— Вас приветствует компания “Славтранзит”. — В маленьком мониторе возникла хорошенькая мордашка одной из тех девиц, что вряд ли попадут на обложки журналов, но без работы не останутся никогда.
— Брянск, ближайший рейс.
— Самолет?..
Тиль повернул трубку так, чтобы девушка видела не столько его, сколько постель. Совсем отключать видеоканал было бы неразумно.
— Самолет, поезд?.. — Она заметила, что в комнате спят, и понизила голос.
— Самолет. Место подешевле на имя Семена Кучеренко.
— Вылет в шесть утра, регистрация пассажиров заканчивается за двадцать минут. Благодарю, что выбрали...
— Да. — Тиль, не дослушав, набрал другой номер.
— “Юни-Аэро”, доброй ночи.
— Мне нужно в Киев. Срочно.
— К сожалению, раньше десяти утра мы вас отправить не сможем. Билеты на ближайшие рейсы проданы.
— Десять утра?..
— Да, и только в первом классе.
— Забронируйте для Вольфа Шнайдера.
— Принято, Герр Шнайдер, благодарим за выбор компании “Юни-Аэро”. Если у вас есть багаж, он будет...
— И вам спасибо, — буркнул Тиль, сбрасывая звонок.
— “Глобал-Транс”, здравствуйте, — кивнула ему очередная мордашка.
— Здрасте. Во сколько отходит первый поезд на Москву?
— Первый в пять утра, далее через каждые полчаса.
— Давайте на этот, пятичасовой.
— Ваше имя...
— Александр Юхневич.
— Господин Юхневич, ваш билет стоит двести сорок четыре евро девяносто пять центов плюс двенадцать евро за страховку. По прибытии в Москву не забудьте, пожалуйста, перевести часы. Мы ряды приветствовать вас...
Тиль выключил трубку и пасьянсом разложил идентификационные карточки. Свет зажигать не хотелось — в темноте Ирина выглядела спящей, и это успокаивало. Как будто все еще можно было изменить. Просто выбрать что-то иное и тем самым вернуть ей жизнь. Если бы Тиль мог, он бы сейчас так и поступил. Но выбор предполагаемый и выбор сделанный — это разное...
Вглядываясь в рельефный шрифт, он разыскал три ИД-карты: Кучеренко, Шнайдер, Юхневич. Три варианта — не дань традиции и не давление стереотипов. Москва, Киев и Брянск. Три разных варианта, элементарная мера предосторожности.
Тиль принялся гладить пластиковые прямоугольники, словно пытаясь различить их на ощупь. “Спасибо за ваш выбор...” Так ему говорили по терминалу те девицы. Странно. Очень странно звучит. Никто никогда не скажет: “Спасибо за то, что дышишь”. А за выбор — почему-то спасибо...
— Пожалуйста, — прошептал он, поднося к глазам карточку.
Александр Юхневич. Значит, Москва. Поезд в пять ноль-ноль.
Не то чтобы две другие дороги вели не туда. Тиль давно убедился: они все ведут в одну сторону. Но пути с названиями “Кучеренко” и “Шнайдер” слишком быстро заканчивались.
Собрав карточки, он распихал их по карманам и направился к выходу. В дверях Тиль задержался и поймал себя на том, что продолжает взвешивать какие-то варианты. Эта привычка была полезной, но сейчас он думал об Ирине Кравец, а то, что с ней случилось, он исправить не мог — ее смерть уже стала реальностью. Реальность Тилю Хагену не подчинялась.
Минус 50 часов
— Лаур? Элен Лаур?..
— Что?.. — Женщина подалась к окну. — Что вы сказали?
— Ваша фамилия Лаур? — спросил инспектор, перекрикивая грохот ливня и рев горящей на обочине цистерны. К черному небу рвался оранжевый смерч, и все вокруг — колонны автомобилей, ребристые потоки воды на асфальте, даже плащи патрульных, — все было такое же оранжевое и недоброе.
Полиция проверяла каждую машину, но фонарями никто не пользовался — в три часа ночи на шоссе было светло, как днем.
— Ваша фамилия Лаур? — повторил инспектор, махнув ее ИД-картой.
Элен снова не расслышала, но, догадавшись, кивнула.
Он с профессиональным отвращением заглянул, к ней в салон и, поежившись, провел мокрой ладонью по мокрому лицу. Бессмысленный жест. По щекам вновь потекла вода, закручиваясь на подбородке в кривую китайскую косичку.
— Может, я поеду? — спросила Элен. — Ваш простатит — ваши проблемы. А у меня дела в городе.
— Покиньте автомобиль.
— Что?.. Вы шутите.
— Покиньте автомобиль! — проорал полицейский, хватаясь за терминал, висящий на поясе.
С его стороны это было свинством. Маленькой гадостью, на которую он имел право, — вытащить человека под ливень и продержать несколько минут, пока одежда не промокнет насквозь.
Элен тряхнула головой, скидывая длинную челку набок, и открыла дверь.
Инспектор зачем-то включил фонарь и направил свет ей в глаза. Она неохотно вылезала, чувствуя, как внимательный взгляд ощупывает ее губы, шею, цепляется за длинный смоляной “хвост”, скользит по куртке, застывает на уровне лопаток и вползает под широкий лацкан. Несмотря на дождь, ночью было душно, а кондиционер не работал, поэтому Элен позволила себе избавиться от свитера. Чужой взгляд холодной рукой шарил по телу и, кажется, не собирался останавливаться.
Она подняла воротник.
— Ну?..
— Дорогая машина, — со значением произнес инспектор. — По области таких больше ста штук в угоне.
Построение фразы предполагало полуинтим, но из-за шума пожара приходилось кричать изо всех сил. Так и вышло: полуинтим-полукрик. Доверительный вопль.
— Я не из вашей области, — ответила Элен.
— Проверим. Пошлю запрос в Центральную.
Она запахнула куртку плотнее. Без толку: вода лилась и сверху, и сбоку, и как будто даже снизу. Это было похоже на автомойку. Элен предпочитала ванну.
Мимо них, разрезая скатами лужи, прокатились уже три машины. Не такие дорогие, как ее “Лексус-Т2”. Она вздохнула и посмотрела на инспектора.
Триста евро он не возьмет, испугается. А двести — возьмет. Можно предложить сто, и он согласится на сто пятьдесят. Проклятая тачка... И еще он видел бриллиантовую серьгу в ее левом ухе. Отдать ее к черту? Нельзя, это подарок. Надоело... Как же все надоело...
— Руки на крышу, ноги врозь, — сказал полицейский громко, но ласково.
Двести. Всего-то двести евро. Заплатить и не мучиться. Иначе обыск. Ледяная ладонь под куртку. Грязная и шершавая — прямо на грудь. Конечно, куда же еще? Ни к чему ей такое удовольствие.
Элен поправила мокрую прядь и коснулась пальцами лба. Нет, это не то...
— Не то, не то, не то... — пробормотала она.
— Ваша фамилия Лаур?
Она кивнула и вытряхнула из пачки сигарету.
Инспектор облокотился на дверь и сунул голову внутрь. Ему хотелось хоть на секунду избавиться от дождя и от воя пламени.
— Воспаления легких не боитесь? — спросила Элен.
В машине было тепло и сухо, но, чтобы оценить эту роскошь, нужно хорошенько вымокнуть. Или попробовать вымокнуть.
Элен потрогала куртку. Ни капельки, разумеется. Полицейский продолжал мяться снаружи.
— Дорогая машина, — сказал он, фиксируя внимание на ее коленях. — По области больше ста штук...
Элен усмехнулась. Она почему-то думала, что его взбесило упоминание простатита, а он просто желал денег. И это, как говорил школьный учитель физики, объективная реальность. И значит, от этого никуда не деться.
— Да, морока... — Она проверила карманы. Наличные шелестели и в левом, и в правом, и в обоих внутренних. Проблема была в том, чтобы не вытащить слишком много.
Щелкнул прикуриватель, и Элен, вздрогнув, достала две сотни.
— Взяток я не беру, — сказал полицейский.
— Правильно.
Она протянула деньги, и он их не взял — просто банкноты исчезли под его широким манжетом. Элен с инспектором посмотрели друг на друга и синхронно моргнули, будто стали друзьями.
— Всего хорошего, мисс Лаур. Да!.. Я вижу, у вас спутниковый навигатор. Хотел предупредить, что в городе он работать не будет.
— Весьма любезно с вашей стороны. — Она прикурила и тронулась.
Двенадцатиполосное шоссе было перегорожено — напротив щита “МОСКВА —MOSKAU — MOSCOW” громоздились бетонные блоки. В роли шлагбаумов выступали чумазые, утомленного вида броневики. “Лексус-Т2”, созданный на базе старичка “Хаммера”, протиснулся между бортами и, выехав на простор, устремился вперед. По обеим сторонам дороги торчали жилые башни — горящих окон было немного, но стены до третьего этажа были покрыты светящимися граффити. Везде одно и то же...
Слева от “Лексуса” появился его прототип, натуральный “Хаммер”, не иначе — из последней партии, снятой с консервации. Какой-то хлыщ за рулем жестом позвал Элен к себе — не то в машину, не то замуж. Она отмахнулась и включила навигатор.
Инспектор не соврал, прибор не работал. Красная точка на карте помелькала — все время в разных местах — и погасла. Сама карта с монитора не исчезла, но после двух развязок Элен потеряла направление. “Хаммер” с плейбоем был уже далеко, от него осталась лишь мутная водяная взвесь, прибиваемая к дороге дождем. Элен свернула к висевшему вдали желтому зареву. В центре никогда не спят. “Кто видел Находку, тот знает Париж...” Элен не видела ни Парижа, ни тем более Находки, и вообще она считала, что все пословицы — мусор, но с этой сентенцией спорить было трудно.
Вскоре на улице появились машины и мотоциклы, а количество светлых окон заметно выросло, как будто Элен пересекла часовой пояс.
Из больших размокших коробок выбирались сонные люди. Потревоженный картон тяжело шевелился, менял форму и разваливался на куски. Бродяги, еще толком не протрезвевшие, мучительно возвращались к реальности. Под дождем это происходило быстро.
Элен полистала на мониторе карту и выяснила, что ей нужно попасть к какому-то кольцу. Потом появится река — вероятно, такая же переплюйка, что и в Питере, — надо будет проехать по мосту между храмом и крепостью, и вот там, где-то за мостом, начнется...
Элен проверила записи.
Да, начнется Полянка. Почему-то Малая. Наверно, есть и Большая...
Она взглянула на карту.
Да, действительно, Большая тоже есть. Черт разберет... Мерить их, что ли?
Она остановилась у тротуара и посигналила. Старик, задумчиво обходивший мусорные баки, повернулся и замер.
— Чего? — спросил он после паузы.
На нем был блестящий полицейский плащ — почти новый, но зачем-то подвязанный пестрым поясом от домашнего халата. Короткие поля шляпы опустились, и с них, как с крыши, бежали частые струйки. И еще у него была борода — пегая, разлохмаченная, заметная даже сзади.
— Малая Полянка, — сказала Элен. — Подойди, дам тебе кой-чего.
Бородатый проворно шагнул к машине.
— Это возле “Ударника”, — сообщил он. Элен достала десятку, но до окна не дотянулась.
— Какой еще ударник?..
— Киноцентр “Ударник”, а там уже близко. Э, да ты первый раз в Москве? — Он покачал головой. — Сама не найдешь.
Элен побарабанила по рулю.
— Ладно, садись.
Старик без разговоров забрался в машину. Впрочем, теперь Элен видела: не такой уж он и старик. Лицо у бродяги было грязное, но относительно свежее. Он сверкнул глазами на купюру, потом, с вожделением, на короткую голубую куртку и на голые колени. Элен застегнула “молнию” до подбородка.
— Я с тобой деньгами расплачусь.
— Сейчас едем прямо, до самой площади. Там налево, — сказал мужчина. — И хорошо.
— Что “хорошо”? — не поняла Элен.
— Хорошо расплатишься — вот и хорошо.
Она наступила на педаль, и “Лексус” рванул по ночному проспекту.
Бородатый помалкивал, лишь косился на ее ноги и тревожно, как лось в зимнем лесу, потягивал носом воздух. Купюру с приборной панели он не забрал, и это было не очень здорово. Элен что-то предчувствовала, но пока — смутно.
Следуя указаниям бродяги, она несколько раз свернула, пока не уперлась бампером в кирпичную стену. То, что на въезде выглядело как тоннель, было каким-то подземным складом. На стальных воротах висел здоровенный ржавый замок. Элен растерянно посмотрела назад, и этой секунды мужчине оказалось достаточно, чтобы выдернуть ключ зажигания.
— Вот и приехали, — сказал он.
— Десятки тебе не хватит? Еще?..
— “Хватит” — это не про деньги, — изрек бородатый, встряхивая ладонью, ловя выскочивший из рукава нож и выщелкивая лезвие — все одним движением.
— Возьмешь наличные и карточки, — предположила Элен. — И тачку тоже?
— И тачку, — спокойно подтвердил он.
— И меня?
— Ну, так!..
Мужчина продолжал ее рассматривать, уже откровенно и деловито, как свою собственность.
— Один разик, — строго сказала она. Незнакомец нахмурился и поиграл ножом — на случай, если она вдруг не заметила.
— А чего ты ждал? Мне что, плакать, что ли? Давай, же двигайся, только по-быстрому.
Она решительно расстегнула “молнию”, сунула левую руку за пазуху и, приподняв правый локоть, выстрелила через куртку ему в живот. — Ты чего от меня ждал? — повторила Элен. — Слез?
Открыв дверь, она вытолкнула его из машины и вышла сама. Теперь ствол можно было и показать, иногда это полезно. Она носила пистолет во внутреннем кармане — страшно подумать, что сделал бы полицейский, нащупав рядом с грудью еще и рукоятку. Семимилли метровый “стейджер”, оружие профессиональных подонков: пуля на воздухе нейтральна, в крови разлагается. Если не убьет, то замучает до смерти.
— Ну что, угомонился? — Она откинула нож подальше и присела на корточки. — До Малой Полянки-то мы с тобой так и не доехали...
Собрав силы, бородатый махнул рукой куда-то в стык между стенами.
— Ты издеваешься? — возмутилась Элен. Он виновато кашлянул.
— “Ударник”... Или Кремль... Любой покажет.
— Какой еще Кремль?!
— Щас из трубы... направо... потом дальше... дальше, дальше... — мужчина снова помахал, уже слабее.
Элен выпрямилась и, прикрыв глаза, погладила лоб. Значит, направо и дальше... Километра три по прямой, затем поворот, еще один, там спросить у прохожего, опять поворот, и... Да, бродяга говорил правду: она попадет на мост между красным забором и большой белой церковью. Где-то в тех местах и будет Малая Полянка.
— Тебе сколько лет? — осведомилась Элен.
— Сорокх... сорок фосемь, — с натугой произнес бородатый.
— А мне — двадцать четыре. Ты ублюдок, ясно?
— Ясно... Вызови врача. У тебя же есть?.. терминал есть?..
Она достала трубку и посмотрела в потолок. На сей раз жмуриться ей не пришлось: варианты были очевидны, почти осязаемы. И было их на удивление мало, всего четыре.
Первый. Бродяга — кстати, Петр Николаевич Рыбкин — дохнет прямо здесь, у запертых ворот.
1 2 3 4 5