..
Марина улыбнулась приятной улыбкой.
- Мне ничего не надо, - быстро сказала она и распахнула дверь, так что физион
омия Федора Тучкова почти скрылась за полированной панелью. - Спасибо ва
м большое.
- Но пластырь... я все-таки... тем не менее... я бы вам посоветовал непременно за
клеить.
- Я непременно заклею, - уверила его Марина и захлопнула дверь, оставив Фед
ора с той стороны.
Кажется, до своей двери он шел на цыпочках, потому что Марина не слышала ни
каких шагов, а потом только деликатный стук - закрылась его собственная д
верь.
Неужели ушел?!
Вот повезло-то. Мог бы стоять под дверью и взывать к ней, чтобы она непреме
нно взяла у него пластырь, например, до утра.
В номере было тепло и тихо. И пахло хорошо - ее собственными духами, новой м
ебелью, полиролью и свежескошенной травой - дверь на балкон весь день ост
авалась открытой.
Прямо у двери Марина стащила пострадавшие брюки - они немедленно застрял
и на башмаках, про которые она позабыла, и пришлось стаскивать башмаки, а п
отом выпутывать из них брюки, а потом рассматривать штанины. Результаты
осмотра оказались неутешительными - вряд ли придется надеть брюки еще ра
з, требовалась серьезная чистка, которую невозможно было провести в плас
тмассовом тазу в ванной номера “люкс”.
Вот жалость какая! Брюки были любимые - хорошо сидели на всех без исключен
ия местах. Все, что нужно, обтягивали, а что не нужно скрывали, и спереди, и с
боку, и сзади зеркальное Маринино отражение было стройненьким и в меру в
ыпуклым - отличные брюки!
Вздыхая, Марина налила в чайник воды, достала банку с кофе и ту самую палку
колбасы, при одной мысли о которой у нее что-то екало в желудке. В буфете св
етлого дерева стояли тонкие чашки и бархатная коробочка со столовыми и д
есертными ложками - санаторное начальство заботилось об отдыхающих в но
мерах “люкс”.
Пока грелся чайник, Марина поливалась из душа и все думала о брюках, а пото
м перестала, зато начала думать о колбасе. К мыслям о колбасе примешивалс
я еще Федор Тучков с его неуклюжей галантностью и любовью к диким наряда
м, а потом добавились еще Юля с Сережей.
О чем же они говорили? Как бы это узнать? Может быть... да нет, это ерунда... и вс
е-таки... хотя, конечно... А вдруг “приключение” еще состоится?! И деталь - та са
мая, о которой она не стала рассказывать проницательнейшему Федору Тучк
ову и Веронике - Огневушке-поскакушке, как про себя определила ее сущност
ь Марина.
Или вместо “поскакушка” следует читать “потаскушка”?
Пожалуй... Пожалуй, нет. И сладкий Геннадий Иванович, будущая теннисная зве
зда, и Федор Тучков, испытавшие на себе действие Вероникиных чар, всей душ
ой мечтали, чтобы на них кто-нибудь распространил эти самые чары. Кажется,
это называется “вырваться из семейного плена” и еще, кажется, так - “нет та
кого женатого мужчины, который хоть на один день не мечтал бы стать холос
тым!”. Вероника просто подыгрывала - уж по крайней мере она не воспринимал
а их всерьез, страдальцев, дорвавшихся до санаторной свободы, это точно. М
арина тоже не воспринимала бы, если бы... если бы вокруг нее кто-то так же ста
л увиваться. Федор Тучков не в счет, вряд ли он за ней... увивается. Скорее вс
его так понимает “хороший тон”.
Марина закрутила кран и вылезла из ванны, на всякий случай придерживаясь
за стену рукой - не хватало только еще раз свалиться! Кто раздобудет ей по
дорожник и благородно подставит плечо, чтобы вести, как водят раненых в к
ино?!
От одной этой мысли Марину передернуло Ц она желала, чтобы ее так вели. Вп
рочем, если бы это был благородный герой в выцветших и потертых джинсах, о
на, пожалуй, согласилась бы. А если Федор Тучков - нет, спасибо!
Интересно, у него есть жена? И если есть, какая она? Такая же гладкая и пузат
енькая, как он сам, в химических блондинистых завитушках? Или, наоборот, ко
стлявая и нескладная, как старая беспородная лошадь?
Господи, о чем она думает? Какое ей дело до предполагаемой жены Федора Туч
кова?! Ей и до него самого не может быть никакого дела, тем более что за вече
р он надоел ей хуже горькой редьки!
Есть-то как хочется!
Марина размотала с головы влажный и теплый тюрбан махрового полотенца и
включила фен. Хочется или не хочется, все равно сначала придется привест
и в порядок волосы. Если волосы в порядке, остальное не имеет значения, хот
ь в мешок нарядись. Волосы и еще туфли.
Марина посмотрела на свои босые ноги и пошевелила большими пальцами. Фен
бодро гудел.
Волосы еще туда-сюда, с ними все ничего. А вот с туфлями дело плохо.
Каблуки она не носила - в десятом классе неожиданно оказалась выше всех, н
е только девочек, но и мальчиков тоже. Только тогда никто не был осведомле
н о том, что метр восемьдесят - это красиво, стильно и вообще открывает пря
мую дорогу к наизаветнейшей женской мечте - профессии фотомодели, и в кла
ссе Марину просто перестали замечать. Сидит и сидит на последней парте н
екое сутулое существо с крысиным хвостиком серых волос и в очках. Нога то
же выросла - сороковой размер, шутка ли! - и всю розовую юность Марина прохо
дила в папиных сандалиях. Негде было взять туфли сорокового размера - оте
чественная промышленность не признавала наличия в Стране Советов высо
ких, худых, длинноногих, толстых, низких, маленьких, коротконогих, длиннор
уких и еще каких-нибудь. Одежда была “средняя” - размер пятьдесят, рост мет
р шестьдесят. Обувь тоже “средняя” - тридцать семь - тридцать восемь. Марин
е она не годилась, вот и получились папины сандалии!
Зато прическу она сделала себе сама. Едва поступив в институт - поступлен
ие означало пропуск в новую самостоятельную жизнь, - она отправилась в па
рикмахерскую на Новый Арбат, тогда еще Калининский, и за бешеные деньги, р
ублей пять или семь, отстригла крысиный хвостик под корень. Когда хвости
к свалился на пол, Марина закрыла глаза от накатившего первобытного ужас
а.
Бабушка не переживет. Она уверена, что “у девушки должны быть косы”. Крыси
ный хвостик, будучи заплетен в косицу, выглядел ужасно, и, кажется, бабушка
это понимала, потому что все время принимала меры для улучшения Маринин
ых волос. Голову мыли кефиром, черным хлебом и яичным желтком - раз в недел
ю. Чаще нельзя, вредно. Репейное масло, масло касторовое, масло подсолнечн
ое. Горчичный порошок. Настой ромашки. Отварные березовые почки. Можжеве
ловые ветки - парить в кастрюле три часа, настаивать сутки, слить, ветками
обложить голову, завязать платком, а сверху покрыть клееночкой и ходить
до вечера.
Эффект от всего этого шаманства был сомнительный, но... остричь волосы?! У д
евушки должны быть косы!
Хвостик неслышно упал на пол, и приставить его обратно не было никакой во
зможности - если бы была, трусиха Марина непременно приставила бы! - и приш
лось довериться мастерице, которая мрачно кромсала Маринины волосы. Пар
икмахерши мрачно кромсали, продавцы орали, хамили и швырялись колбасным
и свертками в ненавистные рожи покупателей, таксисты ехали “в парк”, бил
етный кассир в кассе “южного направления” практически правил миром, осо
бенно в летний сезон, - время такое было, загадочное, необъяснимое. Называл
ось “Советская власть плюс электрификация всей страны”.
Парикмахерша кромсала довольно долго, и новая прическа перевернула Мар
инино представление о жизни.
Волосы оказались не серыми, а как будто рыжими - может, не стоило так много
лет мазать их репейным маслом? И вообще голова как-то изменилась, стала ле
гкой и изящной, в легкомысленных завитках и прядках, и с тех пор Марина пол
юбила эксперименты и никогда не жалела денег на самые дорогие парикмахе
рские салоны. На туфли жалела, а на салоны - нет.
Она выключила фен и некоторое время любовалась собой в зеркале. Вернее, н
е собой, а свежеуложенной прической. Сама-то она была так себе, зато причес
ка - просто блеск! Теперь можно со спокойной душой пить кофе и есть бутербр
оды с сухой колбасой. Да, и еще смотреть телевизор!
Вот он, настоящий отпускной рай, и на заимку вполне можно не ехать!
С тонкой чашечкой, исходящей сладким кофейным паром, с целой горой бутер
бродов, выложенных на подносик, Марина уселась перед телевизором, подлож
ила под бок подушку, нажала телевизионную кнопку и вздохнула от счастья.

Сейчас она все это съест, выпьет эту чашку, нальет себе следующую, а потом,
может быть, еще одну и, пошатавшись по телевизионным дебрям, найдет какое-
нибудь подходящее кинцо - про любовь или легонький детективчик без моря
крови и горы трупов - и заснет под него веселым и спокойным отпускным сном.

Не тут-то было.
Во-первых, в голову сразу полез ее собственный “детектив” - с трупом! - и неп
онятный разговор на дорожке, и Вероникин интерес, показавшийся ей чрезме
рно жгучим, и еще... деталь, о которой знала только она одна. Почему-то никто
больше не обратил на нее внимания.
Во-вторых, с кино не повезло. Не было ничего подходящего, хоть плачь! Ни “Ри
мских каникул”, ни “Как украсть миллион”, ни “Формулы любви”, ни “Шерлока
Холмса” в этот вечер не показывали.
Показывали фильм знаменитого актера и режиссера Матвея Евгешкина “Рус
ская любовь” - название всеобъемлющее и, так сказать, сразу все расставля
ющее по своим местам.
Возможно, конечно, еще бывает любовь турецкая, а также китайская и - кто ее
знает? - даже эскимосская, но русская, разумеется, самая загадочная, сильна
я и правильная во всей вселенной и ее окрестностях.
Матвея Евгешкина Марина не любила. В молодости, в пятидесятых годах, в сен
тиментальных и “рвущих душу чувствами” черно-белых фильмах, Матвей науч
ился виртуозно и со вкусом рыдать в кадре. Это рыдание было его особенным
актерским почерком, можно сказать, визитной карточкой. Маленькой, а пото
м подросшей Марине было стыдно смотреть, как взрослый дяденька поминутн
о заходится от слез - повод к слезам мог быть любой: и “русская любовь”, и бо
лезнь, и измена, и навет с клеветой, и пропесочивание партийным руководст
вом. Матвей много, старательно и вдумчиво изображал секретарей райкомов
, обкомов, облисполкомов, крайкомов, губкомов.
Таким образом, Матвей благополучно дорыдал до последнего времени, на кин
офестивале заклеймил позором богатых подлецов, укравших “народные ден
ьги”, и немедленно снял на средства этих самых подлецов свой шедеврик.
Шедеврик изобиловал откровениями и многозначительностями типа - “русс
кий человек пьет от безысходности” или “жить надо не по правилам, а по сов
ести”. Сюжетец заключался в том, что на протяжении нескольких часов плох
ие и злые люди обижали хороших и добрых. Кто возглавлял “злых”, Марина не п
оняла, а “добрых” возглавлял, разумеется, сам Матвей Евгешкин. Время от вр
емени он принимался рыдать - крупный план, старое, морщинистое, вислощеко
е лицо, клок жидких волос, в глазах скорбь “за народ” и слезы в три ручья.
Фу, стыдоба какая!
Давно бы следовало переключить кнопку, но то, что показывали на других ка
налах, Марине вовсе не подходило: бокс, бег, программа “Дачники”, виденная
впервые в январе, а потом еще раз в мае - на третий круг пошли, молодцы, ребят
а! - футбол, пятая отборочная группа, и какая-то вовсе невразумительная стр
елялка, так что пришлось волей-неволей оставаться с “Русской любовью”.
Злые люди в своем свинстве окончательно утратили человеческий облик, а д
обрые заплакали с утроенной силой, когда в дверь к Марине постучали.
Она сильно вздрогнула, кофе выплеснулся, угрожая залить чистенькие джин
сики, и Марина быстро поставила чашку на стол.
Господи, кто это может быть?!
Почему-то мысль о том, что это Федор Тучков явился продолжать свои заботы,
не пришла ей в голову, и она распахнула дверь, за которой обнаружился имен
но Федор, и вытаращила глаза. От удивления даже позабыла возмутиться.
- Добрый вечер, - ласково поздоровался гость, - с вашего разрешения я принес
вам пластырь. Бактерицидный. Вот он
И помахал у Марины перед носом белой бумажкой.
- Позвольте мне войти?
- Боже мой, - пробормотала Марина, - боже мой...
- Я оставлю пластырь и немедленно уйду, раз уж вызываю у вас такую бурю отр
ицательных эмоций, - заверил ее Федор, не переступая, однако, порога Очевид
но, без разрешения он не мог себе позволить “вторгаться” - это было очень в
его духе. Тут Марина вдруг подумала, что “Русская любовь”, судя по програм
ме, будет идти еще долго - с продолжением оказался шедеврик! - а больше заня
ться совершенно нечем, не на танцы же отправляться в самом-то деле! Кроме т
ого, появление Федора Тучкова давало ей прекрасную возможность провери
ть свои логические выводы и умозаключения - например, про жену, и про Верон
ику, и про “освобождение из семейного плена”.
А про ту самую деталь она ничего ему не скажет. Ей нужно прежде все обдумат
ь самой.
- Проходите, - решительно пригласила она, словно боясь передумать, - хотите
кофе?
- Хочу.
Интересно, “таскается” он за ней или все-таки нет? Как бы это проверить?
- Садитесь.
- Куда прикажете? На диван или... в кресло?
- Боже мой, куда угодно! Можете на пол сесть, я ничего не имею против! Или вый
ти на балкон, там тоже есть на что сесть!
- Тогда я, с вашего позволения, в кресло.
- Валяйте в кресло, - себе под нос пробормотала Марина, доливая в чайник вод
ы из круглой канистры. Эту канистру Марина в первый же день притащила из д
еревенского магазина, где та стояла невостребованная, наверное, много ле
т. Марина тащила ее, останавливалась, отдувалась, вытирала платочком пот,
обмахивалась идиотской шляпой, которая все норовила слететь с головы, а
потом ее догнал мальчишка на велосипеде, пристроил канистру на облупивш
ийся багажник и в два счета довез до санаторных ворот.
“Что вы, тетенька, не надо! - с умеренной досадой отказался он, когда Марина
стала совать ему деньги.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6