Дым ел глаза, слезы мешали видеть. Темно-серебристый блеск то и дело мерещ
ился ему в гуще влажных песчинок. Он уже понял, что перстня нет, но продолж
ал искать. Раздражение и злость высушили слезы. На несколько минут зрени
е его стало острым, как у ночного животного. Рядом с собственными следами
он заметил другие, маленькие аккуратные отпечатки босых ног, детских или
девичьих. Они были беспорядочно разбросаны по пляжу, чередовались с глу
бокими вмятинами от локтей и колен, вели к воде, от воды, к тому месту, где он
сейчас искал свой перстень, и наконец уходили вправо, к зарослям дикой ма
лины.
Ц Грачева Василиса Игоревна, Ц тихо, задумчиво произнес Шаман, поднима
ясь на ноги.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Что-то неприятное было в этой маленькой сине-розовой гостинице. Розовые
стены, :иние диваны и кресла в фойе. Розовое на умяненное лицо и синие воло
сы девушки-портье за стойкой. Вазочка с бесплатными карамельками для го
стей, тоже розовая, с синими цветочками.
Гостиница называлась «Манхэттен» и находилась напротив вокзала, в цент
ре Франкфурта-на-Майне. От вокзальной площади к финансовому сердцу горо
да, Маленькому Манхэттену, району небоскребов, банков и офисов, шло сразу
три улицы, и все арабские. Множество магазинов с коврами и дешевым золото
м, мини-маркеты, где любая вещь стоит не дороже трех евро. Фруктовые лавки
с горками орехов и штабелями из напудренных кубиков рахат-лукума. Подоз
рительные темные кофейни, где курят кальяны с дурманящими добавками и за
небольшую плату в отдельных кабинетах можно получить массу разнообраз
ных удовольствий.
Несмотря на близость вокзала и дешевые соблазны, здесь было мало народу.
После известных событий 11 сентября немцы бойкотировали арабские районы
. Из-за этого бойкота, а также из-за частых полицейских облав закрывалось
множество бизнесов.
Гостиница «Манхэттен» стояла почти пустая. Для людей среднего достатка
она была дорогой. Для богатых недостаточно удобной и престижной. Своих ч
етырех звезд она не оправдывала. В общем, так себе отельчик. Зато никаких п
рослушек, видеокамер и прочих пакостей.
Андрей Евгеньевич Григорьев прилетел вечером из Нью-Йорка, страшно уста
л от перелета. Он давно не путешествовал, надеялся, что поездка в Германию
его взбодрит, но пока получалось наоборот. Все раздражало. Во-первых, ни в
аэропорту, ни тем более в самолете нельзя было курить. Во-вторых, пришлось
провести в очередях на досмотр в общей сложности часа четыре. Досматрив
али тщательно, но бестолково. У Григорьева отняли маникюрные ножницы. У п
ожилой дамы, которая проходила перед ним, Ц пинцет для бровей. А потом, в м
еждународной зоне, какой-то пьяненький русский с нервным смехом рассказ
ывал, что эти лохи даже не заметили у него в кейсе старинный осетинский ки
нжал, который он за дикие бабки купил на Брайтоне и вывозил без всякого ос
обого разрешения. Он не постеснялся тут же, во фришопе, продемонстрирова
ть свое приобретение.
Франкфурктский аэропорт оглушил Григорьева. Густая толпа вынесла его в
гигантский зал прилетов, где крутились и грохотали чемоданами больше ст
а багажных лент. У стоянки такси выстроилась длинная очередь. В городе от
крывалась очередная международная ярмарка.
Андрея Евгеньевича не покидало чувство бессмысленности, какой-то любит
ельской театральности затеи с его прилетом в Германию. Ему было слишком
много лет, чтобы играть в шпионские игры. Его дело Ц сидеть дома, в тишайш
ем уголке Бруклина, цедить информацию из разных источников, копаться в н
ей, анализировать, делать выводы, выстраивать прогнозы. Однако на этой по
ездке настаивали сразу два его руководителя: глава русского сектopa ЦРУ Би
лл Макмерфи и генерал ФСБ, глава Управления Глубокого Погружения Всевол
од Сергеевич Кумарин. У каждого были на то свои причины.
Официально Андрей Евгеньевич Григорьев являлся бывшим полковником КГБ
, который сбежал к американцам и стал сотрудничать с ЦРУ. Почти двадцать л
ет назад его на родине приговорили за это к расстрелу. На самом деле полко
вник Григорьев все эти годы продолжал работать на Россию. То есть на Упра
вление Глубокого Погружения, на загадочную структуру, которая зародила
сь в недрах КГБ незадолго до развала СССР, до сих пор существовала вполне
успешно и умудрялась держать под своим контролем если не всю финансово-
политическую систему России, то хотя бы часть этой системы.
После американской катастрофы 11 сентября прошел почти год, но реальные о
рганизаторы так и не были обнаружены. Рассматривалось 47 тысяч версий и си
гналов с мест, множество психов рвалось взять на себя вину либо выступит
ь в роли свидетелей. Все оказывалось блефом, тупиком. Поисками, прямыми и к
освенными, занимались спецслужбы, не только США, но и Европы, и даже России
. Каждая очередная порция информации еще больше запутывала расследован
ие.
За два дня до катастрофы между Григорьевым и Макмерфи произошел забавны
й разговор. Они ужинали в итальянском ресторане в Манхэттене. Макмерфи, л
овко наматывая спагетти на вилку, рассуждал о том, что во всех нынешних бе
дах России виноват КГБ.
Ц Знаешь, Эндрю, все эти липовые фирмы в оффшорных зонах, открытые КГБ в н
ачале девяностых, они вроде черных дыр втянули в себя Россию. Им за копейк
и продавали нефть, лес, металл, а они перепродавали это добро по нормальны
м рыночным ценам. Прибыль получалась колоссальная. Но им все было мало. Он
и постоянно вели двойную игру. Вычисляли воров и бандитов, но вместо того,
чтобы судить и наказывать, шантажировали их, теснились у их воровских ко
рмушек. Они породили монстра под названием российский криминальный кап
итализм. Им казалось, что, участвуя в отмывании и перекачивании криминал
ьного капитала, они контролируют процесс. На самом деле они питали эту че
рную стихию, и стихия их всосала, как воронка.
Ц Они питали самих себя, Ц сказал Григорьев и отправил в рот розовый, не
жный кусок лососины.
Ц Ну да, Ц радостно кивнул Макмерфи, Ц я об этом и говорю. Обжорство, как
известно, ни к чему хорошему не приводит. В итоге они разрушили собственн
ую структуру. В России сейчас нет реальной силы, способной противостоять
криминалу. Заказные убийства, взрывы жилых домов, дикий разгул экстреми
зма. Кто за этим стоит? Чеченцы? Олигархи? Воровские авторитеты? МВД? ФСБ? Кр
иминальные сообщества? Ц Макмерфи сердито помотал головой. Ц Вот что я
тебе скажу, Эндрю. В конечном счете не важно, кто за этим стоит. Важно, что ос
тановить это некому. И я не удивлюсь, если завтра в утренних новостях услы
шу, что взорвали Кремль!
Билли, конечно, был пьян. Но Григорьев все равно на него разозлился. Его то
же слегка повело от кьянти, воображение разыгралось, он вдруг ясно предс
тавил кошмарную картину Ц взрыв Кремля. И неожиданно для самого себя вы
палил:
Ц А я не удивлюсь, если завтра кто-нибудь взорвет Пентагон и Манхэттен!
В ответ Макмерфи весело рассмеялся.
Этот разговор происходил вечером девятого сентября. Одиннадцатого сен
тября, почти одновременно, четыре пассажирских самолета врезались в неб
оскребы на Манхэттене и в Пентагон. Погибло более семи тысяч человек.
У Билли Макмерфи случился инфаркт. Через неделю Григорьев навестил свое
го шефа в госпитале ЦРУ. Бледный, отечный, постаревший Билли, едва увидев А
ндрея Евгеньевича на пороге палаты, приподнялся на подушках и с хриплым
пафосом произнес:
Ц Я тебя ненавижу, Эндрю! Я тебя когда-нибудь убью!
«Может, он меня отправил сюда, во Франкфурт, потому что всерьез решил убит
ь?» Ц кисло пошутил про себя Григорьев, заполняя гостиничный бланку сто
йки портье.

* * *

Василиса уже не пыталась позвать на помощь. Звук мотора таял и вскоре сов
сем исчез. Катер проплыл мимо, вокруг опять ни души. Ни одного живого движе
ния и звука. Только упрямое потрескивание вспыхивающей древесины, дрожь
языков пламени и черное ядовитое дыхание дыма. Сил хватило на то, чтобы пр
иподнять голову, глотнуть воздуха и перевернуться на спину. Надо было вс
тать и идти, но так хотелось полежать еще немного, не двигаясь. Если закрыт
ь глаза, можно представить, что лежишь не в злом горящем лесу, а дома, в свое
й комнате, на лохматом мягком коврике.
«Я посплю капельку, Ц сказала себе Василиса, как говорила совсем недавн
о, когда ночами готовилась к экзаменам, Ц я только на минуту закрою глаза
, а потом встану, и вперед».
Дома, ночами, каждый раз получалось, что спала она долго и ничего не успева
ла. Не помогали ни кофе, ни чай. От холодного душа знобило, несмотря на жару.
Она садилась за стол, сжав ладонями виски, читала вслух главы из учебнико
в, зубрила английские «топики», но уставала шея, она опять укладывалась п
узом на коврик, с книжкой, и минут через тридцать шептала: «Я посплю капель
ку».
У нее была отличная память, мозги работали вполне живо. Многое она понима
ла и схватывала налету. Но невозможно за пару месяцев наверстать то, на чт
о требуется два года. В десятом и одиннадцатом классах Василиса практиче
ски не училась. Она самоутверждалась. Мучительно решала для себя вопрос:
красивая она или нет. Положительный и отрицательный ответы чередовалис
ь, как день и ночь.
Если посчитать, сколько времени за эти два года она провела перед зеркал
ом, получится кошмарная цифра. Если к этой цифре прибавить еще количеств
о часов, проведенных в кафе, в гостях, на улице, в ночных клубах, магазинах м
олодежной одежды и парфюмерии, то не останется практически ничего. Конеч
но, в школу она иногда ходила, сидела на уроках, но мысленно плавала в стра
нных и мутных водах своих подростковых томлений.
Жила бы она в грязной холодной коммуналке с родителями-алкоголиками; ро
дилась бы инвалидом или, на худой конец, сильно и безответно влюбилась в к
акого-нибудь подонка, вероятно, было бы проще договориться с самой собой.
У нее имелась бы уважительная причина для страданий. Но уважительной при
чины не было, а страдать хотелось. Впрочем, иногда, наоборот, хотелось бурн
о радоваться, скакать и вопить во всю глотку. Тоже просто так, без всякой п
ричины.
Василиса родилась здоровой девочкой, в чистенькой двухкомнатной кварт
ире в центре Москвы. Она была единственным ребенком. Родители очень ее лю
били, правда, пять лет назад они развелись, она осталась с мамой, но с папой
виделась часто, он успешно занимался бизнесом и старался, чтобы девочка
ни в чем не нуждалась.
Влюбиться она не могла, ни в подонка, ни в кого-либо вообще. Напряженная вн
утренняя борьба с ветряными мельницами собственных комплексов создава
ла в ее душе такой грохот и такое пестрое мелькание, что других людей она п
рактически не слышала и не видела.
В ящике ее письменного стола лежало круглое двустороннее зеркальце, одн
а его сторона была с пятикратным увеличением. Василиса могла часами разг
лядывать свое лицо во всех подробностях, и подробности эти ее ужасали, ос
обенно когда она сравнивала собственную физиономию с гладкими, вылизан
ными компьютерным способом личиками журнальных моделей.
«Господи, ну почему я такая страшная? Зачем мне жить, если я уродина? Зачем
учиться, поступать в институт?»
Она находила где-нибудь на подбородке едва заметный прыщик и с яростью н
абрасывалась на него. Через пятнадцать минут он превращался в большую, в
оспаленную гадость, с которой нельзя выйти на улицу и тем более идти в шко
лу.
Если совсем нечего было расковырять на лице, агрессия саморазрушения на
правлялась на килограммы веса. Василиса целеустремленно голодала, дово
дила себя до голодных обмороков. Но вдруг хотелось чего-нибудь вкуснень
кого. Она украдкой от самой себя съедала булочку, шоколадку, мороженое, сн
ачала немного, потом больше, и уже не могла остановиться. Килограммы возв
ращались на место. Впрочем, никто, кроме нее, этого не замечал, их было всег
о полтора-два, не больше, этих килограммов.
Когда она плясала на ночных дискотеках, сидела на уроках или в кафе в комп
ании друзей, невозможно было представить, сколько шума, визга и суеты про
исходит в ее душе. Тоненькая, ладная, большеглазая девочка, с густыми тяже
лыми волосами до пояса. Какие у нее могут быть комплексы?
«Правда, какие комплексы? Ну их к черту!» Ц говорила себе Василиса, возвра
щаясь домой на рассвете после очередной безумной вечеринки, обещая себе
, что перепишет, наконец, сочинение, исправит пару по физике. Вместе с учеб
никами и тетрадями на столе само собой появлялось увеличительное зерка
ло. Все начиналось сначала. Устав от борьбы, лежа на коврике в своей комнат
е, Василиса виновато шептала: «Я посплю капельку».
Она засыпала крепко, видела счастливые детские сны и просыпалась другим
человеком. Умывшись, глядела в зеркало в ванной и вдруг жутко себе нравил
ась, начинала громко петь, прыгать, танцевать. Вдохновенно наряжалась, пр
ичесывалась, рвалась вон из дома, чтобы срочно кто-нибудь ее, такую красив
ую, увидел и оценил по достоинству.
Ценители всегда находились. Главным из них в последнее время был некто Г
ерман, шикарный молодой человек, почти вдвое старше нее.
Когда Василиса училась в восьмом классе, он преподавал в ее школе физкул
ьтуру. Проработал всего год. Девочки сохли по нему, учительницы приходил
и в школу надушенные и накрашенные, со свежими парикмахерскими укладкам
и. Он был вкрадчиво любезен с учительницами и благоразумно не обращал ни
на кого из учениц внимания. И все-таки Василиса могла поклясться, что уже
тогда, в восьмом, он выделял ее, худющую, слегка дикую, из общей стаи вполне
зрелых одноклассниц. Он чуть дольше, чем следовало, задерживал на ней взг
ляд своих узких голубых глаз и, когда страховал ее при прыжке с брусьев ил
и через «козла», обязательно ловил, прикасался сухими горячими лапами, х
отя она отлично прыгала и совершенно безопасно приземлялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11