Евгений Прошкин
Истребитель «Родина»
ПРОЛОГ
Этому виду свойственно убивать себе подобных.
Е. Летав, «Приказ № 227»

Кома
Он начал с того, что сделал себе татуировку. Черный крест на сердце. Еще на пересылке, до того как попасть в «Каменный Чертог».
– В старые времена за крест ответить пришлось бы, – заметил художник, принимая у Андрея сигареты. – Его заслужить надо, потом уж колоть.
– В старые времена?
– В старые, добрые, я их еще застал. Это вы на все плюнули, беспредельное ваше племя. Ну, гляди, каторжанин, встретишь кого из правильных, за масть он с тебя спросит.
– Это не масть, – сказал Андрей. – Это крест. Просто крест, и все.
Больше он ничего объяснять не стал. Художник и не требовал. Крест получился хороший: ровный и жирный. Как раз такого Андрею и хотелось.
Через два дня его забрали. Вывели из камеры, прощупали на одежде все швы и натянули до подбородка черную шерстяную шапку. Сняли ее только в самолете, когда Москва была уже в пятистах километрах позади. Будто от одного его взгляда в иллюминатор город изменился бы к худшему.
Весь полет Андрей провел в кандалах. За десять часов его дважды покормили – через трубочку, как паралитика, и один раз вывели в туалет – на цепи, как собаку.
От Москвы до Южно-Сахалинска он не произнес ни слова. О чем говорить с конвоирами? О том, что он невиновен?
Описание преступления тянуло на сценарий для целого сериала, прокурор зачитывал его часа полтора. Присяжные озадаченно хмурились, и чем больше им предъявляли доказательств, тем сильнее они сомневались, что Андрей справился в одиночку.
Живыми спасатели достали из воды лишь восьмерых. Паром «Данциг» принимал до пятисот пассажиров, плюс экипаж, плюс некоторое количество неучтенных лиц – когда это паромы обходились без «зайцев»? – всего около шестисот человек. Взрывные устройства были заложены не просто грамотно, а, как выразился прокурор, «оптимально, дьявольски оптимально!», и паром, расколовшись на три части, мгновенно затонул.
На поверхности осталось восемь человек, на берегу – фантастическое количество улик против единственного подозреваемого. Чуть позже – подследственного, затем подсудимого и вскоре осужденного на пожизненное заключение в спецлаге «Каменный Чертог».
Сразу после ареста Андрею сказали:
– Ты так наследил, что не найти тебя было невозможно. Ты специально завел все концы на себя. Мы понимаем: без поддержки ты бы это не провернул. Назови сообщников, и мы обсудим твое будущее. Пока нам есть что обсуждать, но если ты откажешься...
Андрей отказался – назвать ему было некого.
Адвокат Иван Адольфович Мейстер, человек по-своему честный, заявил:
– Ты полностью изобличен, и мы можем сыграть только на отсутствии мотива. Поскольку твое участие в террористической организации не доказано, тебе предъявят «массовое убийство без определенной цели». Свободным ты не будешь уже никогда, но у нас есть шанс смягчить режим содержания. Я дам тебе пару советов, как можно обмануть психиатрическую экспертизу.
Андрей отказался – он никого не хотел обманывать.
Из присяжных в памяти остались двое: тусклая девица с испуганной мордочкой сектантки и багровый толстяк, непрерывно потеющий. На последнее заседание, которое транслировалось по Инфо, девушка надела строгое бежевое платье, а мужчина – парадный костюм с отливом. Оба голосовали «за». Вердикт выносили тайно, но Андрей получил тринадцать из тринадцати: «виновен». Девица покраснела и потупилась, толстяк посмотрел в камеру и едва заметно кивнул.
– Апелляцию я уже приготовил, – буркнул адвокат.
– Перспективы есть? – осведомился Андрей.
– Через пять лет можно будет подать первое прошение о помиловании.
– Перспективы... – повторил он, подставляя конвоиру запястья.
– После пяти лет прошения разрешается подавать ежегодно, – сказал ему вслед Мейстер.
За полчаса до посадки Андрею на голову снова надели шапку, затем спустили его по трапу, сунули в глухое нутро машины и под вой сирен повезли в порт. После броневика был катер. Андрея отвели в кубрик, пристегнули к креслу и задраили переборку. Несколько минут он сидел, вслушиваясь в далекие гудки, потом на палубе взревела турбина, и его вдавило в твердую спинку. До острова шли часа четыре, а возможно, и шесть: сидя в грохочущей темноте, Андрей потерял счет времени. Ему невыносимо хотелось чихнуть, но для разрядки чего-то не хватало. Так он и провел последний отрезок пути – мучаясь совершенно не тем, чем должен был мучиться на его месте любой человек.
Наконец турбина заткнулась, и Андрей ощутил толчок швартовки. Его вывели на пирс, и...
Это, как ни странно, было самым сильным воспоминанием. С него стянули шапочку.
Впереди высилась грязно-серая пирамида в дырявых лишаях зелени. Сопка вырастала из воды круто и словно бы внезапно, без всякого намека на отмель, и, тяжело карабкаясь к тучам, так же внезапно обрывалась. Километры свинцового неба – вверху, свинцовый океан – на многие мили вокруг.
Андрей обернулся – горизонт был ровным, как бетонная полоска причала, на которой он стоял.
– Гляди прямо, – сказал охранник. – Остров Шиашир, специальный лагерь «Каменный Чертог». Специальный, потому что для таких специалистов, как ты. Теперь неважно, кто ты и откуда. Теперь твоя родина и твоя могила здесь. Пошел!
Андрея толкнули в спину, и он, покачнувшись, двинулся по пирсу. Тропа над водой, омываемая тихим плеском волн, вела к сводчатому зеву. Ветер, сырой и плотный, как парус, выгонял из робы последнее тепло, а вместе с ним волю к жизни.
Его не карали, общество давно лишило себя этого права, но еще раньше оно рассталось с навязчивой идеей перевоспитания. От Андрея не ждали ничего – ни стона, ни смеха, ни раскаяния. Его просто изолировали, как заразного. Отныне свободное общество интересовалось лишь надежностью его клетки.
Лагерей надежней «Каменного Чертога» на Земле еще не бывало. Сюда ссылали со всего мира, даже оттуда, где заключенные питались крысами, но единственным, кто обрадовался переезду на Шиашир, был Дантист, серийный убийца из Южной Африки. Он сидел в соседней камере, хотя Андрей узнал о нем только из газеты.
Газету доставляли ежемесячно. Шестнадцатиполосный дайджест «Всё про всё за неделю» приходил комплектами по четыре номера. В одиночных камерах без окон и без радио, без права на переписку и на прогулку, заядлыми читателями становились даже неграмотные.
Андрей медленно раскладывал газеты по датам и приступал к чтению, как к сложнейшему из обрядов. Крошечная заметка о пожаре в Сиднее или о землетрясении в Бухаре давала достаточно пищи для воображения: он прикрывал глаза, запрокидывал голову и мысленно переносился туда, где не удосужился побывать раньше, будучи свободным. Андрей путешествовал по самым экзотическим уголкам планеты, домысливал недописанное и будто бы участвовал во всех праздниках, катаклизмах и открытиях.
Так он встретил Объединение. Статус «приостановленные гражданские права» голосовать на выборах не позволял, и кампания коснулась Андрея лишь косвенно. В тридцать первом номере газеты, датированном вторым августа, напечатали фотографии десяти кандидатов, а в номере тридцать пятом, который доставили с той же партией, был уже один портрет – крупный, во всю полосу. Главной Шишкой Земли на ближайшие четыре года стала Алиса Майрон, белокурая модель из Дании. Планета ждала выборов несколько месяцев, Андрей же узнал результаты за пару минут. Отныне он жил в новом государстве под названием «Единство». Название Андрею не нравилось, но его никто не спрашивал.
Спустя полтора года Майрон заскучала, снялась в молодежном сериале, затем занялась певческой карьерой и вскоре объявила о сложении полномочий. Вторым Президентом Единства был избран доктор экономики Виктор Ф. Кастель, тщедушный старикан из Эквадора.
«Каменный Чертог» продолжал стоять как скала. Он и был скалой – но скалой обитаемой. Двести камер по девять квадратных метров, двести темных нор с плохой вентиляцией.
Андрей не превратился в животное, хотя считал, что имеет на это право. Возможно, потому и не превратился. Он желал использовать свои права осознанно – именно теперь, когда присяжные усекли его свободу до крошечного обрывка.
Девять квадратных метров и двадцать четыре часа в сутки. Не так уж это и мало.
Он начал с обычных отжиманий. Двадцать раз за подход – смешной, позорный для молодого мужчины результат. Андрей довел его до пятисот, потом принялся класть на затылок подушку. Потом – свернутый матрас.
Он не поддерживал форму, а приобретал ее заново. Для чего – он не знал и сам. Не от скуки и уж, конечно, не в надежде когда-нибудь выйти. В это Андрей не верил. Тем яростней он тренировал свое тело, обреченное состариться и сгинуть в одном из двухсот гнезд термитника под названием «Каменный Чертог».
Жизнь продолжалась – стремительная, полная ярких событий, – жизнь на большой земле. Андрей читал газеты. Потом заползал под кровать, хватался за отполированную перекладину и жал ее от груди – до полного изнеможения.
Казалось, это были самые насыщенные годы в истории человечества. О взорванном пароме забыли, а компенсации, выплаченные родственникам погибших, давно растворились в единой экономике. Виктор Ф. Кастель не пел, не танцевал и не снимался в кино. Второй Президент был скучным человеком, его любили меньше, чем Алису Майрон, но детская смертность в Африке начала снижаться, в Байкале опять завелась рыба, а вечный конфликт на Ближнем Востоке постепенно угас. Микробиологи наконец-то получили вакцину от нильской лихорадки. Астрономы обнаружили поблизости новую звезду.
Звезду нарекли Викторией – вряд ли случайно.
Автоматическая станция, работавшая на орбите Нептуна, сообщила, что вокруг Виктории вращаются четыре планеты, одна из которых скорее всего пригодна для жизни.
На Кольском полуострове завершились испытания ионного двигателя. Космическое Агентство приступило к строительству мощного стартового комплекса в пригороде Найроби. Семь световых лет до Виктории новый носитель должен был преодолеть за тридцать один год.
Андрей много об этом думал. В частности, о том, что через тридцать лет он еще не умрет. Когда люди высадятся на Земле-2, он по-прежнему будет сидеть в «Каменном Чертоге».
Пятый год заключения подходил к концу, близился шестой. Никаких надежд Андрей с ним не связывал, но все-таки ждал – после полных пяти лет можно было впервые подать прошение о помиловании... которое не станут и рассматривать. Человечеству не было дела до особо опасных преступников, человечество шагало вперед – так размашисто, что от этой поступи захватывало дух даже в камерах Шиашира.
Открытие, сделанное в Новосибирском Академгородке, решило проблему утилизации отходов.
Группа индийских программистов разработала новый гиперпротокол, превративший Инфо в Единую Сеть – полноценную и действительно универсальную информационную систему. На фоне всеобщего объединения это было воспринято как должное.
Конструкторы из КБ «Евразия» объявили, что у них готова новая версия двигателя. Время гипотетического полета к Виктории сокращалось в полтора раза. Впрочем, тема колонизации уже отошла на второй план, ее затмили новые открытия и новые достижения. Слившись в одно государство, Земля словно очнулась.
Шиашир продолжал упираться макушкой в пасмурное небо. Андрей тренировался и ждал следующего года. Читал старые газеты и снова тренировался.
Все пролетело мимо: слияние государств, победа над эпидемией, начало второй космической эры, информационный бум и наступление энергетического изобилия. Сидя в камере, Андрей упустил даже войну. Странную короткую войну, закончившуюся полным поражением.
В мае доставили газеты за апрель, из них Андрей узнал, что Земля принадлежит уже не людям. Статья была небольшой и на удивление блеклой, поначалу он принял ее за неудачный розыгрыш, однако номер был датирован не первым апреля, а двадцать пятым.
На следующее утро, получая завтрак, Андрей схватил охранника за рукав.
– Это правда? – спросил он. – В газете. Там написано... Неужели это правда?!
Охранник помедлили, впервые нарушив инструкцию, ответил:
– Да.
– Захватили Землю?! И ты... продолжаешь тут разносить свою кашу!
– Уже две недели.
– Две недели?! Как это? Как?!
Охранник шлепнул в миску овсянки и пожал плечами:
– Нормально.
* * *
Ее подняли из капсулы последней, когда обе летные смены уже погрузились в коматозный сон. Одевшись, она вышла к общему отсеку, в центре которого медленно вращалась объектная модель планеты. Она уже видела эти океаны и эти материки, но здесь они казались другими. Пушистая зелень лесов, рябь синей воды, голубое сияние атмосферы – все это было живым.
– Гипервизуализация, – пояснили из-за плеча. – В таком масштабе поверхность должна представляться ровной.
– Спасибо, я знаю. – Она обошла шар и отыскала черную точку. – Вашингтон?
– Уошингтон, с ударением на первый слог. Столица планеты.
– Стив, не следует меня инструктировать, мой курс значительно шире вашего.
– Я лишь хотел быть полезным.
– Будете. – Она не спеша двинулась против вращения глобуса. – Судя по отсутствию аварийных докладов, план отрабатывается штатно?
– Результаты превосходят ожидания.
– Это настораживает.
– Не могу с вами согласиться. Две недели – достаточный срок не только для структуризации общественного мнения, но и для его коррекции.
– Две недели? – недоуменно произнесла она.
– Экипаж предпочитает местную лексическую базу. Возможно, это следствие глубокого погружения в курс, – ответил офицер по-итальянски. – Думаю, при вашей должности этого также не избежать, – добавил он по-японски и, уловив внимательный взгляд, оговорился: – Прошу прощения, мне не нужно было...
– Готовьте челнок, Стив. Кто сейчас на борту?
– Только мы и дежурная смена. Экспедиция давно внизу. – Он помедлил. – Я могу задать вопрос?
– Этого права вас никто не лишал.
– Вы намерены приступить к активным действиям?
1 2 3 4 5 6 7