь пустота
не совсем пуста Ц всякие там метеориты, метеорная пыль. Даже газовые обл
ака при нашей скорости опасны Ц врезаешься в них, как в воду. Еще какие-то
встретили мы в пространстве уплотненные зоны, неизвестные науке. Когда в
ходишь в них, все сдвигается, сжимается… а в груди теснота. Почему, неясно.
Метеорная пыль разъедает обшивку, металл устает, возникают блуждающие т
оки. Постепенно, незаметно портится все Ц корпус, механизмы, приборы. И гл
ядишь Ц утечка воздуха, или управление отказало, или автоматы бунтуют. Г
одами ничего не случается, а потом вдруг… Поэтому один кто-нибудь обязат
ельно дежурит.
Хуже всего эти часы одинокого дежурства. На Землю хочется Ц в поле, чтобы
ромашки цвели и жаворонки в синем блеске пели. В толпу хочется, в метро, на
стадион, на митинг. Чтобы крик стоял, не звенящая тишина, чтобы локтями теб
я толкали, чтобы тесно было и все лица разные и незнакомые. И чтобы женщины
кругом. Я, извините, уже в годах и навеки холостяк. Женщине со мной никак не
ужиться. У меня характер прескверный. Но там, в пространстве, затосковал. Г
лаза закрою, и сейчас перед взором белая шейка, ушко розовое, пушистые зав
итки над ухом, родинка на щеке. Вот как у вас.
Марина смутилась и покраснела.
Ц И женщин совсем не было с вами? Ц спросила она.
Ц Отчего же, были. В такие долгие рейсы нарочно подбирают пары: муж-жена, м
уж-жена. Муж обычно инженер и физик, жена Ц биолог и врач. И оба астрономы.
У нас тоже были две пары Ц Баренцевы и Юлдашевы. А третья пара мы с Павлом
Александровичем старик и бобыль. Но и женатым все равно нехорошо. Женщин
ы по театру скучают, общества нет, магазинов нет, моды последние неизвест
ны. И самое горестное Ц о детях тосковали. А везти детей боязно: теснота, и
скусственный свет, невесомость. Кто знает, окрепнут ли кости и мускулы, на
учится ли ребенок ходить как следует. Нет уж, лучше не рисковать. А время и
дет.
Ц Тридцать лет! Ц вздохнула Марина сочувственно.
Ц Положим, не тридцать, фактически в три раза меньше, Ц поправил Блохин.
Ц Нас шестеро было в ракете, и мы спали посменно. Два года дежурим, четыре
спим. Я разумею сон искусственный, с охлаждением. Это делается не только д
ля нашего удовольствия, но и для того, чтобы сэкономить груз. Четыре года ч
еловек не пьет и не ест и почти не дышит. Вот вылетели мы за пределы солнеч
ной системы, пространство стало чище, опасности столкновения почти нет…
и сразу же две пары готовятся ко сну. Трое суток не едят ничего, только пью
т-пьют-пьют; потом наркоз, и в холодную воду. Температура тела понижается,
ее доводят до плюс двух градусов. Человек становится словно камень. И тог
да кладем мы его в термостат Ц стеклянный ящик с автоматической регулир
овкой температуры. За градусами нужно очень тщательно следить. Чуть выше
Ц бактерии активизируются, чуть ниже Ц кровь замерзает и льдинки рвут
ткани. Даже жутковато: ты ходишь, работаешь, а рядом твои же товарищи в лед
яном термосе. Потом привыкаешь, конечно. А когда спишь, ничего не чувствуе
шь. Сначала в голове дурман и поташнивает Ц это от наркоза. Потом все черн
о… и тут же чуть брезжит свет. Это значит, прошло четыре года, тебя оживляю
т. Вот это самый опасный момент, потому что голова отдохнула, свежесть мыс
лей необычайная, сразу любопытство: где летим? Что произошло за эти годы? А
сердце отвыкло биться, ему нельзя сразу режим менять. Вот я хорошо перено
сил скачок, а дед ваш худо. Все-таки старый человек, сердце изношенное. Пер
вый раз еще ничего, а после второго сна Ц и обмороки, и рези, и сознание он т
ерял. Айша Ц это наш старший врач Айша Юлдашева Ц часа четыре отхаживал
а его. Очнулся все-таки. И Айша сказала тогда, что за третий раз она не ручае
тся. Может быть, Павлу Александровичу придется терпеть и на обрагном пут
и всю дорогу дежурить Ц четырнадцать лет бессменно.
Это было уже на подходе к цели, когда пробуждали всех поголовно и спать не
ложился никто.
1 2 3 4 5